один эстрадный конферансье за всю свою долгую творческую жизнь не удостаивался 
такого дружного, искреннего свиста.
После этого случая я робко намекнул жене, что пса, может быть, следует выкинуть 
в окно. Я сказал, что эта на первый взгляд крутая воспитательная мера 
благотворно скажется на характере нашей собаки. В ответ жена назвала меня 
словом, которое убедило меня, что достичь соглашения невозможно. Тогда я решил 
поступить с Кексом более гуманно. Я заманил пса в такси и, скармливая ему 
кусочки ветчины, беспрепятственно отвез километров за десять. Здесь я открыл 
дверцу и хорошим пинком придал Кексу такое ускорение, что, по моим расчетам, он 
должен был превратиться в искусственный спутник Земли. Затем я попросил шофера 
показать все, на что способна его машина.
Это были великолепные мгновения. На радостях я зашел в ресторан и хорошенько 
отобедал в знак освобождения от этой кошмарной собаки. Моя душа ликовала и пела,
 мне казалось, что даже булыжники на мостовой подпрыгивают от радости. Смущала 
только жена. Как смотреть ей в глаза? Что выдумать?
Кекса я увидел, когда подходил к нашему подъезду. Он подбегал такой грязный, 
словно его целый день окунали в болото. Добредя до каменного изваяния, в 
которое я превратился, Кекс посмотрел на меня с непередаваемым чувством 
превосходства, отряхнулся, залепив меня грязью, и, фыркнув, побрел домой.
С тех пор мы живем вместе. Теперь-то я знаю, что от этого пса мне, наверное, 
никогда не избавиться. Единственное, что меня утешает, так это сознание того, 
что собака – лучший друг человека. Если вы мне завидуете, могу устроить вам 
щенка, сына Кекса.




ВОСКРЕСШАЯ ТРАДИЦИЯ

Если кожа на лице покрывается беспорядочной сеткой морщин; если шевелюра, редея,
 отступает под натиском аванпостов надвигающейся лысины; если утром вместо 
бодрой зарядки производится массаж ноющей поясницы; если живот в своем 
неудержимом росте раздвигает узкие рамки брюк, заставляя менять ремень на 
подтяжки, – это значит, что мужчине исполнилось или скоро исполнится пятьдесят 
лет.
Эти приметы как нельзя лучше подходили Василию Ивановичу Гамову, управляющему 
строительным трестом. Недавно ему пошел шестой десяток, и никогда Василий 
Иванович не ставил на исходящей бумаге печать столь же ясную, какую годы 
оставили на его лице и фигуре.
Прежде чем начать рассказ, необходимо сообщить, что у Василия Ивановича, как 
это и положено всякому уважающему человечество мужчине, была семья. Лет 
тридцать назад молодой десятник-строитель Вася Гамов сумел доказать счетоводу 
Наташе Вихровой, что его любовь к ней ни с чем не сравнима. Правда, Петя 
Соловьев доказывал то же самое, но делал это без должного пафоса, и через 
некоторое время на вопрос, как ее фамилия, Наташа, почти никогда не ошибаясь, 
отвечала: «Гамова».
Несмотря на то что через год-два Василий Иванович уже без труда подбирал 
сравнения для своей любви к молодой жене, семейный союз оказался счастливым. По 
мере роста супружеского стажа росла семья, и к описываемому времени она 
включала в себя двоих сыновей, поразительно напоминавших десятника Васю Гамова, 
и младшую двадцатилетнюю дочь, как две капли воды похожую на счетовода Наташу 
Вихрову.
Когда дочь родилась, Наталье Петровне было тридцать лет. Следовательно, теперь 
ей… Пощадим, однако, женское самолюбие и не будем подводить итог. Скажем только,
 что она моложе мужа на несколько месяцев, и эти месяцы, столь значительные при 
сравнении младенцев, не помогут определить разницу в возрасте пожилых людей.
Тридцать лет, среди которых было немало бурных, прошлись по Наталье Петровне 
своими равнодушными граблями. Она осталась милой, веселой и симпатичной, но 
морщины, седые волосы и другие попутчики бегущего куда-то времени лучше всякого 
метрического свидетельства говорили о том, что Наталье Петровне… скажем прямо, 
пятьдесят лет.
Дело началось с того, что Галина Войкова, техник производственного отдела, была 
вызвана к управляющему.
– Что это такое, товарищ Войкова? – Василий Иванович ткнул пальцем в лежащую 
перед ним сводку.
– Это цифра, Василий Иванович, цифра два, – разъяснила Галина, пожимая плечами.
– Благодарю вас. Эта цифра довольно точно определяет, какую оценку вам нужно 
поставить за вашу работу. О чем вы думаете в рабочее время?
Здесь Василий Иванович взглянул на Галину и встретился с глазами такой 
поразительной голубизны, что у него перехватило дух. Он раньше никогда не 
замечал, что у Войковой такие красивые глаза. Да и вся она, смущенная, 
растерянная, была очень хороша.
– Гм… ладно, идите. И смотрите, не делайте более ошибок… Галина.
С этого началось.

Утром следующего дня Наталья Петровна была поражена: Василий Иванович делал 
зарядку. Он, громко сопя, размахивал руками, нагибался, с трудом доставая 
пальцами до колен, и приседал, вставая с таким трудом, словно на плечах у него 
было пианино.
– С твоим сердцем! – ахнула Наталья Петровна. – Немедленно перестань!