И Гриша, не сводя с Вики своих выпученных от любви близоруких глаз, сказал то 
же самое, только совсем наоборот. Он оскорбил меня словами, из которых самым 
интеллигентным было слово «тупица». И тогда я осуществил свою вековую мечту: 
взял его за загривок и окунул в фонтан.
И Вика сказала:
– Уходите оба. И не смейте приходить до тех пор, пока вы, Семен, не научитесь 
за три минуты решать кроссворды, а вы, Гриша, складывать в пирамиду хулиганов. 
До нескорого свидания – через год на этом месте!
Целый год, приходя с работы, я читал книги. Голубой экран моего телевизора 
покрылся паутиной, я забыл, что такое ринг, и на меня безнадежно махнули рукой 
друзья. Я читал до глубокой ночи, читал запоем, и мой мозг впитывал имена, 
цифры, даты и названия, как песок в пустыне – горячие капли случайного дождя. Я 
добывал огонь вместе с уламрами, оплакивал Гектора со стен Трои и присутствовал 
при последней дуэли Гамлета. Апулей научил меня смеяться, Шекспир открыл глаза 
на бури страстей, бушующие в душах людей, а Толстой приучил спокойно и мудро 
размышлять о делах минувших, настоящих и будущих. Я многое узнал и понял, моя 
голова распухла от знаний. Но все это время я не переставал думать о Вике, в 
моих ушах звучал ее голос, и даже с закрытыми глазами я видел ее прекрасное 
узкое лицо. И когда прошел ровно один год, я побрел в парк, бормоча про себя 
упоительные сонеты Петрарки.

Вика сидела на той же скамье. Она была так же прекрасна и грызла те же лимонные 
дольки. Около нее стоял какой-то верзила с бетонными плечами и чугунной 
челюстью. Это был Гриша. Он сильно изменился за этот год. Он прибавил не меньше 
десяти килограммов, и это были килограммы не жира, а мускулов. И Вика спросила:
– Ну как, мальчики, выяснили за год, что важнее: сила или мысль?
В это время мимо проходила компания веселых и бестактных парней. Не успел я 
процитировать чрезвычайно подходящее к данному случаю изречение Овидия, как 
Гриша сложил из парней пирамиду у Викиных ног. Кроссворд, который я тут же 
разгадал за три минуты, полностью восстановил равновесие. И тогда Гриша, трижды 
стукнув кулаком в свою бетонную грудь, прорычал:
– Вика, послушайте меня. Выбирайте, Вика. Ради вас я стал чемпионом города по 
боксу, ради вас подставлял свою личность под сокрушительные удары левой и 
правой. Так неужели я должен терпеть рядом с собой этого тощего заморыша с 
торчащими ушами?
Меня обидели эти эпитеты, и я назвал Гришу словами, из которых самым беззлобным 
было слово «тупица». Тогда Гриша взял меня за шиворот и бросил в фонтан. И Вика 
сказала:
– Уходите оба. И не смейте приходить до тех пор…
Короче, я снова посещаю секцию бокса. Реже, чем когда-то: много времени 
отнимают книги. Я понял, что бокс и книги – вот два слагаемых моей грядущей 
победы. С Гришей встречаюсь каждый день, на тренировках и в библиотеке. Мы еще 
посмотрим, чья очередь купаться в фонтане, приятель!



ОЧЕНЬ ВЕЗУЧИЕ БЕЛКИНЫ

Из комнаты бухгалтера Белкина, переезжавшего на новую квартиру, неслось:
– Тяни сильнее! Сильнее! Завязывай! Уфф… кажется, все.
– Папа, а вот еще твои тапочки. Они еще не очень старые, их можно носить.
– Молодчина! Клади их в авоську.
Флегматичный тринадцатилетний отпрыск Белкина втиснул тапочки в кастрюлю и 
придавил их крышкой. Затем отпрыск пошарил глазами по комнате и меланхолически 
заметил:
– Ты еще не вывинтил лампочку, папа.
– Правильно, Семен, – похвалил сына Белкин, – лампочка на нашем балансе. 
Слышишь, Ксения? У твоего сына моя бухгалтерская хватка! Твой сын, Ксения, 
будет бухгалтером.
Супруга на миг прекратила выдергивать из стен гвозди, которые также были на 
балансе семьи Белкиных, и раздраженно ответила:
– Ты мне сына не порти, пассив несчастный! Бухгалтером! Мой Семен с его 
фантазией и слухом – и бухгалтером! Он будет му-зы-кан-том!
– Музыкантом?! – Белкин саркастически усмехнулся. – С его слухом и на барабане 
не сыграешь. Ну скажи, Семен, кем ты хочешь быть?
– Я хочу быть бухгалтером на самостоятельном балансе, папа, – без всякого 
воодушевления сказал отпрыск. – Дай мне полтинник на самостоятельные расходы.
Белкин торжествующе сунул сыну монету.
– Сыночек, – мама швырнула на пол клещи и нежно погладила сына по наголо 
остриженной голове, – скажи, что ты пошутил. Ну, кем ты хочешь быть, сыночек?
– Я хочу быть музыкантом, мама, – вяло произнес отпрыск, вопросительно глядя на 
мамин ридикюль.
Получив второй полтинник, отпрыск сел и, прищурясь, смотрел на яростно спорящих 
родителей.
Дверь приоткрылась, и в комнату заглянула соседка:
– Извиняюсь, мадам Белкина, с вас тридцать шесть копеек за газ согласно 
подсчету.
Спор оборвался. Папа Белкин порылся в бумажнике.
– Внеси, Семен, я потом тебе отдам, у меня только крупные купюры.
Отпрыск тяжело вздохнул, вытащил кошелечек и неохотно отсчитал деньги. Потом