дорогих гостей, им ласково улыбаются администраторы, их без звонков и всякого 
блата поселяют в номера с удобствами! Сказка – и только. Растроганные, 
ошалевшие от доброго отношения фаны вместе со спасателями «раскачивают трассы» 
– утрамбовывают их ногами, маркируют, приводят в порядок.
Пока лавины о себе не напоминают, подлинный бич Кушкола – это комиссии. Их 
понаехало сюда с полдюжины, от разных организаций и ведомств, и каждая с 
нерастраченным пылом выискивает недостатки. Мурату комиссии обходятся в 
копеечку – приёмы с восточными тостами, шашлыки на лоне природы; а я, заполучив 
бронхит при исполнении служебных обязанностей, на законном основании взял 
больничный, общаюсь со своей компанией по телефону и в ответ на заковыристые 
вопросы душераздирающе кашляю. Пока что мы обходимся без синяков и шишек, если 
не считать того, что Гвоздь лишён квартальной премии: его предложение объявить 
строгий выговор и снять с работы четвертую, седьмую и одиннадцатую лавины 
председатель комиссии квалифицировал как злостное хулиганство. Так что покупку 
новых штанов Гвоздь отложил на осень.

* * *

Мурат, который снова меня очень любит, отвалил со склада говядину и свинину, 
Осман притащил баранину, и вся компания под руководством Нади взялась за 
пельмени. Их решено навертеть тысячу штук – ожидается высокий гость. Меня из 
гигиенических соображений к пельменям не допускают, и я печатаю «послания к 
прохвостам».
Мама, грозная и сосредоточенная, листает свой кондуит и диктует:
– Покидая Кушкол, вы забыли… Максим, «забыли» возьми в кавычки… сдать в 
библиотеку однотомник Распутина… А ещё артист, благородных героев играет! Какая 
пропасть между видимостью и сущностью!.. Прошу вас… «вас» можешь с маленькой 
буквы, а то он подумает, что мы его уважаем… Дальше ты сам знаешь, ценная 
бандероль и прочее. Кошмар какой-то, от библиотеки ничего не осталось!
Мама преувеличивает, украдено десятка три книг, правда, хороших; из них удастся 
возвратить половину, это известно по опыту. Остальных нам уже не видать, 
книжный вор нынче работает квалифицированно.
– Вадим Сергеич! – продолжает диктовать мама. – Покидая Кушкол, вы случайно… 
также возьми в кавычки, пусть хоть покраснеет, прохвост! – прихватили с собой 
второй том Скотта Фицджеральда… И этот человек сидел у меня за столом!
– Пельмени со сметаной лопал, – подливает масла в огонь Гвоздь. – Будто их не 
мог скушать Рома. Хотя нет, пельмени для Ромы слишком грубая пища.
– Если их мало, меньше сотни, – развивает тему Олег. – В этом случае Рома 
предпочитает скушать на пари барашка.
Рома делает вид, что не слышит.
– Не издевайтесь над бедным мальчиком, – вступается Надя. – Рома, а ты в самом 
деле скушаешь сто пельменей?
– Сто пятьдесят, – скромно отвечает Рома. – Но лучше двести.
– Хвастунишка. – Надя недоверчиво смеётся. – Пари?
– К вашим услугам. – У Ромы сверкают глаза. – Хорошо бы со сметаной.
– Аллыгатор! – возмущается Осман. – Надя, не спор с ним, у него не брухо, а 
бурдюк!
– Бур-рдюк! – радостно подхватывает Жулик. – Бар-рахло! Ведьма, хвост выр-рву!
Мама и Надя настораживаются, готовясь прикрыть ладонями уши (Надя – одно ухо, 
левое плечо у неё в гипсе), но Жулик сегодня – джентльмен, лорд на 
великосветском рауте. А может, шестое чувство ему подсказывает, что его ждёт 
потрясающий сюрприз и лексикон придётся срочно менять?
Я уже говорил, что у нас будет гость – вечером прилетает Алексей Игоревич. Мы 
не ждали его раньше осени и терзаемся догадками. Мама, неисправимый оптимист, 
преисполнена радужных надежд. Олег убеждён, что академик, которому физиономия 
Гвоздя не внушила особого доверия, просто хочет забрать «россиньолы», пока их 
не сперли, а я, опасаясь разочарований, молчу. А про себя мечтаю, как это будет 
прекрасно, если мама торжествуя воскликнет: «Ну, что я вам говорила?!»

* * *

– Ну, что я вам говорила?! – торжествует мама. – Нытики вы все, маловеры!
Высокий гость принимает с дороги душ, а мы шумно поздравляем друг друга. 
Алексей Игоревич привёз: чемодан с отличнейшими приборами и датчиками, 
предложение, которое вызвало у нас взрыв ликования, рюкзак с разными вкусными 
вещами и – подругу для Жулика!
Жулик настолько потрясён, что не отзывается, не сыплет бранью в ответ на мои 
провокационные вопросы, робко, как школьник, косится на свою суженую и 
поеживается, когда она его тормошит.
– Бывалая, – комментирует Гвоздь. – Бьюсь об заклад, что к вечеру она…
– Степа! – прикрикивает мама. – Не распускай язык!
– Если попугаи живут по триста лет, – не унимается Гвоздь, то Жулику, по теории 
вероятности, любая половина. Жулье, ты был женат, не помнишь? Не помнит – 
значит, не был, такое не забудешь. Итак, лет, скажем, сто пятьдесят Жулик 
говеет. Следовательно, заполучив жену…
– Степа! – Мама за ухо уводит Гвоздя от клетки. – Не забывай, что ты сам теперь 
богатый жених и солидный человек.
Да, отныне все мы – богатые женихи. Мы – хозрасчётная группа при институте 
Алексея Игоревича, нам дана обширная научно-исследовательская программа и за её 
выполнение авансом отвалено по половине ставки каждому. Эту свалившуюся с неба