омой т.Коротков.



4. Параграф первый - Коротков вылетел

   На следующее утро Коротков с радостью убедился, что глаз его больше  не
нуждается в лечении повязкой, поэтому он  с  облегчением  сбросил  бинт  и
сразу похорошел и  изменился.  Напившись  чаю  на  скорую  руку,  Коротков
потушил примус и побежал на службу, стараясь не опоздать, и опоздал на  50
минут из-за того, что трамвай вместо шестого маршрута пошел окружным путем
по седьмому, заехал  в  отдаленные  улицы  с  маленькими  домиками  и  там
сломался. Коротков пешком одолел  три  версты  и,  запыхавшись,  вбежал  в
канцелярию,  как  раз  когда  кухонные  часы  "Альпийской  розы"   пробили
одиннадцать раз. В канцелярии его ожидало зрелище  совершенно  необычайное
для одиннадцати часов утра.  Лидочка  де  Руни,  Милочка  Литовцева,  Анна
Евграфовна, старший бухгалтер Дрозд, инструктор Гитис, Номерацкий, Иванов,
Мушка, регистраторша, кассир - словом, вся канцелярия не сидела  на  своих
местах за кухонными столами бывшего ресторана "Альпийской розы", а стояла,
сбившись  в  тесную  кучку  у  стены,  на  которой  гвоздем  была  прибита
четвертушка бумаги. При входе Короткова наступило  внезапное  молчание,  и
все потупились.
   - Здравствуйте, господа, что это такое? - спросил удивленный Коротков.
   Толпа молча расступилась,  и  Коротков  прошел  к  четвертушке.  Первые
строчки глянули на него  уверенно  и  ясно,  последние  сквозь  слезливый,
ошеломляющий туман.

   "ПРИКАЗ N 1
   1. За недопустимо халатное отношение к своим  обязанностям,  вызывающее
вопиющую путаницу в важных служебных бумагах, а равно и  за  появление  на
службе в безобразном виде  разбитого,  по-видимому,  в  драке  лица,  тов.
Коротков увольняется с сего 26-го числа, с выдачей ему трамвайных денег по
25-е включительно".

   Параграф первый был в  то  же  время  и  последним,  а  под  параграфом
красовалась крупными буквами подпись:

   "Заведующий кальсонер".

   Двадцать секунд в пыльном хрустальном  зале  "Альпийской  розы"  царило
идеальное молчание. При  этом  лучше  всех,  глубже  и  мертвеннее  молчал
зеленоватый Коротков. На двадцать первой секунде молчание лопнуло.
   - Как? Как? - прозвенел два раза Коротков  совершенно  как  разбитый  о
каблук альпийский бокал, - его фамилия Кальсонер?..
   При страшном слове  канцелярские  брызнули  в  разные  стороны  и  вмиг
расселись по столам, как вороны на телеграфной проволоке.  Лицо  Короткова
сменило гнилую зеленую плесень на пятнистый пурпур.
   - Ай, яй, яй, - загудел в отдалении, выглядывая из гроссбуха.  Скворец,
- как же вы это так, батюшка, промахнулись? А?
   - Я ду-думал,  думал...  -  прохрустел  осколками  голоса  Коротков,  -
прочитал  вместо  "Кальсонер"  "Кальсоны".  Он  с  маленькой  буквы  пишет
фамилию!
   - Подштанники я не одену, пусть он успокоится!  -  хрустально  звякнула
Лидочка.
   - Тес! - змеей зашипел Скворец, - что вы?
   Он нырнул, спрятался в гроссбухе и прикрылся страницей.
   - А насчет лица он не  имеет  права!  -  негромко  выкрикнул  Коротков,
становясь из пурпурного белым, как горностай, -  я  нашими  же  сволочными
спичками выжег глаз, как и товарищ де Руни!
   - Тише! - пискнул побледневший Гитис, - что вы? Он вчера испытывал их и
нашел превосходными.
   Д-р-р-р-р-р-ррр,  -  неожиданно  зазвенел  электрический   звонок   над
дверью... и тотчас тяжелое тело Пантелеймона упало с табурета и покатилось
по коридору.
   - Нет! Я объяснюсь. Я объяснюсь! - высоко и тонко спел Коротков,  потом
кинулся влево, кинулся вправо, пробежал шагов десять на  месте,  искаженно
отражаясь в пыльных альпийских зеркалах, вынырнул в коридоре и побежал  на
свет  тусклой  лампочки,  висящей  над  надписью   "Отдельные   кабинеты".
Запыхавшись,  он  стал  перед  страшной  дверью  и  очнулся   в   объятиях
Пантелеймона.
   - Товарищ Пантелеймон, - заговорил  беспокойно  Коротков.  -  Ты  меня,
пожалуйста, пусти. Мне нужно к заведующему сию минуту...
   - Нельзя, нельзя, никого не велено пущать,  -  захрипел  Пантелеймон  и
страшным запахом луку затушил решимость Короткова, - нельзя. Идите, идите,
господин Коротков, а то мне через вас беда будет...
   - Пантелеймон, мне же нужно, - угасая, попросил Коротков, - тут, видишь
ли, дорогой Пантелеймон, случился приказ... Пусти меня, милый Пантелеймон.
   - Ах ты ж. Господи...  -  в  ужасе  обернувшись  на  дверь,  забормотал
Пантелеймон, - говорю вам, нельзя. Нельзя, товарищ!
   В кабинете за дверью грянул телефонный звонок и  ухнул  в  медь  тяжкий
голос:
   - Еду! Сейчас!
   Пантелеймон и