, что  расчет  Кольцова
оправдался и случай с Осиповым не бросает на него ни малейшей тени.  По-
хоже, что это так.
   - Николай Григорьевич! Но это несправедливо! Я действительно был  два
раза в том доме, - тихо сказал Кольцов и сделал выразительную паузу, по-
казывая, как ему трудно дается это признание. -  Хозяин-археолог,  а  не
лавочник. Время и разруха вынудили его  торговать  старинными  монетами,
распродавать свою коллекцию...
   Щукин нетерпеливо слушал, чутьем опытного разведчика угадывая за сло-
вами этого любимчика командующего какой-то второй, настойчиво ускользаю-
щий от него, Щукина, смысл. И чтобы скрыть от Кольцова свою обескуражен-
ность и досаду, он внезапно поднялся из-за стола, неприязненно отодвинул
от себя ставшие в этот миг ненужными бумаги и коротко, как команду, бро-
сил:
   - Я вас более не задерживаю!
   - Не понимаю, но мне кажется, вы крайне несправедливы по отношению ко
мне, - с нескрываемой горечью еще раз повторил Кольцов и, тщательно зак-
рыв за собой дверь, вышел от полковника с ощущением одержанной победы.
   На скамейке, у самых дверей кабинета, все еще сидел,  комкая  в  руке
выцветший от солнца и дождей картуз, старик сторож. Увидев Кольцова,  он
встрепенулся и снова стал внимательно к нему присматриваться и  -  никак
не мог вспомнить, где и когда он уже встречался с этим человеком...
   - Сидорин! - выкрикнули из щукинского кабинета.
   Старик вытянулся по стойке "смирно" и одернул  на  себе  косоворотку.
Затем строевым шагом, но так, что его  заносило  кудато  вбок,  трепетно
направился в кабинет.
   - Явился по вашему приказанию! - зычно гаркнул он полковнику Щукину и
стал глазами, как его когда-то учили, пожирать начальство.
   - Проходите, Сидорин ваша  фамилия?  -  бесцветным  и  оттого  сильно
действующим на неискушенных голосом произнес полковник.
   - Так точно-с, Сидорин! - радостно отозвался сторож.
   - Давно работаете на железнодорожном складе? - таким же ровным,  без-
душным голосом спросил Щукин, даже ни разу не поглядев на сторожа.
   Сидорин начал рассказывать обстоятельно и деловито. Он привык за дол-
гую свою жизнь так говорить с начальством, зная,  что  за  бестолковщину
оно по головке не гладит.
   - Приставлен я, значит, ваше высокоблагородие, к складу  уже  седьмой
год. И при царе-батюшке, и при красных, и при ваших. Власти меняются,  а
без сторожей, стало быть, ни одна не обходится. Там, где ежели есть  что
охранять, нужен караул. Хочешь порядка - станови сторожа. А то  развору-
ют, разнесут, крошки не оставят. Люди - воры, сами знаете...
   Щукин сердито оборвал его:
   - Сто пятый-бис при вас отправлялся?
   - Так точно, при мне, ваше высокоблагородие. - Сидорин наконец понял,
что от него требуют не обстоятельности, а четких ответов.
   - Паровоз с вагоном вам видно было?
   - Как на ладони, ваше высокоблагородие.
   - Ну и что вы видели?
   - Да ничего такого. Сел в вагон офицер, охрана, и поехали они...
   - А на паровоз кто сел?
   - Окромясь трех паровозников, никто не садился.
   Щукин заинтересованно поднял голову, снова спросил старика:
   - Значит, вы хорошо видели, что на паровоз сели три человека?
   - Вот как вас вижу... Это уж точно, ваше высокоблагородие, Глаз у ме-
ня, надо сказать, прицельный, артиллерийский.
   - Вы знаете этих троих? - строгим голосим продолжал задавать  вопросы
Щукин.
   - Только машиниста, Кособродова  Митрий  Митрича...  -  добросовестно
признался Сидорин.
   - А остальные как выглядели? - не отступал от своего полковник?
   - Обыкновенно, ваше высокоблагородие. Молодой парень, человек  такой,
- средних годков... неловкий... - опять перешел  на  обстоятельную  речь
Сидорин, почувствовав заинтересованность Щукина.
   - Неловкий? Почему? - невольно вскинулся полковник. Сторож потер  пе-
реносицу пальцами, переступил с ноги на ногу и с готовностью ответил:
   - Да он когда на паровоз садился, то с подскоком. И чуть сундучок  не
выронил.
   - Вспомните, как он выглядел, - попросил Щукин, теперь уже не без лю-
бопытства изучая этого цепкого на зрение человека. - Лицо, фигура?.. Са-
мое приметное вспомните...
   Сторож старательно насупил брови, наморщил лоб, всем своим видом  по-
казывая, что старается думать изо всех сил.
   - Ничего больше не запомнил, - наконец вздохнул он. - Да и  темновато
было, ваше высокоблагородие.
   - Ладно. И на том спасибо. Понадобитесь - вызовем. О нашем  разговоре
- никому! - сухо сказал Щукин.
   - Уж не сумлевайтесь, ваше высокоблагородие. Я - ни-никому!  Я  -  за
порядок! Должен же он когда-нибудь установиться твердо!
   Сторож пошел, старчески шаркая ногами. У дверей  остановился,  покло-
нился.
   Щукин несколько мгновений сидел молча, что-то