Да, моя уверенность укрепляется с того
                                 момента, когда другая душа ее разделит.
                                                                   Новалис


ПРЕДИСЛОВИЕ

   Когда этот роман впервые вышел отдельной книгой, стали  поговаривать  о
том,  что  я  переступил  границу  мною  задуманного.  Некоторые   критики
утверждали, будто произведение, начатое как  новелла,  ускользнуло  из-под
контроля автора. Один или двое считали это  очевидным  и  как  будто  этим
забавлялись. Они заявляли: повествовательная форма имеет свои законы.  Они
утверждали, что ни один человек не может говорить так долго,  а  остальные
не могут так долго слушать. Это, говорили они, маловероятно.
   Поразмыслив в течение приблизительно шестнадцати лет, я не  так  уже  в
этом уверен. Известно, что люди - как под тропиками,  так  и  в  умеренном
климате - просиживали полночи, "рассказывая друг другу сказки".  Здесь  мы
имеем лишь одну сказку, но  рассказчик  говорил  с  перерывами,  дававшими
некоторое облегчение; что же касается выносливости слушателей, то  следует
принять постулат: история была  интересна.  Это  необходимая  предпосылка.
Если бы я не верил в то, что она интересна, - я бы  никогда  не  начал  ее
писать. Что же касается физической выносливости, все мы знаем - иные  речи
в парламенте произносились в течение шести, а не трех часов, тогда как  ту
часть книги, в какой дан рассказ Марлоу, можно прочесть вслух  меньше  чем
за три часа. Кроме того, - хотя я выключил все незначительные детали, - мы
можем предположить, что в тот вечер подавались прохладительные  напитки  -
стакан  минеральной  воды  или  что-нибудь  в  этом  роде,  -   помогавшие
рассказчику продолжать повествование.
   Сознаюсь,  я  задумал   написать   рассказ,   посвященный   эпизоду   с
паломническим судном, - и только. Такова была концепция. Написав несколько
страниц, я остался чем-то недоволен и отложил на время исписанные листы. Я
не вынимал их из ящика до тех пор, пока покойный мистер Уильям Блеквуд  не
намекнул, что я должен снова что-нибудь дать в его журнал.
   Тогда только я понял, что,  отталкиваясь  от  эпизода  с  паломническим
судном, можно развернуть широкую повесть. Понял я также, что  этот  эпизод
может придать  "чувству  бытия"  колорит  простой  и  яркий.  Но  все  эти
настроения и побуждения были в то время довольно туманны и не кажутся  мне
яснее теперь, по истечении стольких лет.
   Те немногие страницы, какие я отложил в сторону, - до известной степени
повлияли на выбор темы. Но  весь  эпизод  я  умышленно  переделал  заново.
Принимаясь за работу, я знал - книга выйдет длинная, хотя и не  предвидел,
что она растянется на тринадцать номеров журнала.
   Иногда мне задавали вопрос,  не  люблю  ли  я  эту  книгу  больше  всех
остальных, мной написанных. Я - великий враг фаворитизма и в  общественной
жизни и в частной, и даже в тех случаях, когда речь заходит  об  отношении
автора к своим произведениям. Принципиально я  не  хочу  иметь  фаворитов;
однако не буду утверждать, будто чувствую неудовольствие и  досаду,  зная,
что иные оказывают предпочтение моему Лорду Джиму. Не буду даже  говорить,
что "я отказываюсь понять"... Нет! Но однажды случилось  так,  что  я  был
удивлен и сбит с толку.
   Один из моих друзей вернулся из Италии, где беседовал с дамой,  которой
эта книга не нравилась. Об  этом  я  пожалел,  конечно,  но  удивило  меня
основание такой неприязни. "Вы знаете,  -  сказала  она,  -  все  это  так
болезненно".
   Приговор заставил меня провести час в тревожных размышлениях. Наконец я
пришел к  тому  заключению,  что  эта  дама  ни  в  коем  случае  не  была
итальянкой, хотя я допускаю, что тема до известной степени чужда нормально
восприимчивым женщинам. Я сомневаюсь даже в том, была ли  она  жительницей
континента. Во  всяком  случае,  ни  один  человек,  в  чьих  жилах  течет
романская кровь, не усмотрел бы ничего болезненного в той остроте, с какой
человек реагирует на потерю чести. Подобная реакция  либо  ошибочна,  либо
правильна; быть может, ее осудят как искусственную,  -  и,  возможно,  мой
Джим - тип, встречающийся нечасто. Но я могу заверить своих читателей, что
он не является плодом холодного извращенного мышления.  И  он  -  не  дитя
Северных Туманов. Солнечным утром, в  повседневной  обстановке  одного  из
рейдов на Восток видел я, как он прошел мимо - умоляющий, выразительный, в
тени облака, безмолвный. Таким он и должен быть. И мне  подобало  со  всем
сочувствием, на какое я был способен, найти  нужные  слова,  чтобы  о  нем
рассказать. Он был _одним из нас_.
   Джозеф Конрад, июнь 1917.



1

   Ростом он был  шесть  футов,  -  пожалуй,  на  один-два  дюйма  меньше,
сложения крепкого, и он шел прямо  на  вас,  слегка  сгорбившись,  опустив
голо