- Так вот,  -  закончил  Уаки,  указывая  на  сотни  цветных  перьев,
украшавших маски танцоров, - перед взором твоим  отзвуки  давних  событий,
событий героических и печальных, Белый Ягуар. У птиц пестрые перья, а люди
жестоко убивают птиц, и даже мы,  люди  из  рода  Арара,  не  в  силах  их
остановить...
     Уаки умел рассказывать, и  все  под  навесом  тольдо  слушали  его  с
интересом, хотя наверняка старое  предание  было  им  знакомо.  Едва  Уаки
закончил, наступило всеобщее оживление.
     Манаури, лукаво и как бы хитровато взглянув  на  меня  и  на  Ласану,
проговорил:
     - А теперь я расскажу вам одну историю. Слушайте.
     ...Великий охотник, прародитель племени араваков Маканауро однажды  с
гневом обнаружил,  что  один  наглый  гриф  повадился  таскать  добычу  из
расставленных им силков.  Охотник решил покарать разбойника и  затаился  в
кустах.  Когда гриф, как обычно, прилетел на приманку -  это  был  молодой
королевский гриф - Маканауро выскочил из укрытия и поймал его. Наверно, от
прикосновения человеческой руки  птица  вдруг  превратилась  в  прекрасную
веселую девушку.
     Обрадованный охотник взял пленницу к себе и сделал своей  женой.  Они
сильно друг друга полюбили и жили счастливо.  Но хотя Маканауро чувствовал
себя как в раю, с течением времени его все сильнее стала  мучить  совесть,
что он живет с женой без согласия ее родителей - вот как тогда уже чтили у
араваков родовые обычаи и нравы! А поскольку и ее охватила  великая  тоска
но своим родственникам, однажды они вдвоем отправились в ее родные края.
     У молодой жены охотника была только  мать  -  грозная  повелительница
всех королевских грифов и  звали  ее  Акату.  Маканауро,  принятому  в  ее
владениях не очень любезно,  пришлось  тяжко  трудиться,  чтобы  завоевать
расположение тещи.  Он приносил из леса  столько  добычи,  что  все  грифы
объедались, без конца пируя за его счет. Но все напрасно - Акату во что бы
то ни стало хотелось  избавиться  от  немилого  ей  зятя,  и  поэтому  она
повелела  ему  исполнить  несколько  непосильных  для  простого   человека
заданий.  Однако Маканауро был не просто охотником, а  к  тому  же  еще  и
шаманом.  И вот когда ему велели принести воду  из  реки  в  корзине,  ему
помогли лесные муравьи: они залепили отверстия в корзине глиной, и вода не
вытекала.  Затем ему приказали вырубить участок леса за такой срок, что  и
впятером не справиться. На этот раз ему помогли разные лесные твари: жуки,
ежи, дятлы, грызуны - и задание он выполнил.
     Наконец Акату приказала  ему  вырезать  из  дерева  точную  копию  ее
головы, а сделать это было невозможно. поскольку она лежала, не вставая, в
гамаке и все время скрывала голову под циновкой.  Тогда друзья охотника  -
муравьи стали нещадно кусать ее тело.  Не выдержав, она откинула  циновку,
он увидел ее лицо и вырезал его из дерева.
     Он выполнял все обязанности, какие Акату на  него  возлагала  как  на
зятя, и делал это охотно, зная, что теща имеет  право  требовать  от  него
выкупа за дочь.  Но Акату, хотя и не могла не отдать ему дочь, не хотела с
этим смириться и решила его убить.  Грифы хитростью  заманили  охотника  в
ловушку, чтобы там его заклевать.  Лишь благодаря тому,  что  в  последнюю
минуту Маканауро превратился  в  муху  и  незаметно  улетел,  ему  удалось
спастись.
     - А прекрасная жена последовала за ним? - спросил я.
     - Нет, - ответил Манаури, - он лишился  ее.  Это  очень  поучительная
история - она ясно говорит: жених нес раньше большую ответственность, да и
у нас теперь тоже несет перед родителями невесты... или перед старейшинами
ее племени, - добавил он, лукаво подмигнув.
     Я уж и без последнего намека понял  скрытый  смысл  легенды:  с  меня
причитается старейшинам дар за Ласану.  Но какой? Что было у меня ценного?
Взгляд мой упал на серебряный, украшенный драгоценными  камнями  пистолет,
заткнутый за пояс. Я вынул его и, протягивая Манаури, сказал:
     - Прошу тебя, возьми! Более ценной и любимой вещи у  меня  нет.  Я  с
радостью даю его тебе!
     Вожди даже языками прищелкнули от удивления: пистолет  был  подлинным
шедевром оружейного искусства и представлял собой большую ценность.
     Манаури и сам опешил, игривая его улыбка исчезла, на лице  отразилась
озабоченность.  Он отшатнулся от  пистолета  чуть  ли  не  со  страхом  во
взгляде.
     - Пусть отсохнет у меня рука, - воскликнул он, - если я возьму это!
     - А как же принятый у араваков долг жениха? - возразил я упрямо.
     Манаури выпрямился. Лицо его выражало гордость, укор и волнение.
     - Ты давно его выполнил, - произнес он строго, - и притом с избытком.
Ты дал аравакам в сто раз больше, чем стоит этот дорогой пистолет.
     - Ты так считаешь? - рассмеялся я.
     - Ты подарил нам дружбу!
     - И мудрый совет, и сильную руку  вождя!  -  поспешил  не  без  лести
добавить Канауро.
     - Не ты наш должник, а мы твои! - поддержал их Мабукули.
     - Вы еще скажете, - пошутил я, - что одной девушки для меня мало.
     - Если хочешь знать, мало! - живо согласился Манаури.
     - Но, но! - запротестовала Ласана. - Ты верховный вождь,  а  болтаешь
глупости...
     Мы все рассмеялись, нам было хорошо вместе и весело; пистолет я сунул