пораженные сарбазы, увидев исчадие ада, в ужасе разбежались.

Керим выслушал сбивчивые рассказы сарбазов и заставил виновника откупиться 
угощением в шербет-ханэ.

С этого дня вся стража обходила придорожный камень и только непосвященный 
иногда бросал в грязную ладонь «нищенки» полбисти.

За ночь Горгасал из бычьего пузыря смастерил перчатки, раскрасил их тусклыми 
травяными красками. С неменьшим умением он сделал маску, при виде которой даже 
лавашник, если ему придется пробегать через Гулаби, выронит свою запыленную 
голову.

Но Керим решительно потребовал, чтобы светлая царица по пятницам не выходила из 
дому, ибо ее появление в эти дни может навести крепостных сарбазов на мысль о 
причастности «нищенки» к веселой семье шайтанов, и тогда правоверные забросают 
ее камнями. Тем более, что благородный князь Баака Херхеулидзе тоже обеспокоен 
и просит не искушать судьбу. Благоразумие одобрит и светлый царь.

Тэкле покорилась. Она боялась всего, что могло помешать ей находиться вблизи 
Луарсаба.

Искренне радовались старики Горгаслани. Наконец будет день, когда бедное дитя 
отдохнет от мучений. Можно вымыть густые волосы, вычистить ступни банным камнем,
 душистой пеной понежить хрупкие плечи. И пятница стала истинным праздником для 
преданных ностевцев. А вечером железный толкач три раза ударял в калитку, и 
Керим, который, по уговору, обязательно в этот день бывал у царя и князя Баака, 
точно передавал слова, сказанные для Тэкле.

Боясь вспугнуть ласковые слова, она старалась даже не шевелить густыми 
ресницами, обрамляющими глубокие агатовые 
глаза…
Сначала Тэкле безучастно относилась к заботам стариков, заменивших ей отца и 
мать, но скоро поняла их беззаветную преданность. Ведь они могли бы жить в 
родном Носте. Их сын Эрасти любим властелином Картли. Она даже как-то 
предложила старикам уехать. Мзеха расплакалась. Чем она провинилась, что 
светлая царица гонит ее прочь? Горгасал сгорбился, опустился на ступеньку и 
безмолвно следил за копошившимся муравьем. Тэкле обняла стариков и решила чаще 
радовать их. Отныне она хвалила приготовленные для нее рассыпчатые сладости или 
с притворным удовольствием любовалась незатейливыми петушками и дракончиками, 
для нее вырезанными из дерева.

Горгасал всегда избегал закупать продукты на базаре, отправляясь за ними в 
окрестные деревни. Там он сетовал на скупость господина, не желающего 
переплачивать гулабским торговцам. Но после тревожного дня он стал уходить в 
еще более отдаленные поселения. На гулабский же базар он выносил незатейливые 
деревянные игрушки и, если их удавалось продать, покупал черствый лаваш и тут 
же с жадностью его поедал. Никто не обращал на него внимания. Базар кишел 
беднотой, точь-в-точь в таких же плащах и в истоптанных до дыр чувяках. У 
полосатых навесов, на пороге лавчонок, у горящих мангалов толпилось множество 
стариков, голодными, умоляющими глазами выпрашивающих кусок черствой лепешки.

Али-Баиндур упорно искал предлога выбраться из Гулаби. Он опасался так долго 
находиться вне предела глаз шаха Аббаса. К тому же, как дичь охотника, его 
манило разведывательное дело. Но вернуться в Исфахан возможно только в случае… 
Хан все чаще поглядывал на шею Луарсаба и быстро отворачивался, встречая 
упорный взгляд Баака.

Пробовал Али-Баиндур запугать шаха, описывая Гулаби как гнездо лазутчиков и 
заговорщиков, стремящихся устроить побег царю Луарсабу. «Пойманный факир во 
многом признался…» – заканчивал Али-Баиндур свое послание к шаху.

Но шах Аббас через Эреб-хана посоветовал Али-Баиндуру пополнить гарем новыми 
наложницами. Они помогут хану сокращать скучные ночи. Трудно обмануть хитрого 
льва! Но если бы хоть одна крупинка подозрения попалась Али-Баиндуру, тогда… 
Шах сразу бы решился.

Али-Баиндур делился своими предположениями с преданным Керимом: надо раскрыть 
какой-нибудь заговор… Ведь и Кериму больше нравится 
Исфахан?
Керим вздыхал: «В эту проклятую аллахом Гулаби никто не пригоняет караванов, 
никто не приходит пешком. А после казни факира ни один чужестранец не 
появляется. На днях приплелся один канатоходец, но, предупрежденный кем-то, 
ночью исчез».

Помрачневший хан велел Кериму отправиться к гадалке. Пусть предскажет конец 
мукам 
Али-Баиндур-хана…
Вскочив на коня, Керим повернул к малому мосту. Последнее время он зачастил к 
красивому каменному дому с высокой кирпичной оградой, за которой шелестел