| |
охрану Моурави, а у главного входа застыл Эрасти.
Возле Моурави Даутбек, Ростом, Дато – зорко поглядывают на окна, прислушиваются
к шорохам. Нет, тихо! Не подслушивают лазутчики, не любопытствуют князья.
И все же говорили приглушенно, и от этого каждое слово приобретало особое
значение. Вырешено многое, предел желаний иверийских царей «от Никопсы до
Дербента» – уже казался недостаточным: Трапезунд, Эрзурум, Ереван, Казвин,
Ширван-Шеки, туда, в глубь Ирана, в глубь Турции… А потом! Потом, наподобие
Китая, возвести вокруг грузинских царств великую каменную стену в сорок пять
аршин высоты и пять ширины и раз навсегда покончить с магометанской опасностью.
За горами тушин, абхазцев, за высотами Дарьяла цепью протянуть грозные крепости
с пушками на башнях, с пищалями на выступах – огненного боя будет много. В
Носте уже создается амкарство пушкарей, ностевцы рыщут в поисках взрывчатого
песка. В Русию он, Моурави, пошлет верных людей с просьбой прислать мастеров
пушечного дела и пищального, а также отправит способных амкаров познать это
наиважнейшее для грузинского войска дело… А за море поедут послы укрощать
Стамбул. Пусть владетели готовятся к большой войне, доспехи, бурки, седла,
зерно, вино надо положить в запас на пять лет, ибо, когда от каждого дыма уйдут
молодые воины, трудно будет содержать постоянные дружины в довольстве на виду у
врага.
После поражения магометанского мира и утверждения новых отвоеванных границ не
придется Имерети, как теперь, украдкой, опасаясь турок, добывать в своих горах
серебро и камни; не придется Самегрело из-за страха перед вторжением турок,
жаждущих золота, оставлять в бездействии свои рудники и этим лишать себя
обогащения; не придется Абхазети укрывать в пещерах серебро, свинец и розовую
пальму.
Долго еще развивал Моурави величественные замыслы перед потрясенными
владетелями. Будущее манило и восхищало. Моурави добился согласия на подготовку
к «большой войне», определил срок в два года. И никто не возражал, когда он
потребовал присылки в Картли в течение шести месяцев, для слияния с постоянным
войском, от Имерети двух тысяч конников, от Гурии и Абхазети по тысяче, а – к
гордости Левана – от Самегрело трех тысяч.
Решено очередных сменять ежегодно, после каждого Жатвенного месяца.
Еще о многом заманчивом говорили пять правителей. Затем клятвенно скрестили
мечи и рыцарским словом обещали быть верными союзу и хранить все до времени в
тайне.
Заканчивая совет, Моурави объявил, что отцы церкви постановили венчать на
объединенное царство Теймураза Кахетинского. Владетели поздравили Моурави с
удачным завершением кахетино-картлийского бесцарствия.
Пышно проводил Тбилиси царственных гостей. Под звон колоколов попрощались с
ними молодожены, отправляясь в замки Мухран-батони и Эристави Ксанского.
Кончались празднества, наступало суровое время воина, купца и амкара.
ГЛАВА СОРОК
ЧЕТВЕРТАЯ
Весна ворвалась неожиданно. В первый день февраля удод прокричал призыв.
Старики говорили: «Совсем как пятьдесят лет назад, когда османы пленили Симона
Первого. Встали люди, а вместо снега – белые розы на кустах».
Жадно прильнула Хорешани к фиалкам – вестникам возрождения любви и солнца. Для
нее Дато собрал их в мцхетском лесу. Вместе с цветами вошла в дом радость: Дато
вернулся невредимым из путешествия в Гонио. Больше незачем будет скакать в это
опасное, кишащее башибузуками место: царь Теймураз согласился на все условия
Георгия Саакадзе. Когда Дато привез после второго посещения Гонио ответ
Теймураза, Саакадзе не совсем остался доволен туманными обещаниями. Семейные
празднества и переговоры с владетелями затянули соглашение с Теймуразом. Но
никакие события не могли повлиять на решение Саакадзе добиться от царя
клятвенных заверений.
Нетерпение гнало в Тбилиси советников кахетинского царя. Но сколько ни убеждал
Вачнадзе, сколько ни клялся Андроникашвили, сколько ни ручался и ни упрашивал
митрополит Никифор, – Саакадзе твердо заявил: «Пока царь Багратид Теймураз
Первый не поклянется в церкви не нарушать установленной военной и торговой
жизни в Кахети-Картли – воцарение не свершится».
В третий раз Дато и Гиви тайно выехали в Гонио. Наконец в присутствии всего
двора, в каменной церковке над ревущим Чорохом, Дато Кавтарадзе, посланни
|
|