объединили два царства, чтобы снова присягать отдельным царям? До меня дошло, 
что кахетинцы мечтают о возвращении Теймураза и царь не прочь в третий раз 
занять свой престол. Багратид! Кто может воспретить? Но ты понимаешь, какая 
опасность в двух царях одного царства? Не усугубляй наше затруднение, да и 
народ не допустит тебя отречься. Весь Тбилиси встревожен.

— Мой правитель! Высший Совет поможет тебе в управлении царством, – резко 
сказал Мирван.

— Моурави, тебя прошу, – взмолился Кайхосро, – ты один можешь найти выход, и ты 
найдешь. Если я имею право приказывать, то приказываю тебе… Знай, и вы, 
мдиванбеги, знайте, я молод годами, но своего слова не меняю. Правителем не 
буду! Если не примете отречения – сам уйду, пусть даже в монастырь! – и 
Кайхосро шумно вышел.

— Не хочу стеснять Совет в суждениях. – И Мирван Мухран-батони с достоинством 
тоже покинул палату.

Задумчиво покрутив ус, Моурави медленно 
произнес:
— Со стариком Мухран-батони труднее сговориться. Но то, что требует решения, 
должно быть решено.

Мдиванбеги восхищались. Такой Моурави не только с Мухран-батони, но и с чертом 
договорится.

— Значит, Моурави, ты уже согласен на смену? – Зураб с затаенной надеждой 
оглядел палату.

— Не я, мой князь, а мдиванбеги и церковь… Мы не арканщики, не пристало нам 
душить человека, стонущего под непосильным бременем… Тебе, князь Зураб Эристави,
 поручаем разговор с Мухран-батони.


— Отказываюсь!
— Неразумно! – Саакадзе пристально вглядывался в шурина. – Любишь вершины, люби 
подыматься на них сам. А если рассчитываешь, что другие вознесут, тогда жди 
желающих.

— Отказываюсь! – упрямо повторил Зураб. – Вы избегаете нажить себе опасного 
врага, а я вам не щит дружинника, на который ложится первый удар. Хором 
беседуйте с владетелем.

Закипел спор: как бы совместно ни выступали, кто-то должен первое слово 
вымолвить.

— Георгий, может, католикоса попросить? – предложил Трифилий. – На святого отца 
владетели не обрушат свой гнев. Опять же, кто дал – тот и взял. Да отпустится 
Кайхосро восвояси по своему желанию.

— Аминь! – поддакнул митрополит Никифор.

Царевич Вахтанг с несвойственной ему живостью просил настоятеля сообщить волю 
высшего Совета царства святому отцу. Зураб исподлобья ревниво оглядел 
царевича:
— А на кого собираетесь возложить попечение о спокойствии 
царства?
— Найдется… – Трифилий благодушно расправил атласный рукав.

— Быть может, уже нашли? – злобно буркнул Зураб.

— Может 
быть…
И оба – Моурави и настоятель, хорошо понимающие друг друга, – обменялись 
многозначительными взглядами.

Саакадзе просил мдиванбегов принять еще одно неотложное решение. Сложившиеся 
обстоятельства требуют величайшей предусмотрительности и подсказывают 
необходимость сблизиться со всеми грузинскими царствами и княжествами. А сейчас 
дружбу скрепляет только военный союз. Надо полагать, что объединение Картли и 
Кахети встревожило раньше других Гуриели, а потом Шервашидзе Абхазского и 
Левана Мегрельского.

Мдиванбеги раскатисто засмеялись. Внезапно Липарит изумленно уставился на 
Саакадзе: уж не предполагает ли замечательный Моурави пригласить в гости и 
Гуриели, как пригласил кахетинцев? «Временно, конечно!» Липарит подтолкнул 
ничего не соображающего Вахтанга и снова неудержимо захохотал.

Повеселел и Зураб. Он напомнил об аргонавтах, которых манило золотое руно и 
Черное море. Море, оказывается, любил и Цицишвили после путешествия в Стамбул