Телави все было надо. Спасибо шаху Аббасу! В домах, кроме цепей очагов, ничего 
не осталось.

В одно из воскресений восторженно встретили тушин, пригнавших скот, коней, 
нагруженных курдючным салом, медом, сыром, мягким сукном и самотканой одеждой – 
изделиями тушинок.

На базаре поднялась суматоха, налетели торговцы, но, по обычаю, до двенадцати 
часов дня продавали только жителям. Бойко запрыгали гири на больших весах 
базара. Кто-то над своей лавкой принялся выводить синей краской веселый 
орнамент. Точно из-под земли выросли гзири и нацвали, цепко прощупывая глазами 
каждый вьюк и кувшин. Но яростно налетел Димитрий, тряся нацвали и гзири за 
пояса, кричал: «Пошлин с базара полторы недели не будет! Пусть окрепнет 
торговля!»
Тушинам нравилась запальчивость «барса», посмеиваясь, легко обменивали 
привезенное на изделия амкаров. Тут же просили изготовить подковы, сбруи, 
уздечки, стремена для Гомецарского общества и Цовского, Димитрий горячо 
советовал брать заказы, а за сырьем он немедленно пошлет дружинников в Тбилиси.

И как всегда возле большого возникает мелкое, так и тут вокруг пирамиды с сыром 
и вьюков с сукнами замелькали иголки, нитки, спицы, крючки, мешочки с шафраном 
и перцем, гвозди и все то, за чем всегда спускаются тушины с высоких гор в 
долины Кахети.

А вечером за дружеской едой Димитрий радовался: слава святому Евстафию, Георгий 
все же сумел вдохнуть жизнь в засохшее 
растение!
— А наградит правитель, пожалуй, тебя званием кахетинского садовника, – шутил 
Даутбек над Димитрием.

— Ты лучше скажи, как поживает твой Кайхосро! Говорят, чуть с окна не свалился, 
– полз к верноподданной… А потом забрался под водопад и полтора часа голый 
прыгал вместе с женихом Хварамзе и другими братьями и племянниками. Старый 
Мухран-батони как узнал, чуть не заболел. Одно утешило его: правитель под 
водопадом самолично всех собак перекупал… Дед в тот же день перевез внука 
обратно в Метехи вместе со сворой придворных. Что ни говори – Луарсаб настоящий 
царь: и мечом владел, и слово скажет – в огонь и лед бросает, а горе свое как 
царскую мантию носит. Бедная наша Тэкле! Почему так страдать должна? Может, 
правда, Керим устроит новый 
побег?
— Не прыгай так по разговору. Лучше водопадом меня радуй, чем слезами. И думай, 
как вовлечь тушин в восстановление Кахети.

Накануне отъезда к гомецарским тушинам вновь от князей явился гонец: Вачнадзе и 
Джандиери едут к доверенным посланцам Моурави.

Тотчас не только двор, но и улица заполнилась народом. Все смежные с помещением 
Даутбека комнаты наполнились важными горожанами: азнаурами, уста-башами, пришли 
и священники. Сняв шапки, безмолвно провожали глазами до самых дверей Даутбека 
прибывших князей. О чем будут 
говорить?
С особым почетом встретили князей Даутбек и Димитрий. Вежливо справились о 
здоровье семьи, о благополучии владений и, по персидскому обычаю, выжидательно 
замолчали.

О здоровье Великого Моурави спросил Джандиери. Вачнадзе вспомнил о его 
благородстве в Сапурцлийской долине, где он спас многих кахетинских князей от 
смерти, когда коварный Карчи-хан заманил их в шатер. И сразу, по грузинскому 
обычаю, приступил к делу: как понять действия уважаемых посланников, 
распоряжающихся стольным городом Телави, как своим наделом? Почему с князьями 
не советуются ни о чем? Царь Теймураз направил их сюда ради сближения с Картли.

— Уважаемые, благородные придворные богоравного Теймураза, мы здесь не по 
княжеским делам, об этом не повелел нам говорить Моурави. Но если князья 
пожелают, я пошлю гонца в Тбилиси с изложением в свитке неудовольствия князей. 
Пусть Моурави пришлет посла для переговоров с князьями, тем более – мы завтра 
выезжаем в горную Тушети по делу о возрождении торговли в Кахети, – и 
многозначительно, слегка понизив голос, добавил: – Думаю, прибудет Дато 
Кавтарадзе – всегда по государственным делам посылается. Вот скоро в Стамбул с 
посольством 
едет…
Князьям стало неловко, они не так, как следует, соблюдают тайну. Разве можно 
было открыто приезжать сюда? Разве не мог кто-либо из князей просто пригласить 
посланцев на пир? Вышло бы к месту – благодарность за заботу о Телави… Вместе с 
тем их несказанно обрадовало известие о приезде Дато. С ним как-то легко, он с 
полуслова понимает, и его сразу можно понять. Не то что этот замкнутый, суровый 
и, как видно неумолимый азнаур.

Джандиери и Вачнадзе нарочито громко, ибо наконец заметили толпившихся у всех 
дверей телавцев, просили азнауров оказать честь и попировать в замк