Два всадника осадили коней у сторожевой башни Мухрани. Залаяли собаки. 
Торопливо открылись железные ворота. Дато усмехнулся: князья в нетерпении. Под 
каменным сводом слуги высоко держали пылающие факелы. Вахтанг, протирая глаза, 
с притворной тревогой встретил «барсов»: «Почему в такой поздний час взмылили 
коней? Здоров ли Георгий? Уж не заболела ли, спаси святой Шио, княгиня 
Русудан?»
Дато непроницаемо выслушал лукавящего князя и изысканно заверил его в цветущем 
здоровье семьи Саакадзе. Но если главенствующий Мухран-батони не находится в 
приятном сне, от Моурави привез он ему спешное 
слово…
Пока Дато дожидался возвращения Вахтанга, из низких овальных входов, как из 
расщелин, высыпали внуки старого князя. Их было множество, все черноглазые и 
воинственные. Они тотчас закружили Гиви и увлекли его в глубь замка, в свой 
любимый уголок. Там постоянно выли шакалы и урчали 
медведи…
Старый князь не спал, в опочивальне мерцала синяя лампада, отбрасывая неясные 
блики на старинную утварь и оружие. В углу склонился над свитками старый князь. 
Переступив порог, Дато осторожно кашлянул.

Мухран-батони с нарочитым удивлением вскинул глаза, потом радушно поздоровался, 
предложил отведать еды и вина, отдохнуть с дороги, а утром… Но Дато сослался на 
недосуг и просил разрешения изложить важное дело.

Старый князь, сожалея, покачал головой. Люди не умеют ценить мудрость 
созерцания. А он хотел показать приобретенную им редкостную чашу времен царицы 
Тамар, или – если азнаур любит травлю кабанов в дремучих зарослях – стоит 
взглянуть на новый приплод в псарне, сердце усладится.

Но Дато обладал не меньшим дипломатическим терпением и, сокрушаясь, что лишен 
счастья немедленно предаться безмятежной охоте, пожелал старинной чаше никогда 
не быть пустой. В счастливый день ангела старейшего из Мухран-батони да 
искрится в ней дампальское вино, слава погребов Самухрано! В солнечный день 
ангела наследника знамени Вахтанга да пенится в ней белое одзисское вино, 
восхищенный дар дружественных Эристави Ксанских! В прекрасный день ангела 
Мирвана, бесстрашного витязя, пусть неустанно льется в древнюю чашу атенское 
вино!
Перечисляя дни ангелов всех сыновей и внуков, Дато сердечно желал чаше то 
искриться, то сверкать, то играть вином хидиставским, метехским, ховлинским, 
ниабским, тезским – белым, розовым, красным, оранжевым, бархатисто-черным, 
зеленым, – с удовольствием замечая, как багровеет нос у Мухран-батони и 
нетерпеливо дергаются усы.

Наконец Дато решил, что пора заговорить о цели своего приезда. Он пожелал чаше 
в день ангела Кайхосро, отмеченного божьим перстом и любовью католикоса, 
мерцать белым талахаурским вином, как слезами радости осчастливленного народа. 
И, не давая опомниться старому князю, изложил все происшедшее в палате 
католикоса, на советах князей у Газнели и в летнем доме Липарита.

Дослушав, старый князь вдруг 
вскипел:
— Что же, волки рассчитывают на мою оплошность? Отдать им старшего внука на 
растерзание? Не дождутся такого! Луарсаб опытнее был, и то проглотили… Думают, 
Мухран-батони возвеселится, набросится на их предательское 
угощение!
Дато восхищался мухранским хитрецом: «Приятно охотиться на кабанов с таким 
опытным охотником».

— Высокочтимый князь, мудрость созерцания подсказывает тебе правильное решение. 
Великий Моурави тоже так думает. Пусть князья раз прискачут, два, три. Пусть 
умоляют, льют из глаз воду; пусть католикос пришлет настоятеля Трифилия с 
церковной знатью. Они, конечно, будут просить, потом угрожать божьей карой. У 
благородного Мухран-батони каменная воля, но не сердце. Он, может, и смилуется.

Мухран-батони опустил на свиток перо, ударил молоточком в шар и приказал подать 
дампальское вино. И лишь когда виночерпий наполнил две чаши и неслышно вышел, 
медленно 
проговорил:
— Передай Георгию: как с ним решили, так тому и свершиться… – Помолчав, 
добавил: – Жаль, друг, торопишься, ночью опасно щенка возить, может застудить 
горло… Для твоего сына подарок приготовил, следом с чапаром пришлю.

Зная цену жертвы, приносимой князем, Дато поблагодарил великодушного 
хозяина:
— Вырастет мой первенец, на охотах с восторгом будет вспоминать твою щедрость.

— Кстати, об охоте… Передай Моурави: отважный Кайхосро не забывает, как бился 
он под знаменем Георгия Саакадзе. И с неменьшей радостью собирается с ним на 
волков и лисиц.

Дато и бровью не повел, хотя хорошо понял скрытый смысл обещания. Опорожни