– Как видите. Ничего нового?

– Ничего. Почты никакой… А фрау Бендер выехала.

– Вот как? Почему же?

Фрау Залевски уперлась руками в бедра:

– Потому что везде есть негодяи. Она отправилась в христианский дом призрения, 
прихватив с собой кошку и капитал в целых двадцать шесть марок.

Она рассказала, что приют, в котором фрау Бендер ухаживала за младенцами, 
обанкротился. Священник, возглавлявший его, занялся биржевыми спекуляциями и 
прогорел на них. Фрау Бендер уволили, не выплатив ей жалованья за два месяца.

– Она нашла себе другую работу? – спросил я, не подумав.

Фрау Залевски только посмотрела на меня.

– Ну да, конечно не нашла, – сказал я.

– Я ей говорю: оставайтесь здесь, с платой за квартиру успеется. Но она не 
захотела.

– Бедные люди в большинстве случаев честны, – сказал я. – Кто поселится в ее 
комнате?

– Хассе. Она им обойдется дешевле. – А с их прежней комнатой что будет?

Она пожала плечами:

– Посмотрим. Больших надежд на новых квартирантов у меня нет.

– Когда она освободится?

– Завтра. Хассе уже переезжают.

Мне вдруг пришла в голову мысль.

– А сколько стоит эта комната? – спросил я.

– Семьдесят марок.

– Слишком дорого.

– По утрам кофе, две булочки и большая порция масла.

– Тогда это тем более дорого. От кофе, который готовит Фрида, я отказываюсь. 
Вычтите стоимость завтраков. Пятьдесят марок, и ни пфеннига больше.

– А вы разве хотите ее снять? – спросила фрау Залевски.

– Может быть.

Я пошел в свою комнату и внимательно осмотрел дверь, соединявшую ее с комнатой 
Хассе. Пат в пансионе фрау Залевски! Нет, это плохо придумано. И все же я 
постучался к Хассе.

В полупустой комнате перед зеркалом сидела фрау Хассе и пудрилась. На ней была 
шляпа.

Я поздоровался с ней, разглядывая комнату. Оказалось, что она больше, чем я 
думал. Теперь, когда часть мебели вынесли, это было особенно заметно. 
Одноцветные светлые обои почти новые, двери и окна свежевыкрашены; к тому же, 
очень большой и приятный балкон.

– Вероятно, вы уже знаете о его новой выдумке, – сказала фрау Хассе. – Я должна 
переселиться в комнату напротив, где жила эта знаменитая особа! Какой позор.

– Позор? – спросил я.

– Да, позор, – продолжала она взволнованно. – Вы ведь знаете, что мы не 
переваривали друг друга, а теперь Хассе заставляет меня жить в ее комнате без 
балкона и с одним окном. И все только потому, что это дешевле! Представляете 
себе, как она торжествует в своем доме призрения!

– Не думаю, чтобы она торжествовала!

– Нет, торжествует, эта так называемая нянечка, ухаживающая за младенцами, 
смиренная голубица, прошедшая сквозь все огни и воды! А тут еще рядом эта