маршрута. Мы преспокойно доедем до мастерской к восьми часам.

– Совершенно верно! – Ленц похлопал его по плечу. – Заключи с ним пари, Юпп. На 
бутылку сельтерской воды.

– Только не сельтерской воды, – возразил Юпп. – Я не задумываясь готов рискнуть 
пачкой сигарет. Он вызывающе посмотрел на меня.

– А ты знаешь, что дорога довольно неважная? – спросил я.

– Все учтено, господин Локамп! – А о поворотах ты тоже подумал?

– Повороты для меня ничто. У меня нет нервов.

– Ладно, Юпп, – сказал я серьезно. – Тогда заключим пари. Но господин Ленц не 
должен садиться за руль на протяжении всего пути.

Юпп прижал руку к сердцу:

– Даю честное слово!

– Ладно, ладно. Но скажи, что это ты так судорожно сжимаешь в руке?

– Секундомер. Буду в дороге засекать время. Хочу посмотреть, на что способен 
ваш драндулет. Ленц улыбнулся:

– Да, да, ребятки. Юпп оснащен первоклассно. Думаю, наш старый бравый ситроэн 
дрожит перед ним от страха, все поршни в нем трясутся.

Юпп пропустил иронию мимо ушей. Он взволнованно теребил кепку:

– Что же, двинемся, господин Ленц? Пари есть пари!

– Ну конечно, мой маленький компрессор! До свиданья, Пат! Пока, Робби! – 
Готтфрид сел в машину. – Вот как, Юпп! А теперь покажи-ка этой даме, как 
стартует кавалер и будущий чемпион мира!

Юпп надвинул очки на глаза, подмигнул нам и, как заправский гонщик, включив 
первую скорость, лихо поехал по булыжнику.

* * *


Мы посидели еще немного на скамье перед вокзалом. Жаркое белое солнце 
пригревало деревянную ограду платформы. Пахло смолой и солью. Пат запрокинула 
голову и закрыла глаза. Она сидела не шевелясь, подставив лицо солнцу.

– Ты устала? – спросил я. Она покачала головой:

– Нет, Робби.

– Вот идет поезд, – сказал я.

Маленький черный паровоз, затерявшийся в бескрайнем дрожащем мареве, пыхтя 
подошел к вокзалу. Мы сели в вагон. Было почти пусто. Вскоре поезд тронулся. 
Густой дым от паровоза неподвижно повис в воздухе. Медленно проплывал знакомый 
ландшафт, деревня с коричневыми соломенными крышами, луга с коровами и лошадьми,
 лес и потом домик фройляйн Мюллер в лощине за дюнами, уютный, мирный и словно 
заспанный.

Пат стояла рядом со мной у окна и смотрела в сторону домика. На повороте мы 
приблизились к нему. Мы отчетливо увидели окна нашей комнаты. Они были открыты, 
и с подоконников свисало постельное белье, ярко освещенное солнцем.

– Вот и фройляйн Мюллер, – сказала Пат.

– Правда!

Она стояла у входа и махала рукой. Пат достала носовой платок, и он затрепетал 
на ветру.

– Она не видит, – сказал я, – платочек слишком мал и тонок. Вот, возьми мой.

Она взяла мой платок и замахала им. Фройляйн Мюллер энергично ответила.

Постепенно поезд втянулся в открытое поле. Домик скрылся, и дюны остались 
позади. Некоторое время за черной полосой леса мелькало сверкающее море. Оно 
мигало, как усталый, бодрствующий глаз. Потом пошли нежные золотисто-зеленые 
поля, мягкое колыхание кодосьев, тянувшихся до горизонта.