ленной при этом добычи им надлежало отдавать своему правителю. Семь  лет
тому назад, незадолго до того, как колокольный звон возвестил мир  опус-
тошенным немецким землям, в стычке с французскими  корсарами  погиб  его
родной брат - сгинул в морской пучине вместе с кораблем.
   Мужчина глубоко вздохнул и двинулся дальше. Один-единственный корабль
достался ему в наследство, к тому же они были ровесниками: вот уже трид-
цать с лишним лет бороздил "Мерсвин" морские просторы, знавал лютую сту-
жу в гавани Архангельска и невыносимый жар тропического солнца у берегов
Гвинеи и Бразилии. Что и говорить, одряхлел трудяга "Мерсвин".  Но  если
его хозяину суждено стать членом правления гильдии капитанов и шкиперов,
тогда...
   У противоположного берега покачивались на волнах корабли Томаса Утен-
хольта: добрая дюжина солидных "купцов", многие  из  которых  выделялись
хорошим пушечным вооружением. Старый Утенхольт распорядился  перестроить
свои самые большие парусники на манер военных фрегатов: со сплошными ба-
тарейными палубами. И в самом деле, его трехмачтовые  галионы,  будь  то
"Солнце" или, к примеру, "Св. Бернхард", если не ходовыми качествами, то
мощью бортового залпа могли потягаться с иным фрегатом. Конечно, все это
делалось за счет места в грузовых трюмах, да и команду приходилось наби-
рать вдвое большую против обычной для торговых судов, а  это  влекло  за
собой двойные расходы на провиант и жалованье матросам и офицерам. Но уж
кто-кто, а Утенхольт считать умел. Ведь все эти расходы с лихвой  окупа-
лись только тогда, когда в трюмы таких судов  грузили  серебро,  золото,
слоновую кость или пряности, ценившиеся не менее золота: имбирь, гвозди-
ку, шафран, перец или совсем редкие в Европе корицу и  мирру,  мускус  и
ладан. Но и это не было пределом предприимчивости Томаса Утенхольта. Де-
ло в том, что город Гамбург не располагал собственными военными корабля-
ми для защиты торговых караванов от пиратов и каперов, и Утенхольт сумел
извлечь для себя выгоду из этого обстоятельства,  заставляя  шкиперов  и
судовладельцев платить большие деньги, если они желали выйти в море  под
охраной бортовых батарей его судов.
   О да, этот Утенхольт всегда умел с выгодой использовать любые обстоя-
тельства, от чего и стал одним из самых влиятельных людей  в  городе,  с
мнением которого приходилось считаться не только тем,  кто  имел  непос-
редственное отношение к гильдии капитанов. В правлении последней его го-
лос стоил подчас десяти. И если бы Утенхольту пришло в голову поддержать
его, Берента Карфангера, на выборах в правление гильдии, вряд ли нашелся
бы человек, посмевший ему перечить. Только все это представлялось весьма
сомнительным: с чего бы это Утенхольту, не заработавшему на  охране  его
судна ни гроша, за него голосовать? И дело тут не в том,  что  "Мерсвин"
пускался в плавание од охраной пушек других частных конвоиров - нет, его
хозяин вообще никогда не плавал в сопровождении конвойных судов, и всег-
да полагался лишь на собственную голову да на сноровку команды. И у него
были все основания действовать таким образом, ибо в одиночку он мог  хо-
дить под парусами намного быстрее и маневреннее, чем в составе  каравана
неповоротливых "купцов", когда приходилось подстраиваться под самый  ти-
хоходный из них и в каждом порту ждать, пока не будут разгружены и вновь
загружены все суда до последнего. Вот и выходило, что он нередко успевал
сделать по два рейса в год, в то время как другие довольствовались  лишь
одним. Кроме того, отпадала необходимость придерживаться большей  частью
раз и навсегда строго установленных морских путей, по  которым  торговые
караваны ходили в Архангельск, к берегам Англии, Голландии, Франции, Ис-
пании и Португалии, иногда отваживаясь заходить  в  Средиземное  море  и
достигать итальянского берега. Плавание в Балтийском море стало  опасным
делом, с тех пор как морскими путями и всей торговлей там завладели шве-
ды. Гораздо чаще он отправлялся к побережью Западной Африки, а то и  пе-
ресекал Атлантический океан, чтобы попасть в Бразилию или к островам Ка-
рибского моря, где можно было загрузить трюм ценнейшим  товаром  самому,
не прибегая к услугам перекупщиков из Кадиса и Лиссабона,  Амстердама  и
Лондона - этих пройдох с бульдожьей хваткой. Разумеется все эти выгодные
обстоятельства требовали изрядного мужества  и  сопровождались  огромным
риском, на который мог пойти далеко не каждый, тем более  что  рисковать
приходилось, в первую очередь, собственной головой. Что касается походов
в Индию, к остиндским островам или к западному побережью Америки, то они
были сопряжены, пожалуй, с не меньшим риском: ведь  нужно  было  огибать
мыс Доброй Надежды или зловещий мыс Горн и порой неделями  противостоять
натиску ураганов и гигантских волн.
   Мужчина,  уже  основательно  промокший,  повернул,  наконец,  к  дому
братства мореходов, и тут ему вдруг пришла на ум еще  одна  причина,  по
которой он предпочитал выходить в море в одиночку - причина,  о  которой
менее весе следовало знать Томасу Утенхольту, по крайней мере, до  поры.
Позднее, если ему и впрямь суждено стать членом правления гильдии, он ее
скрывать не станет. А пока лучше всего осторожно помалкивать насчет  то-
го, что сам он к частным конвоирам не питает никакого доверия,  а  уж  к
Томасу Утенхольту - и подавно. Ясно, что тот заботится  лишь  о  толщине
собственного кошелька: какое ему дело до безопасности гамбургских торго-
вых судов, пусть даже он и разглагольствует о  ней  при  каждом  удобном
случае.
   А что же город и его премудрый совет? Почему он никак не раскошелится
на постройку хотя бы одного-едииственного хорошо  вооруженного  фрегата?