|
ь, как это и говорилось в тайном донесении,
переданном отцу д'Эгриньи. Особняк Кардовилль стал вскоре очагом
деятельных и беспрерывных действий, центром частых собраний семьи, на
которых живо обсуждались способы нападения и защиты.
Вполне верное во всех пунктах тайное донесение, о котором говорилось
ранее, высказывало предположение (правда, с оттенком сомнения) о свидании
Адриенны с Джальмой. В этом оно отступало от истины. Дальше мы узнаем,
почему это неверное предположение могло оказаться истинным. В горячих
заботах об интересах семьи Реннепонов мадемуазель де Кардовилль тщетно
старалась найти хотя бы временное забвение от роковой любви, терзавшей ее
втайне и в которой она горько себя упрекала.
Утром того дня, когда Адриенна, узнав, наконец, адрес Горбуньи, почти
чудом вырвала ее из когтей смерти, Агриколь Бодуэн зашел на минутку к ней
поговорить о господине Гарди. Узнав, куда она отправляется, кузнец просил
разрешения сопровождать ее на улицу Хлодвига, и они оба поспешно
отправились в путь.
Итак, снова можно было наблюдать трогательное и символическое зрелище:
мадемуазель де Кардовилль и Горбунью, два крайних звена социальной цепи,
объединяло трогательное равенство: работница и аристократка стоили друг
друга по уму, по душе и по сердцу... Они стоили одна другой, потому что
обе являлись образцами: одна - красоты, богатства и грации, другая -
покорности судьбе и незаслуженного несчастия... Увы! Разве несчастие,
переносимое с достоинством и мужеством, не имеет также своего ореола?
Горбунья, распростертая на соломе, казалась такой слабой, что если бы
Агриколя не задержали внизу заботы о Сефизе, умиравшей ужасной смертью,
мадемуазель де Кардовилль решила бы подождать еще некоторое время, прежде
чем предложить Горбунье встать и спуститься к карете.
Благодаря находчивости и благому обману Адриенны швея была уверена, что
Сефизу унесли в больницу, где ее приведут в чувство и вылечат. Так как
сознание Горбуньи было еще не вполне ясно, она поверила этой выдумке без
малейшего подозрения и не знала даже, что Агриколь сопровождал мадемуазель
де Кардовилль.
- И это вам мы с Сефизой обязаны жизнью! - говорила Горбунья, грустное
и нежное лицо которой было обращено к Адриенне. - Вы... на коленях, в этой
мансарде... возле этого нищенского ложа, где мы с сестрой хотели
умереть!.. Ведь Сефиза тоже будет спасена... не правда ли?.. Помощь не
опоздала?
- Да, да, успокойтесь... мне сейчас говорили, что она приходит в себя!
- А ей сказали, что я жива? Бедняжка стала бы жалеть, что пережила
меня!
- Успокойтесь, дорогое дитя! - говорила Адриенна, сжимая ее руки в
своих руках и не сводя с нее влажного от слез взора. - Сказали все, что
нужно было сказать! Не тревожьтесь и думайте только, как бы скорее
выздороветь... и надеюсь, - к счастью... которого вы почти совсем не
знали!
- Сколько доброты, мадемуазель Адриенна!.. И это после моего бегства!..
Ведь вы должны были считать меня страшно неблагодарной!
- Вот когда вы поправитесь... я вам многое должна буду рассказать...
теперь это бы вас утомило. Ну, как вы себя чувствуете?
- Гораздо лучше!.. свежий воздух... а главное, мысль, что вы здесь и,
значит, моя бедная сестра не впадет снова в отчаяние... Ведь и мне надо
много вам сказать... Я уверена, что вы пожалеете Сефизу, не так ли?
- Рассчитывайте на меня во всем и всегда, дитя мое, - сказала Адриенна,
скрывая тягостное замешательство. - Вы знаете, я интересуюсь всем, что
касается вас... Но скажите мне... - прибавила она растроганным голосом, -
прежде чем дойти до такого ужасного решения, вы писали мне, не правда ли?
- О да!
- Увы! - грустно продолжала Адриенна. - И, конечно, не получая ответа,
вы, должно быть, подумали, что я весьма забывчива и ужасно неблагодарна!
- О! Никогда я вас не обвиняла! Моя бедная сестра подтвердит вам это! Я
была вам благодарна до конца!
- Я верю вам... я знаю ваше сердце! Но... как же, наконец, могли вы
объяснить мое молчание?
- Я считала, что вы справедливо обижены моим неожиданным бегством...
- Я... обижена!.. Увы! Вашего письма я не получила.
- Но как же вы знаете, что я вам писала?
- Да, мой бедный друг: я знаю даже, что вы писали письмо у моего
привратника. К несчастью, он отдал это письмо Флорине, сказав, что письмо
от вас.
- Мадемуазель Флорина? Но она была всегда так добра ко мне!
- Флорина меня низко обманывала: продавшись моим врагам, она служила у
меня шпионкой!
- Она! Боже! Возможно ли это?
- Да... она! - с горечью отвечала Адриенна. - Но ее приходится больше
жалеть, чем порицать: она была вынуждена повиноваться страшной
необходимости... И ее сознание и раскаяние были так искренни, что я не
могла не простить несчастную перед ее смертью!
- Как, она умерла, такая молодая... красивая?
- Несмотря на вину Флорины, ее смерть меня глубоко тронула. Она так
оплакивала свою вину. Тут же она призналась, что перехватила ваше письмо
ко мне; она сказала, что вы в нем умоляли меня о свидании, которое могло
спасти жизнь вашей сестры.
- Это правда... я писала вам именно об этом. Но какая была выгода
скрыть от вас это письмо?
- Боялись, что вы вернетесь ко мне... вы, мой ангел-хранитель... вы,
так нежно меня любившая... Мои враги боялись вашей преданности, боялись
безошибочного инстинкта вашего сердца... Ах! Я никогда не забуду того
ужаса, какой вам внушал негодяй, которого я защищала от ваших подозрений!
- Господин Роден? - с дрожью спросила Горбунья.
- Да... - отвечала Адриенна. - Но не будем теперь говорить об этих
людя
|
|