... покончить с жизнью!
   - Правда, Сефиза, - отвечала Горбунья удрученно, - но...  если  умереть
одной... только за себя и отвечаешь... А если я умру с тобой... я  как  бы
стану сообщницей в твоей смерти... - прибавила она вздрагивая.
   - Может быть, ты хочешь умереть... порознь: я в  одном  месте...  ты  в
другом? Веселая участь! - говорила Сефиза с горькой, безнадежной  иронией,
сопровождающей чаще, чем предполагают, приготовления самоубийц к  расчетам
с жизнью.
   - О нет! - с ужасом возразила Горбунья. - Я  не  хочу  умирать  одна...
нет, не хочу!
   - Так видишь, дорогая сестра, значит, нам  разлучаться  нет  причин!  А
между тем, - прибавила  Сефиза  растроганным  голосом,  -  у  меня  сердце
разрывается, едва я подумаю, что ты хочешь тоже умереть, подобно мне...
   - Эгоистка! - с грустной улыбкой отвечала  Горбунья.  -  А  почему  мне
жизнь может быть милее, чем тебе? Кому меня будет недоставать?
   - Знаешь, сестра, - говорила Сефиза, -  ты  ведь  прямо-таки  мученица.
Святоши толкуют о святых! Да сравнится ли с тобою  хоть  одна  из  них?  А
между тем, ты хочешь умереть... умереть, как я... - настолько же праздная,
беззаботная, порочная... насколько ты была  трудолюбива  и  преданна  всем
страждущим!.. И что же  вышло  из  всего  этого?  Ты...  ангел  во  плоти,
умираешь в таком же отчаянии... как и я, дошедшая  до  последних  пределов
падения, - прибавила несчастная, опуская глаза.
   - Да, странное дело, - задумчиво  проговорила  Горбунья.  -  Вступая  в
жизнь вместе... мы выбрали разные дороги... а результат один -  отвращение
к  жизни!..  Для  тебя,  бедняжка  Сефиза,  еще  недавно  такой  красивой,
мужественной, безумно веселой, жизнь теперь стала непосильной ношей, как и
для меня, злополучного, больного урода... Я выполнила свой долг до  конца,
- кротко прибавила Горбунья. - Агриколю я не нужна больше...  он  женат...
любит... любим... его счастье обеспечено... Мадемуазель  де  Кардовилль  и
пожелать больше нечего. Я сделала для этой счастливой,  богатой  красавицы
все, что могло сделать жалкое существо, вроде меня... Все, кто был добр ко
мне... все счастливы... Отчего же мне  теперь  и  не  отдохнуть?..  Я  так
устала!..
   - Бедная сестра! - с растроганным  волнением  заметила  Сефиза.  -  Как
только я подумаю, что ты, не говоря мне  ни  слова,  несмотря  на  твердое
решение  не  возвращаться  к  своей  великодушной  покровительнице,  нашла
мужество потащиться к ней, почти умирая от  усталости  и  голода...  чтобы
рассказать ей о моей участи... Ведь ты тогда чуть не умерла  от  истощения
на Елисейских Полях!..
   - И к несчастью, когда я добралась до особняка, ее не было дома...  Да,
именно к несчастью! - повторила Горбунья, с жалостью глядя  на  сестру,  -
потому что  на  другой  день...  потеряв  последнюю  надежду...  дойдя  до
отчаяния... и желая добыть кусок хлеба  для  меня  больше,  чем  для  себя
самой... ты...
   Горбунья не могла закончить: она вздрогнула и закрыла лицо руками.
   - Ну да! Я продала себя... как продаются все несчастные,  когда  работы
нет или заработка не хватает, а желудок требует пищи... - отвечала  Сефиза
отрывисто. - Только не умея жить... позором... я от него умираю.
   - Увы! Ты бы не познала позора, который доводит тебя до смерти,  потому
что ты слишком отзывчива, Сефиза, если бы я застала  дома  мадемуазель  де
Кардовилль  и  если  бы  она  ответила  на  письмо,  оставленное  мною   у
привратника. Но ее молчание доказывает, как глубоко  она  оскорблена  моим
неожиданным уходом... Она ничему  иному  не  могла  его  приписать,  кроме
черной неблагодарности... Я  понимаю  это...  я  понимаю,  почему  она  не
удостоила меня ответом... Она права... оттого-то я и не решилась  вторично
писать к ней. Я уверена, что это было бы напрасно... Как она ни добра и ни
великодушна,  но  она  непоколебима  в  отрицании...  если   считает   его
заслуженным. Да и на что нам теперь ее  помощь?  Поздно...  ты  все  равно
решила с собой покончить!
   - О да! Я твердо решила... Мой позор терзает мне сердце... Жак умер  на
моих руках, презирая меня... а я его любила... слышишь! - говорила  Сефиза
в страстном возбуждении. - Я его любила так...  как  любят  только  раз  в
жизни.
   - Пусть же сбудется наша судьба! - задумчиво проговорила Горбунья.
   -  А  ты  никогда  не  хотела  мне  назвать  причину  своего  ухода  от
мадемуазель де Кардовилль, - после недолгого молчания сказала Сефиза.
   - Это будет единственная тайна, которую  я  унесу  с  собой  в  могилу,
дорогая сестра, - вымолвила Горбунья, опуская глаза.
   И с горькой радостью она подумала, что скоро избавится  от  отравившего
ей последние дни жизни ужасного страха,  _страха  встречи  с  Агриколем...
узнавшим о ее роковой и смешной страсти к нему..._
   Надо сознаться, что  безнадежная,  роковая  любовь  являлась  одной  из
причин самоубийства несчастной Горбуньи. Со времени  пропажи  ее  дневника
она была  уверена,  что  кузнец  знает  грустную  тайну,  доверенную  этим
страницам.  И  хотя  она  не  сомневалась   ни   в   великодушии,   ни   в
добросердечности Агриколя, но она так боялась себя  самой,  так  стыдилась
этой страсти, хотя бы чистой и благородной, что даже в  той  крайности,  в
которой она оказалась с Сефизой, не имея ни работы, ни  хлеба,  -  никакая
человеческая сила не  могла  бы  заставить  Горбунью  попасться  на  глаза
Агриколю... даже для того только, чтобы просить его спасти их от  голодной
смерти.
   Без сомнения, Горбунья поступила бы иначе, если бы ее  голова  не  была
затуманена непо