вляются недаром... А  потом,  -  прибавила
она, многозначительно взглянув на сестру  с  горькой  и  полной  взаимного
понимания улыбкой, - что же... может быть,  это  положит  конец  страшному
горю, причиной которого мы являемся... знаешь?
   - Увы! Господи! Право, мы не виноваты: мы так его любим! Только мы  так
тихи и робки при нем, что он может подумать, будто мы его вовсе не любим!
   Говоря это, Роза вынула из рабочего ящика свой платок,  чтобы  вытереть
слезы. Из платка выпала бумажка, сложенная в виде письма.
   Увидев ее, сестры затрепетали, прижались друг к другу, и  Роза  сказала
дрожащим голосом:
   - Снова такое же письмо!.. О, я боюсь! Оно, наверное, как  и  другие...
конечно...
   - Надо его поднять, чтобы его не увидали, - сказала Бланш, наклоняясь и
быстро поднимая бумажку. - Иначе особы, интересующиеся нами,  подвергнутся
большой опасности.
   - Но как сюда попало это письмо?
   - Как и раньше попадали к нам  такие  письма,  -  всегда  в  отсутствие
гувернантки.
   - Это правда!.. К чему искать объяснения тайны? Все равно мы ничего  не
откроем!.. Ну, посмотрим, что здесь написано... может быть,  на  этот  раз
письмо будет приятнее для нас!..
   И сестры прочитали следующее:

   "Продолжайте обожать вашего отца, дорогие дети,  потому  что  он  очень
несчастен, и вы невольно являетесь причиной его несчастия. Вы  никогда  не
узнаете,  какие  страшные  мучения  заставляете   его   переносить   своим
присутствием.  Но,  увы,  он  -  жертва  отцовской  любви.  Его  горе  все
увеличивается; не пытайтесь, главное, выказывать ему свою любовь: малейшая
из ваших ласк для него является ударом кинжала, потому что в вас он  видит
невольную причину своих страданий.
   Дорогие детки! Отчаиваться все-таки  не  надо,  если  вы  будете  иметь
настолько власти над собой, чтобы не  искушать  отца  излишней  нежностью:
будьте сдержаннее, и вы значительно облегчите его горе. Храните все это  в
тайне даже от вашего друга, доброго Дагобера, который вас так любит. Иначе
и вы, и ваш отец, и Дагобер, и неизвестный вам друг, пишущий это письмо, -
мы все подвергнемся страшным опасностям, потому что у вас есть беспощадные
враги.
   Мужайтесь и надейтесь: быть может, недалек тот день, когда любовь к вам
вашего отца освободятся от печали... и тогда  какое  счастье!..  И,  может
быть, это случится скоро...
   Сожгите это письмо, как и другие".

   Письмо было составлено так ловко, что,  если  бы  даже  попало  в  руки
маршала и Дагобера, они могли  бы  принять  его  только  за  нескромность,
странную, досадную, но почти извинительную, если судить по той  манере,  в
которой оно было написано; словом, ничто не могло быть сделано  с  большим
вероломством, если подумать о том жестоком внутреннем разладе,  в  котором
находился маршал  Симон,  без  конца  боровшийся  между  сожалением  вновь
покинуть дочерей и стыдом пренебречь тем, в чем он  видел  свой  священный
долг. Эти  дьявольские  намеки  пробудили  нежность  и  душевную  чуткость
девушек,  и  они  действительно  вскоре  заметили,  что   их   присутствие
доставляло отцу и радость и горе и что нередко, видя  их,  он  чувствовал,
что не в силах их покинуть, а сознание неисполненного  долга  затуманивало
его лицо. Конечно, бедные девочки объясняли все это в том смысле,  как  им
подсказывали  анонимные  письма.  Они  убедились,  что  в  силу   каких-то
таинственных причин, которые они не  могли  узнать,  их  присутствие  было
тяжко для отца; отсюда - возрастающая печаль Розы и Бланш; отсюда боязнь и
сдержанность, которые против их воли подавляли  порыв  дочерней  нежности;
отсюда и то, что маршал, обманутый  внешней  видимостью,  принимал  ее  за
холодность с их стороны. Это так  больно  отзывалось  в  его  сердце,  что
честное, открытое лицо невольно выдавало горькую скорбь, и,  чтобы  скрыть
навернувшиеся слезы, он поспешно уходил от дочерей,  а  пораженные  сироты
повторяли с тоской:
   - Мы являемся причиной страдания  отца,  наше  присутствие  делает  его
несчастным.
   Можно себе  представить,  как  должна  была  терзать  любящие,  робкие,
наивные сердца подобная неотвязная мысль. Не  доверять  письмам  человека,
говорившего им  с  таким  почтением  о  тех,  кого  они  любили,  письмам,
искренность которых ежедневно подтверждалась отношением к ним отца, они не
могли. А интриги, жертвами которых они уже были, и враги,  окружавшие  их,
заставляли  верить  опасностям,  какими  угрожали  им,  если  они  откроют
что-либо Дагоберу, который был так верно охарактеризован в этих письмах.
   А цель интриг была самая простая: уверяя  маршала  в  том,  что  дочери
совсем не так сильно к нему привязаны, заставляя его испытывать  и  другие
терзания, иезуиты желали, чтобы  он,  преодолев  свои  колебания,  оставил
дочерей и снова бросился в рискованную авантюру.  Роден  желал  достигнуть
того, чтобы маршалу жизнь показалась так горька, что он с  радостью  искал
бы  забвения  в  бурных  волнениях  смелого,   рыцарского,   великодушного
предприятия, и расчет этот не был лишен логики и вероятности.


   Прочитав письмо, девушки сидели несколько минут в молчании  и  глубоком
унынии. Затем Роза встала и,  подойдя  к  камину,  боязливо  бросила  туда
письмо:
   - Надо его сжечь скорее... иначе случится большое несчастье...
   - Да какого еще несчастья нам ждать?.. Не  довольно  ли  того,  что  мы
огорчаем отца! И какая может быть тому причина?
   - Послушай, Бланш, - сказала Роза, причем сле