юда
заключаете?
   - Наше дело, как и  ваше,  брат,  имеет  весь  мир  родиной,  семьей  -
сообщников, а главой - Бохвани!
   - Я не знаю такой святой, - смиренно заметил Роден.
   - Это наш Рим! - отвечал душитель и продолжал: - Господин Жозюе говорит
также о тех служителях вашего дела,  которые  рассеялись  по  всему  миру,
чтобы работать во славу Рима. Служители Бохвани также рассеялись по  всему
миру работать в ее славу.
   - Что же это за служители Бохвани, господин Феринджи?
   - Люди решительные, смелые, терпеливые, хитрые,  упорные,  которые  для
торжества своего дела пожертвуют родиной, отцом, матерью, братом,  сестрой
и которые смотрят на тех, кто не с ними, как на врагов.
   - Мне кажется, что в упорном и исключительно  религиозном  духе  вашего
дела много хорошего, - набожно и скромно произнес Роден. - Только я  хотел
бы узнать его, цели и стремления.
   - Как и вы, брат... мы делаем трупы.
   - Трупы? - воскликнул Роден.
   - В своем письме господин Жозюе говорит вам: "Высочайшая  слава  нашего
ордена в том, что он делает из человека труп"  (*8).  Мы  тоже  делаем  из
человека труп... Смерть людей услаждает Бохвани.
   - Но позвольте, сударь! - воскликнул Роден. - Господин Жозюе говорит  о
душе... о воле, о мысли, которые должны быть убиты дисциплиной.
   - Это правда... Вы убиваете душу... а мы тело. Руку, брат: вы такие  же
охотники за людьми, как и мы.
   - Повторяю вам, месье, что тут говорится об убиении воли... мысли...
   - А чем же являются тела, лишенные воли  и  мысли,  как  не  трупами?..
Полно,  полно,  брат:  мертвецы,  удавленные  нашим   шнуром,   не   более
безжизненны и не более холодны, чем те, которых создает  ваша  дисциплина.
Давайте вашу руку, брат... Рим [в латинском языке - слово женского рода] и
Бохвани - сестры!
   Несмотря на кажущееся спокойствие, Роден не без тайного страха думал  о
том, что письмо Жозюе, где, конечно, была  речь  о  Джальме,  находится  в
руках негодяя, каким казался Феринджи. Роден  был  уверен,  что  принц  не
сможет явиться завтра, но, не зная отношений, которые возникли  у  него  с
метисом после кораблекрушения, он считал этого человека очень опасным. Чем
сильнее была его внутренняя тревога,  тем  спокойнее  и  пренебрежительнее
казался его тон:
   - Ваше сопоставление Рима и Бохвани очень остроумно... - сказал  он.  -
Но что же вы из этого заключаете?
   - Я хочу только вам показать, кто я и  на  что  я  способен,  чтобы  вы
убедились, что меня лучше иметь другом, чем врагом.
   - Другими словами, - с презрительной  иронией  заговорил  Роден,  -  вы
принадлежите к индийской секте  убийц  и  прозрачно  намекаете  на  участь
человека, у которого вы украли адресованные мне письма. Со своей стороны я
могу только со всей скромностью заметить вам, господин Феринджи, что, если
вам здесь придет охота превратить кого-нибудь в труп из любви  к  Бохвани,
вашей богине, то, так как душить людей не принято, вам отрубят  голову  из
любви к другой богине, которую в обиходе зовут Правосудием.
   - А что мне сделают за попытку кого-нибудь отравить?
   - Я должен позволить себе заметить  вам,  господин  Феринджи,  что  мне
некогда  проходить  с  вами  курс   уголовного   права.   Советую   только
воздержаться от  желания  кого-нибудь  задушить  или  отравить.  Последнее
слово: угодно вам отдать мне письмо господина Жозюе?
   - Где речь идет о принце Джальме? - сказал метис и пристально уставился
на Родена, который, несмотря на внезапную и мучительную тревогу, оставался
непроницаем и совершенно спокойно и просто отвечал:
   - Так как я писем не читал, то и ответить вам не  могу.  Прошу  вас,  а
если нужно, так буду требовать через суд  отдать  мне  эти  письма.  Иначе
извольте выйти.
   - Через несколько минут вы будете умолять, чтобы я остался, брат.
   - Сомневаюсь.
   - Несколько слов совершат это чудо... Что, если я  вам  скажу,  что  вы
послали в замок Кардовилль врача,  чтобы  отравить  принца  Джальму...  не
совсем... хотя бы на время?
   Роден невольно вздрогнул и сказал:
   - Я вас не понимаю...
   - Правда, я бедняк, иностранец, произношение  у  меня  плохое...  но  я
постараюсь выразиться яснее... Я знаю из писем господина Жозюе, как  важно
для вас, чтобы принц Джальма не мог быть здесь завтра... и  знаю,  что  вы
для этого предприняли. Поняли вы меня теперь?
   - Мне нечего вам отвечать!
   Два удара в дверь прервали беседу.
   - Войдите! - сказал Роден.
   - Письмо доставлено, и вот  ответ!  -  сообщил,