рного настроения не вовремя разбуженного  судьи,
который мог  вынести  свое  решение,  основываясь  на  обманчивых  внешних
данных.
   Он решил как можно дольше не говорить девочкам о  новой  беде.  Отворяя
дверь, он наткнулся на  Угрюма,  который  после  тщетных  усилий  защитить
Весельчака от Морока вернулся на обычное место.
   - Хорошо, что пес вернулся, значит, девочки не остались без  присмотра,
- сказал солдат, открывая дверь.
   К его изумлению в комнате было совершенно темно.
   - Дети!.. - воскликнул он, - почему вы сидите в темноте?
   Никто ему не ответил.
   Он бросился в страшном испуге к кровати и ощупью нашел  руку  одной  из
сестер. Рука была холодна, как лед.
   - Роза!.. Девочка!.. - кричал Дагобер. - Бланш!.. Да отвечайте же... вы
меня пугаете!..
   То же молчание. Рука, которую он  машинально  продолжал  держать,  была
холодной и безжизненной. Луна, выплывшая из-за  темных  облаков,  осветила
маленькую комнату и кровать, стоявшую напротив окна, и Дагобер увидел, что
обе сестры были без чувств. Синеватый лунный  свет  еще  более  увеличивал
бледность сирот; они лежали  обнявшись,  Роза  спрятала  голову  на  груди
Бланш.
   "Они со страху лишились чувств, - подумал Дагобер.  -  Бедняжки...  Это
неудивительно после треволнений сегодняшнего дня".
   Солдат налил из  походной  фляжки  несколько  капель  водки  на  кончик
платка, растер девочкам виски и поднес его к их розовым носикам.  Стоя  на
коленях около кровати, Дагобер с тревогой и волнением  на  загорелом  лице
подождал несколько секунд, прежде чем  снова  прибегнуть  к  единственному
средству, остававшемуся в его распоряжении.  Вдруг  Роза  пошевелилась  и,
вздохнув, повернула голову  на  подушке;  потом  вздрогнула,  удивленно  и
испуганно открыла глаза и, узнав Дагобера, бросилась с криком "Сестра!"  к
Бланш на шею.
   Та начала тоже приходить в себя. Крик Розы  окончательно  привел  ее  в
чувство, и, бессознательно разделяя ужас сестры, она  крепко  прижалась  к
ней.
   - Наконец-то они очнулись... это главное, - сказал  Дагобер,  -  теперь
пройдет и  этот  безумный  страх!  -  Смягчив  по  возможности  голос,  он
прибавил: - Ну, дети... смелее... что с вами?..  ведь  это  я,  Дагобер...
успокойтесь...
   Сироты разом обернулись: их лица выражали волнение и страх, но,  увидав
солдата, они протянули ему руки в нежном порыве и воскликнули:
   - Ах, это ты, Дагобер!.. Теперь мы спасены!
   - Я, дети, я, - говорил ветеран, радостно пожимая им  руки.  -  Вы  так
испугались потому, что я ушел? Страшно бедняжкам стало?..
   - Страшно!.. До смерти страшно!..
   - Если бы ты знал, что было!.. если бы ты знал!
   - Почему потухла лампа?
   - Ее потушили не мы!..
   -  Ну,  успокойтесь,  бедняжки,   и   расскажите,   как   все   было...
Подозрительна эта гостиница... к счастью, мы ее покинем скоро... Да  будет
проклят тот час, когда мы в нее вошли! Впрочем, другой в деревне нет.  Что
же произошло?
   - Только ты ушел, окно растворилось со страшным шумом,  лампа  упала  и
раздался ужасный треск...
   - Мы просто обмерли со страху... обнялись... и, услыхав, что как  будто
кто-то ходит по комнате, закричали изо всей силы...
   - И потеряли сознание от ужаса...
   Убежденный, к несчастью, что рама  разбита  порывом  ветра,  Дагобер  и
второе происшествие приписал ему, подумав, что, наверно,  он  плохо  запер
задвижку, а испуг сирот отнес на счет их разыгравшегося воображения.
   - Ну, теперь все прошло... Забудем все, и постарайтесь успокоиться... -
сказал он.
   - А почему ты нас так внезапно покинул, Дагобер?
   - Да, да. Я вспомнила... Не правда ли,  сестрица,  послышался  страшный
шум, и Дагобер убежал на лестницу, повторяя: "Моя лошадь... Что  делают  с
моей лошадью?"
   - Так это ржал Весельчак?
   Этот вопрос напомнил Дагоберу о случившемся несчастье, и, не зная,  как
на него ответить, он пробормотал в замешательстве:
   - Да... это он ржал... но ничего особенного не случилось. Да что это мы
в потемках сидим?.. Куда я вечером  засунул  свое  огниво?..  Вот  оно,  в
кармане, я совсем голову потерял... Где свечка? Надо ее зажечь  и  достать
из сумки нужные бумаги.
   Дагобер высек огонь и зажег свечку.  При  свете  он  увидел,  что  окно
приоткрыто, стол опрокинут, а лампа и сумка  лежали  на  полу.  Он  закрыл
окно, поднял стол и, положив на него сумку, развязал ее, чтобы достать  из
бокового кармана бумажник, где лежали документы, крест  и  деньги.  Сумку,
казалось, никто не трогал, ремни были стянуты по-старому.
   Солдат засунул руку в боковое отделение. В нем ничего не было.
   Пораженный и у