|
захотели надеть венки, считая непристойным этот римский
обычай. Они содрогнулись, когда их окропили ладаном и гальбаном, - смесью,
предназначенной для священных обрядов в Храме.
Авл натер ею под мышками, и Антипа пообещал ему целый груз этого
благовония и еще три корзины того натурального бальзама, из-за которого
Клеопатра [35] так жаждала овладеть Палестиной.
Один из вновь прибывших начальников тивериадского гарнизона стал позади
Антипы, чтобы известить его о необычайных происшествиях. Но внимание
тетрарха было занято проконсулом и тем, что говорилось за соседними столами.
Там речь шла об Иоканане и о таких же, как он, людях. Симеон из Гитои
[36] очищал от грехов огнем. Некий Иисус...
- Этот еще хуже других! - воскликнул Элеазар. - Гнусный фигляр!
За спиной тетрарха поднялся человек, бледный, как кайма его хламиды. Он
спустился с помоста и, обращаясь к фарисеям, крикнул:
- Ложь! Иисус творит чудеса!
Антипа пожелал это увидеть.
- Тебе следовало его привести! Расскажи о нем.
И человек, назвавшийся Иаковом, сообщил, что его дочь была больна; он
отправился в Капернаум слезно просить Учителя исцелить ее. Учитель ответил:
"Вернись в дом свой, она исцелилась!" И он встретил ее на пороге; когда она
встала с ложа своего, гномон [37] во дворце указывал третий час - время его
беседы с Иисусом.
Разумеется, возразили фарисеи, существуют разные поверья, целебные
травы! В самом Махэрузе не раз находили корень баарас, от которого человек
становится неуязвимым; но исцелить, не видя и не коснувшись больного, - вещь
немыслимая! Если только Иисус не прибегнул к помощи злых духов.
И друзья Антипы, галилейская знать, твердили, качая головой: "Конечно,
злых духов!"
Иаков, стоявший между их столом и столом священнослужителей, молчал с
надменной кротостью.
Они понуждали его говорить:
- Докажи нам его могущество!
Он склонился и тихим голосом, медленно, точно пугаясь собственных слов,
сказал:
- Разве не знаете вы, что он - мессия?
Священнослужители переглянулись, а Вителлий потребовал, чтобы ему
объяснили значение этого слова. Толмач не сразу ответил.
Так называют иудеи освободителя, который принесет им все блага, а также
господство над всеми народами. Некоторые даже утверждают, что нужно ждать
двух освободителей. Одного победят Гог и Магог [38], демоны севера, но
другой уничтожит Сатану. И вот они веками ждут пришествия мессии.
Священнослужители посовещались, и с речью выступил Элеазар.
Прежде всего мессия должен быть сыном Давида, а не какого-то плотника.
Он утвердит законы. Этот же назарянин [39] преступает их, - и в качестве
наиболее веского довода Элеазар указал на то, что мессии должно
предшествовать явление Илии.
- Но ведь Илия уже явился! - возразил Иаков.
- Илия! Илия! - повторила толпа по всему залу. Всем мысленно
представился старец и стая воронов над ним, огонь небесный, сжигающий
алтарь, жрецы-идолопоклонники, низвергнутые в бурлящий поток. А женщины на
хорах вспоминали сарептскую вдовицу [40].
Иаков неустанно повторял, что знает его. Он видел его! И народ его
видел!
- Имя его?
Тогда он закричал изо всех сил:
- Иоканан!
Антипа откинулся назад, точно пораженный в самое сердце. Саддукеи
бросились на Иакова. Элеазар продолжал ораторствовать, чтобы привлечь к себе
внимание.
Когда снова водворилась тишина, он накинул свой плащ и, как судья, стал
задавать вопросы:
- Коль скоро пророк умер...
Ропот прервал его слова. Считали, что Илия только исчез. Элеазар гневно
прикрикнул на толпу, продолжая допрос:
- Ты полагаешь, что он воскрес?
- Почему бы и не так? - сказал Иаков.
Саддукеи пожимали плечами. Ионатан, тараща маленькие глазки, старался
смеяться, словно он был шутом. Что может быть глупее притязания тела на
бессмертие! И он продекламировал, нарочно, для проконсула, стих современного
поэта: Nec crescit, пес post mortem durare videtur..." ("Ни расти, ни
продолжать существование после смерти не могут" (латинский))
Между тем Авл, позеленев, с выступившим на лбу холодным потом,
схватился руками за живот и перегнулся через край триклиния.
Саддукеи сделали вид, будто чрезвычайно этим обеспокоены, - на другой
же день им было предоставлено право жертвоприношения. Антипа обнаруживал
отчаяние. Вителлий оставался безучастным; тем не менее тревога его была
сильна, - с утратой сына рушилось все его благополучие.
Не успела еще прекратиться у Авла вызванная им самим рвота, как он
снова хотел приняться за еду.
- Пусть мне подадут мраморный порошок, наксосский сланец, морской воды,
чего-нибудь! Не принять ли мне ванну?
Он стал с жадностью глотать снег, затем, после некоторого колеба
|
|