лошке. Издали свет ее можно было  принять
за мутное пятно, мерцающее поверх масла. Длинный луч солнца тянулся  через
весь корабль,  и  от  этого  все  углы  и  боковые  приделы  казались  еще
сумрачнее.
   - Где священник? - обратилась г-жа  Бовари  к  мальчугану,  который  от
нечего делать вертел расхлябанный турникет.
   - Сейчас придет, - ответил мальчуган.
   В самом деле, дверь в доме священника скрипнула, и на  пороге  появился
аббат Бурнизьен; мальчишки гурьбой кинулись в церковь.
   - Вот безобразники! - пробормотал священник. - Одно баловство на уме.
   Наступив на растрепанный катехизис, он нагнулся и поднял его.
   - Ничего для них нет святого!
   Но тут он увидел г-жу Бовари.
   - Извините, - сказал он, - я вас не узнал.
   Он сунул катехизис в  карман  и,  все  еще  раскачивая  двумя  пальцами
тяжелый ключ от ризницы, остановился.
   Заходящее солнце било ему прямо в глаза, и в его свете  лоснившаяся  на
локтях ластиковая сутана с  обтрепанным  подолом  казалась  менее  темной.
Широкую грудь вдоль ряда пуговок усеяли  следы  жира  и  табака;  особенно
много их было внизу, где от них не защищал нагрудник, на  который  свисали
складки красной кожи, испещренной желтыми пятнами, прятавшимися  в  щетине
седеющей бороды. Священник громко сопел - он только что пообедал.
   - Как вы себя чувствуете? - спросил он.
   - Плохо, - ответила Эмма. - Я страдаю.
   - Вот и я тоже!  -  подхватил  священнослужитель.  -  Первые  дни  жары
невероятно расслабляют, правда? Ну да ничего не поделаешь! Мы рождены  для
того, чтобы страдать, - так нас учит апостол Павел. А как смотрит на  ваше
самочувствие господин Бовари?
   - Никак! - презрительно поведя плечами, ответила Эмма.
   - Да неужели? - в полном изумлении воскликнул простодушный священник. -
Он вам ничего не прописывает?
   - Ах, я в его лекарствах не нуждаюсь! - молвила Эмма.
   Священник между тем все поглядывал, что делают в  церкви  мальчишки,  а
мальчишки, стоя на коленях,  толкали  друг  Друга  плечом  и  потом  вдруг
падали, как карточные домики.
   - Мне важно знать... - снова заговорила Эмма.
   - Погоди, погоди, Наблудэ!  Я  тебе  уши  нарву,  сорванец!  -  сердито
крикнул "священник и обратился к Эмме: - Это сын плотника Будэ. Родители у
него зажиточные, вот они его и балуют.  А  так  малый  способный,  был  бы
хорошим учеником, если б не лень. Я иногда в шутку  называю  его  Наблудэ,
Ха-ха-ха! Вечно он что-нибудь наблудит, напроказит... Недавно я  рассказал
про это владыке,  так  он  посмеялся...  изволил  смеяться...  Ну,  а  как
господин Бовари поживает?
   Эмма, видимо, не слушала его.
   - Наверно, как всегда, в трудах! - продолжал священник. - Мы ведь с ним
самые занятые люди во всем приходе. Но только он врачует тело, а я - душу!
- с раскатистым смехом добавил он.
   Эмма подняла на него умоляющий взор.
   - Да... - сказала она. - Вы утешаете во всех скорбях.
   - Ах, и не говорите, госпожа Бовари! Не далее  как  сегодня  утром  мне
пришлось идти в Ба-Дьовиль из-за коровы: ее раздуло, а они думают, что это
от порчи. Нынче с этими коровами  прямо  беда...  Виноват!  Одну  минутку!
Лонгмар и Будэ! Да перестанете вы или нет, балбесы вы этакие?
   Священник устремился в церковь.
   Ребята  в  это  время  толклись  вокруг  высокого  аналоя,  влезали  на
скамеечку  псаломщика,   открывали   служебник;   другие   крадучись   уже
подбирались к исповедальне.  Неожиданно  на  них  посыпался  град  оплеух.
Священнослужитель хватал их за шиворот, отрывал от пола, а потом  с  такой
силой ставил на колени, точно хотел вбить в каменный-пол.
   - Да, так вот, - вернувшись к Эмме, сказал он и, зажав в  зубах  уголок
большого  ситцевого  носового  платка,  принялся   развертывать   его.   -
Крестьянам тяжело живется.
   - Не только одним крестьянам, - возразила Эмма.
   - Совершенно справедливо! Взять хотя бы рабочих в городах.
   - Да нет...
   - Простите, мне эта среда знакома! И я знаю случаи, когда у  несчастных
матерей, добродетельных, ну просто святых женщин,  не  было  подчас  куска
хлеба.
   - Но те, ваше преподобие, - возразила Эмма, и углы губ у нее  дрогнули,
- те, у кого есть хлеб, но нет...
   - Дров на зиму? - подсказал священник.
   - Это не беда!
   - То есть как  не  беда?  По-моему,  если  человек  живет  в  тепле,  в
сытости... ведь в конце-то концов...
   - Боже мой! Боже мой! - вздыхала Эмма.
   - Вы неважно себя чувствуете? - подойдя к ней вплотную, с обеспокоенным
видом спросил священник. - Наверно, желудок не в порядке? Идите-ка  домой,
госпожа Бовари, выпейте чайку для бодрости или же холодной воды с сахаром.
   - Зачем?
   Эмма словно только сейчас проснулась.
   - Вы держитесь за голову. Я и подумал,  что  вам  нехорошо.  Ах  да,  -
спохватился священник, - вы хотели меня о чем-то спросить.  Что  такое?  Я
понятия не имею.
   - Спросить? Нет, ничего... ничего... - повторяла Эмма.
   И ее блуждающий взгляд  задержался  на  старике  в  сутане.  Оба  молча
смотрели друг на друга в упор.
   - В таком случае, госпожа Бовари, извините, -