ту самую минуту мимо  проехала  телега  с
длинными  листами  железа;  стенам   домов   передавалась   мелкая   дрожь
оглушительно скрежетавшего металла.
   Эмма вдруг сорвалась с места, переоделась  в  другой  комнате,  сказала
Леону, что ей пора домой, и, наконец, осталась одна в гостинице  "Булонь".
Она испытывала отвращение  ко  всему,  даже  к  себе  самой.  Ей  хотелось
вспорхнуть, как птица, улететь куда-нибудь далеко-далеко, в незагрязненные
пространства, и обновиться душой и телом.
   Она вышла на улицу и, пройдя бульвар  и  площадь  Кошуаз,  очутилась  в
предместье, на улице, где было больше садов, чем домов.  Она  шла  быстрой
походкой, свежий воздух действовал на нее успокаивающе, и постепенно лица,
всю ночь мелькавшие перед ней, маски, танцы, люстры, ужин,  девицы  -  все
это исчезло, как подхваченные ветром хлопья  тумана.  Дойдя  до  "Красного
креста", она поднялась  в  свой  номерок  на  третьем  этаже,  где  висели
иллюстрации к "Нельской башне", и бросилась на кровать. В четыре часа  дня
ее разбудил Ивер.
   Дома Фелисите показала ей на лист серой бумаги, спрятанный  за  часами.
Эмма прочла:

   "Копия постановления суда..."

   Какого еще суда? Она не знала, что накануне приносили другую бумагу,  и
ее ошеломили эти слова:

   "Именем короля, закона и правосудия г-жа Бовари..."

   Несколько строк она пропустила.

   "...в двадцать четыре часа..."

   Что в двадцать четыре часа?

   "...уплатить сполна восемь тысяч франков".

   И дальше:

   "В противном случае на законном основании будет наложен арест на все ее
движимое и недвижимое имущество".

   Что же делать?.. Через двадцать  четыре  часа!  Значит  -  завтра!  Она
решила, что Лере просто пугает ее. Ей казалось, что она разгадала все  его
маневры, поняла цель его поблажек. Громадность суммы отчасти успокоила ее.
   А между тем,  покупая  и  не  платя,  занимая,  выдавая  и  переписывая
векселя, суммы которых росли с каждой отсрочкой, Эмма накопила  г-ну  Лере
изрядный капитал, который был ему  теперь  очень  нужен  для  всевозможных
махинаций.
   Эмма пришла к нему как ни в чем не бывало.
   - Вы знаете, что произошло? Это, конечно, шутка?
   - Нет.
   - То есть как?
   Он медленно повернулся к ней всем корпусом и,  сложив  на  груди  руки,
сказал:
   - Неужели вы думаете, милая  барыня,  что  я  до  скончания  века  буду
служить вам поставщиком и банкиром  только  ради  ваших  прекрасных  глаз?
Войдите в мое положение: надо же мне когда-нибудь вернуть мои деньги!
   Эмма попыталась возразить против суммы.
   - Ничего не поделаешь! Утверждено судом! Есть  постановление!  Вам  оно
объявлено официально. Да и потом, это же не я, а Венсар.
   - А вы не могли бы...
   - Ничего я не могу.
   - Ну, а все-таки... Давайте подумаем.
   И она замолола вздор: она ничего не знала,  все  это  ей  как  снег  на
голову...
   - А кто  виноват?  -  поклонившись  ей  с  насмешливым  видом,  спросил
торговец. - Я из сил выбиваюсь, а вы веселитесь.
   - Нельзя ли без нравоучений?
   - Нравоучения всегда полезны, - возразил он.
   Эмма унижалась перед ним,  умоляла,  даже  дотронулась  до  его  колена
своими красивыми длинными белыми пальцами.
   - Нет уж, пожалуйста! Вы что, соблазнить меня хотите?
   - Подлец! - крикнула Эмма.
   - Ого! Уж очень быстрые у вас переходы! - со смехом заметил Лере.
   - Я выведу вас на чистую воду. Я скажу мужу...
   - А я вашему мужу кое-что покажу!
   С этими словами Лере вынул из несгораемого  шкафа  расписку  на  тысячу
восемьсот франков, которую она ему выдала, когда Венсар  собирался  учесть
ее векселя.
   - Вы думаете, ваш бедный муженек  не  поймет,  что  вы  сжульничали?  -
спросил он.
   Эмму точно ударили обухом по голове. А Лере шагал от  окна  к  столу  и
обратно и все твердил:
   - Я непременно ему покажу... я непременно ему покажу...
   Затем он приблизился к ней вплотную и вдруг перешел на вкрадчивый тон:
   - Конечно, это не весело, я понимаю. Но в конце концов никто  от  этого
не умирал, и поскольку другого пути вернуть мне деньги у вас нет...
   - Где же мне их взять? - ломая руки, проговорила Эмма.
   - А, будет вам! У вас же есть друзья!
   И при этом он посмотрел на нее таким  пронизывающим  я  таким  страшным
взглядом, что она содрогнулась.
   - Я обещаю вам, я подпишу... - залепетала она.
   - Довольно с меня ваших подписей!
   - Я еще что-нибудь продам...
   - Перестаньте! У вас ничего больше нет! - передернув  плечами,  прервал
ее торговец и крикнул в слуховое окошко, выходившее  в  лавку:  -  Аннета!
Принеси мне три отреза номер четырнадцать.
   Появилась служанка. Эмма все поняла  и  только  спросила,  какая  нужна
сумма, чтобы прекратить дело.
   - Поздно!
   - А если я вам принесу несколько тысяч франков, четверть суммы,  треть,
почти все?
   - Нет, нет, бесполезно!
   Он осторожно подталкивал ее к лестнице.
   - Заклинаю вас, господин Лере: еще хоть несколько дней!
   Она рыдала.
   - Ну вот еще! Слезы!
   - Я в таком отчаянии!
   - А мне наплевать! - запирая дверь, сказал г-н Лере.



7

   На другой день, когда судебный пристав г-н Аран явился к  ней  с  двумя
понятыми описывать имущество, она держала себя героически.
   Начали они с кабинета Бовари, но френологическую  голову  описывать  не
стали, так как отнесли ее  к  "медицинским  инструментам".  Зато  в  кухне
переписали блюда, горшки, стулья, подсвечники, а в спальне  безделушки  на
этажерке. Осмотрели платья Эммы, белье, ту