|
актеры, воспользовавшись своим численным преимуществом,
расправятся с ним сами или отдадут его в руки правосудия; но
комедия с чучелами рассмешила их, и они хохотали все, как один.
Смех же по своей природе чужд жестокости; он отличает человека
от животного и, согласно Гомеру, является достоянием
бессмертных и блаженных богов, которые всласть смеются
по-олимпийски в долгие досуги вечности.
Тиран, человек от природы добродушный, разжав пальцы, но
все же придерживая бандита, обратился к нему трагическим
театральным басом, которым пользовался иногда и в обыденной
жизни:
- Ты, негодяй, напугал наших дам, и за это тебя следовало
вздернуть без дальних слов; но если они, как я полагаю, по
доброте сердечной, тебе простят, я не потащу тебя к судье.
Ремесло доносчика мне не по вкусу, не мое дело снабжать дичью
виселицу. К тому же хитрость твоя остроумна и забавна, - ничего
не скажешь, ловкий способ выуживать пистоли у трусливых мещан.
Как актер, искушенный в уловках и выдумках, я ценю твою
изобретательность и потому склонен к снисхождению. Ты отнюдь не
просто вульгарный и грубый вор, и было бы жаль помешать тебе в
столь блестящей карьере.
- Увы! Я не могу избрать себе иную, - отвечал Агостен, - и
достоин сожаления больше, чем вы думаете. Я остался один изо
всей моей труппы, а состав ее был не хуже вашего - палач отнял
у меня актеров и на первые, и на вторые, и на третьи роли. И
теперь весь спектакль на театре большой дороги мне приходится
разыгрывать самому, говоря на разные голоса и наряжая чучела
разбойниками, чтобы люди думали, будто за моей спиной целая
шайка. Да, грустная мне выпала доля! Вдобавок мало кто
пользуется моей дорогой, слава у нее дурная, вся она изрыта
ухабами, неудобна и для пеших, и для конных, и для экипажей,
ниоткуда она не идет и никуда не ведет, а приобрести лучшую у
меня нет средств: на каждой более оживленной дороге есть своя
братчина. По мнению лодырей, которые трудятся, путь вора усеян
розами, - нет, на нем много терний! Я бы не прочь стать честным
человеком; но как прикажете мне сунуться к городским воротам с
такой зверской рожей и в таких дикарских отрепьях? Сторожевые
псы ухватили бы меня за икры, а часовые - за ворот, если бы
такой у меня был. Вот теперь провалилось мое предприятие, а
было оно так тщательно продумано и подстроено и дало бы мне
возможность прожить месяца два и купить мантилью бедняжке
Чиките. Мне не везет, я родился под заклятой звездой. Вчера
вместо обеда мне пришлось потуже затянуть пояс. Своей
неуместной храбростью вы отняли у меня кусок хлеба, и уж раз
мне не удалось вас ограбить, так не откажите мне в подаянии.
- Это будет только справедливо, - согласился Тиран, - мы
помешали тебе в твоем промысле и, значит, должны возместить
убытки. Вот возьми две пистоли -выпей за наше здоровье.
Изабелла достала из повозки большой кусок материи и
протянула его Чиките.
- А я лучше хочу ожерелье из белых зерен, - сказала
девочка, бросив алчный взгляд на бусы. Актриса отстегнула их и
надела на шею маленькой воровки. Не помня себя и онемев от
восторга, Чикита смуглыми пальчиками щупала белые зерна и
нагибала голову, силясь увидеть ожерелье на своей щуплой груди,
потом внезапно подняла голову, откинула назад волосы, обратила
на Изабеллу сверкающие глаза и с какой-то удивительной
убежденностью произнесла: - Вы добрая - вас я никогда не
убью...
Одним прыжком она перемахнула через канаву, взбежала на
пригорок, уселась там и стала разглядывать свое сокровище.
Агостен же выразил благодарность поклоном, подобрал свои
исковерканные пугала, отнес их в лесок и зарыл там в ожидании
лучшего случая. После того как воротился погонщик, доблестно
улепетнувший от мушкетного выстрела, предоставив седокам
выпутываться как знают, фургон тяжело стронулся с места и
покатил дальше.
Дуэнья вытащила дублоны из башмака и вновь украдкой
водворила их в кармашек.
- Вы держали себя, как герой романа, - сказала Изабелла
Сигоньяку. - Под вашей охраной можно путешествовать без страха.
Как храбро напали вы на разбойника, считая, что ему на помощь
бросится целая шайка, вооруженная до зубов!
- Это ли настоящая опасность? Попусту небольшая встряска!
- скромно возразил барон. - Чтобы оберечь вас, я разрубил бы
наотмашь от черепа до пояса любого великана, я обратил бы в
бегство орду сарацинов, сразился бы в клубах дыма и пламени с
дельфинами, гидрами и драконами, пересек бы заколдованные чащи,
полные волшебных чар, спустился бы в ад, как Эней, и притом без
золотой ветви. Под лучами ваших прекрасных очей все мне было бы
|
|