он  ждал,  пока  исчезнет  видение,  и  лишь  тогда  лицо   его
становилось  спокойнее  и  взгляд  снова принимался блуждать по
сторонам. Душа его медленно возвращалась с  порога  небытия,  и
врач,   приложив  ухо  к  его  груди,  слышал,  как  потихоньку
возобновляется  биение   сердца   -   слабые   удары,   скрытые
свидетельства  жизни,  доступные  только  слуху ученого медика.
Зубы его мерцали белизной между полуоткрытыми в  томной  улыбке
губами,  улыбке  более  печальной, нежели гримаса боли, ибо она
обычно является на  человеческих  устах  в  преддверии  вечного
покоя. Однако к их фиолетовой окраске уже примешивались розовые
тона, показывая, что мало-помалу восстанавливается ток крови.
     Стоя у изголовья постели, врач, мэтр Лоран, подмечал столь
трудно    уловимые    симптомы    с    большим    вниманием   и
проницательностью. Мэтр Лоран  был  человек  ученый,  и,  чтобы
снискать  заслуженное  признание,  ему  недоставало подходящего
случая. До сей поры он  упражнял  свой  талант  лишь  in  anima
vili1,  излечивая  без  огласки  простонародье,  мещан, солдат,
писцов, стряпчих и прочий мелкий судейский  люд,  чья  жизнь  и
смерть  мало  чего стоят. Нетрудно понять, что для него значило
излечение молодого герцога. Самолюбие  и  честолюбие  одинаково
участвовали  в  его  единоборстве со смертью. Не желая ни с кем
делить торжество  победы,  он  воспротивился  намерению  принца
вызвать   из   Парижа  самых  знаменитых  врачей,  заявив,  что
справится сам и что перемена в методах лечения может  оказаться
пагубной при такой серьезной ране.
     "Нет,  он  не  умрет,  -  думал Лоран, изучая наружный вид
больного, - гиппократова лица  у  него  нет,  руки  и  ноги  не
одеревенели,   он   хорошо   перенес  тягость  утренних  часов,
удваивающих  болезнь  и  предопределяющих  роковой   исход.   А
главное,  он  должен жить, в его спасении - мое благополучие, я
вырву этого красавца, наследника знатного  рода,  из  костлявых
рук  смерти! Ваятелям не скоро придется высекать ему надгробие.
Сперва  он  должен  извлечь  меня  из  этой  деревушки,  где  я
прозябаю.   Для   начала   попытаемся   восстановить  его  силы
укрепляющим средством, даже рискуя вызвать лихорадку".
     Так как помощник  его,  бодрствовавший  полночи,  спал  на
походной  кровати,  он  сам  достал  из  ящика  с медикаментами
несколько пузырьков, содержащих разноцветные  жидкости  -  одни
красные, как рубин, другие зеленые, как изумруд, третьи желтые,
как  золото,  четвертые  прозрачные, как алмаз. К склянкам были
приклеены этикетки с сокращенными  латинскими  названиями,  для
невежды  подобными  кабалистическим  формулам.  Как ни был мэтр
Лоран уверен в себе, он по нескольку раз перечитал  надписи  на
отобранных   им   флаконах,   посмотрел   содержимое  на  свет,
воспользовавшись первыми утренними лучами, которые  просочились
сквозь  занавески,  взвесил  в  серебряной  мензурке отлитые из
каждой бутылки дозы и составил из них микстуру, рецепт  которой
хранил в тайне.
     Изготовив смесь, он разбудил ученика и приказал приподнять
голову  Валломбреза,  а  сам  разжал  шпателем  зубы раненого и
втиснул  между  этим  двойным  рядом  перлов   узкое   горлышко
пузырька.  Несколько  капель увлажнили небо молодого герцога, и
от пряной горечи крепкого напитка  по  его  неподвижным  чертам
пробежала  легкая  судорога. Глоток за глотком проникал в грудь
больного, и,  наконец,  к  великому  удовольствию  лекаря,  вся
порция  была  принята  без  особого  труда.  По  мере  того как
Валломбрез пил, на щеках его проступал  слабый  румянец,  глаза
загорелись  жизнью  и  чуть  заметно  шевельнулась  лежавшая на
одеяле рука. Больной вздохнул, словно  пробуждаясь  от  сна,  и
осмотрелся по сторонам почти осмысленным взглядом.
     "Я  играю  в опасную игру, - про себя сказал мэтр Лоран, -
зелье это волшебное. Оно может либо убить, либо воскресить.  На
сей  раз  оно  воскресило  больного.  Слава  Эскулапу,  Гигии и
Гиппократу!"
     В  этот  миг  чья-то  рука  бесшумно   отодвинула   тканую
портьеру,  а  затем  из-за  складок  выглянуло благородное лицо
принца, истомленное и состарившееся на десять лет  от  волнений
этой страшной ночи.
     - Ну как, мэтр Лоран? - встревоженным шепотом спросил он.
     Лекарь  приложил палец одной руки к губам, а другой указал
на Валломбреза, чуть приподнятого на подушках и уже не похожего
на покойника, так обжег и оживил его огненный напиток.
     Неслышным шагом, привычным для тех, кто ходит за больными,
мэтр Лоран приблизился к стоявшему на пороге принцу  и,  отведя
его в сторонку, сказал:
     - Как  видите,  монсеньор, положение вашего сына отнюдь не
стало хуже, а наоборот,  заметно  улучшается.  Конечно,  нельзя
считать,   что   он   вне   опасности,   но  если  не  случится
непредвиденных  осложнений,   которые   я   всячески   стараюсь
предотвратить,  полагаю,  что  он поправится и будет продолжать