ее неискушенное воображение.
     Воротясь  в  свой  угол  и  прикрывшись  плащом, Чикита не
замедлила снова уснуть.  Человек,  проигравший  пари,  выплатил
условленные  пять  пистолей ее приятелю. Тот сунул их за пояс и
сел допивать начатую кружку;  пил  он  медленно,  ибо  не  имел
постоянного жилья и предпочитал коротать время в кабаке, вместо
того  чтобы  трястись  от  холода  где-нибудь под мостом или на
церковной паперти, ожидая столь позднего в эту  пору  рассвета.
Таково же было положение и многих других горемык, которые спали
крепчайшим  сном  кто  на  скамьях,  кто под ними, завернувшись
вместо одеял в собственные плащи. Забавное зрелище представляли
собой все эти сапоги, вытянутые на  полу,  как  ноги  мертвецов
после битвы. И в самом деле, битвы, где жертвы Бахуса, шатаясь,
добирались до какого-нибудь укромного уголка, прислонялись лбом
к   стене  и  под  смешки  собутыльников  с  более  выносливыми
желудками выворачивались наизнанку, истекая вместо крови вином.
     - Клянусь дьяволом, парень не  промах!  -  сказал  Лампурд
Малартику.  -  Надо иметь его в виду для трудных предприятий. С
теми,  к  кому  опасно  подступиться,  удар  ножом  издалека  -
отличное средство, куда лучше, чем пальба из пистолета, которая
огнем,  дымом  и  грохотом  словно  нарочно созывает на подмогу
полицейских.
     - Да, чисто сработано, - согласился Малартик, -  но  стоит
промахнуться,  как  останешься безоружным и не оберешься сраму.
Лично меня в этом рискованном показе  ловкости  больше  пленила
отвага  девочки.  Этакая пигалица! А в ее тощенькой, щупленькой
груди заключено сердце львицы и античной героини. И вообще  мне
нравятся  ее  горящие,  как  уголья,  глаза,  ее  невозмутимый,
неприступный  вид.  Рядом  с  утицами,  индюшками,  гусынями  и
прочими  обитательницами  заднего  двора она похожа на молодого
сокола, залетевшего в курятник. Я знаю толк  в  женщинах  и  по
бутону  могу  судить  о цветке. Через год-другой Чикита, как ее
называет  этот   черномазый   разбойник,   станет   королевским
лакомством...
     - Скорее,  воровским,  -  философски  заключил  Лампурд. -
Разве  что  судьба  примирит  обе  крайности,  сделав  из  этой
morena1,  как говорят испанцы, любовницу жулика и принца. Такое
уже бывало, причем не всегда принца любят сильнее, настолько  у
потаскушек  испорчен  и  развращен  вкус. Однако оставим пустую
болтовню и обратимся к серьезным делам. Возможно, скоро я  буду
нуждаться   в   помощи   нескольких  испытанных  храбрецов  для
предложенной мне экспедиции, не столь дальней, как та,  которую
предприняли аргонавты в поисках золотого руна.
     - Золотого!  Совсем  не  плохо!  -  пробормотал  Малартик,
уткнувшись носом в стакан, где вино  как  будто  заискрилось  и
зашипело от соприкосновения с этим раскаленным углем.
     - Предприятие нелегкое и небезопасное, - продолжал бретер.
- Мне  поручено  убрать  некоего  капитана  Фракасса, актера по
ремеслу,  будто  бы  мешающего  амурным  делам  очень  знатного
вельможи.  С  этим-то  делом  я,  конечно, управлюсь и сам; но,
кроме того, надо устроить  похищение  красотки  -  ее  любят  и
вельможа  и  актер,  а  вступится за нее вся труппа. Итак, надо
составить список надежных и не  очень-то  щепетильных  дружков.
Каков, по-твоему, Носомклюй? Что ты о нем скажешь?
     - Он   выше  всяких  похвал!  -  ответил  Малартик.  -  Но
рассчитывать на него не приходится. Он  болтается  на  железной
цепи  в  Монфоконе,  дожидаясь,  пока его останки, расклеванные
птицами, упадут с виселицы в  яму,  на  кости  опередивших  его
приятелей.
     - Вот  почему  его  с  некоторых  пор  не  было  видно,  -
равнодушнейшим тоном  заметил  Лампурд.  -  Чего  стоит  жизнь!
Попируешь  спокойно  вечерок с приятелем в почтенном заведении,
расстанешься с ним - и отправитесь каждый  по  своим  делам.  А
через  неделю  спросишь:  "Как  поживает  такой-то?"  -  и тебе
ответят: "Его повесили".
     - Увы! Ничего не поделаешь, - вздохнул приятель  Лампурда,
принимая  патетически-печальную или печально-патетическую позу.
- Верно говорит господин де Малерб в своем "Утешении Дюперье":
             Но он принадлежал к тем душам непорочным,
                            Чей жребий так жесток...
     - Нам не пристало хныкать по-бабьи,  -  сказал  бретер.  -
Покажем  себя  мужественными  стоиками  и будем продолжать свой
жизненный путь, надвинув шляпу до бровей,  лихо  подбоченясь  и
бросая вызов виселице; ведь от нее только почета меньше, чем от
пушек,  мортир,  кулеврин  и бомбард, несущих смерть солдатам и
командирам,  не  считая  угрозы  мушкетного  огня  и  холодного
оружия.  За отсутствием Носомклюя, который, верно, пребывает во
славе рядом с добрым разбойником, возьмем Меднолоба.  Малый  он
крепко сбитый, выносливый и в трудном деле не подведет.
     - Меднолоб  ныне  плавает  вдоль  берберийских берегов под