| |
его, хоть он и был снисходительным супругом.
- Неужто она влюблена в этого Леандра, - пробормотал он, -
счастье, что я авансом велел отдубасить его и могу считать себя
удовлетворенным.
Эта мысль вернула ему обычную безмятежность, и он
отправился за кулисы. Субретка уже удивлялась, почему он
медлит, и встретила его с притворным гневом, которым подобного
рода женщины подстегивают мужской пыл.
После спектакля Леандр, в свою очередь, обеспокоенный тем,
что маркиза исчезла посреди представления, поспешил на
Церковную площадь, где все эти дни его поджидал паж с каретой.
Нашел он одного только пажа, который, вручив ему письмо и
довольно увесистую шкатулку, так быстро скрылся в темноте, что
актер мог бы счесть его появление плодом собственной фантазии,
если бы не держал в руках послание и подарок. Окликнув чьего-то
слугу, который с фонарем шел в один из соседних домов, чтобы
проводить из гостей своего хозяина, Леандр нетерпеливой
дрожащей рукой сломал печать и при свете фонаря, подставленного
лакеем ему под нос, прочитал следующие строки:
"Дорогой Леандр, боюсь, что муж узнал меня в театре,
невзирая на маску; он так пристально уставился в мою ложу, что
я поспешила удалиться, дабы не быть застигнутой им.
Осторожность, противница любви, предписывает нам не встречаться
нынче ночью в павильоне. Вас могут выследить и, чего доброго,
убить, не говоря уже об опасностях, которым я подверглась бы
сама. В ожидании более счастливого и благоприятного случая не
откажите принять эту золотую цепь в три ряда, которую вручит
вам мой паж. Всякий раз, как вы будете ее надевать на шею,
пусть она напоминает вам ту, что никогда не забудет и не
разлюбит вас.
Та, что для вас зовется просто Марией."
"Увы, значит, кончился мой прекрасный роман, - подумал
Леандр, сунув несколько мелких монет лакею, который светил ему
фонарем. - А жаль! Ах, прелестная маркиза! Как долго бы я вас
любил! - продолжал он про себя, когда лакей удалился. - Но
завистливый рок воспротивился моему счастью! Будьте покойны,
сударыня, я не наброшу на вас тень своей нескромной страстью.
Жестокий муж не задумался бы извести меня и пронзить кинжалом
вашу белоснежную грудь. Нет, нет, не надо смертоубийств;
зверства хороши для трагедий, но не для обыденной жизни. Пусть
сердце мое изойдет кровью, я не сделаю попытки вновь увидеть
вас и удовольствуюсь тем, что буду лобызать эту цепь, менее
хрупкую и более весомую, чем та, которая на миг связала нас.
Сколько она может стоить? Не меньше тысячи дукатов, судя по ее
весу! Как я прав, что тяготею к знатным дамам! Единственное
неудобство в том, что, угождая им, рискуешь быть побитым
палками или проткнутым шпагой. По правде говоря, приключение
оборвалось вовремя, и горевать нам грешно". Горя нетерпением
посмотреть, как будет блестеть и переливаться при огнях его
золотая цепь, Леандр направился в "Герб Франции" довольно
резвым шагом для получившего отставку любовника.
Вернувшись к себе в комнату, Изабелла заметила небольшой
ларец, поставленный на видном месте, посреди стола, чтобы
привлечь к себе самый рассеянный взгляд. Сложенная записка
лежала под одной из ножек ларца, содержимое которого, очевидно,
было весьма ценным, ибо и сам он представлял собой настоящее
сокровище. Записка не была запечатана, и в ней дрожащей, еще
неверной рукой было выведено: "Для Изабеллы".
Краска негодования залила лицо актрисы при виде даров,
против которых устояла бы не всякая добродетель. Не поддавшись
женскому любопытству и не открыв ларца, Изабелла позвала
дядюшку Било, который еще не ложился, приготовляя ужин для
компании знатных кутил, и приказала ему возвратить шкатулку
владельцу, так как она не желает ни минуты держать ее у себя.
Удивленный трактирщик, пустив в ход божбу, такую же
заветную для него, как Стикс для олимпийцев, принялся уверять,
что понятия не имеет, кто принес ларец, хотя и догадывается о
его происхождении. И действительно, герцог обратился к тетке
Леонарде, полагая, что старая карга преуспеет там, где сам черт
себе ногу сломит; она-то втихомолку и поставила драгоценный
ларец на стол, воспользовавшись отсутствием Изабеллы. Но в
данном случае мерзкая старуха торговала непродажным товаром,
чересчур полагаясь на растлевающую власть драгоценных камней и
золота, которой подпадают лишь низкие души.
- Унесите эту гнусную шкатулку отсюда, - потребовала
Изабелла у Било, - и отдайте тому, кто ее прислал, а главное,
не говорите ни слова капитану; хотя я не чувствую за собой
никакой вины, он может выйти из себя и поднять шум, от которого
пострадает мое доброе имя.
Дядюшка Било был потрясен бескорыстием молодой актрисы,
|
|