предлагали свои услуги, дамы говорили госпоже:

- Подумайте, не стоит ли вам и в самом деле продать свой дом и переехать в 
другое, не такое мрачное место? До сих пор мы оставались здесь с вами, но 
всякое терпение имеет предел.

- О нет, это невозможно! Что станут говорить? Да и смогу ли я жить в доме, где 
ничто не будет напоминать об ушедшем? Как ни пустынно и ни сумрачно здесь, это 
мой бедный, старый дом, в котором жив еще дух отца, и одна эта мысль придает 
мне силы,- плача, отвечала им госпожа и, судя по всему, продавать дом не 
собиралась.

Утварь в доме также была крайне изношенная и давно уже вышедшая из моды, но 
сделанная первоклассными мастерами, поэтому люди, мнившие себя тонкими 
ценителями и жаждавшие заполучить какую-нибудь диковину, то и дело приставали к 
дамам с расспросами: "Это было заказано такому-то? А это работа такого-то?" - и 
ставили условия, не скрывая своего презрения. И снова дамы говорили:

- Другого выхода нет. Да и все так делают,- и тайком от госпожи поступали по 
своему усмотрению, что и давало им возможность на день, на два свести концы с 
концами. Узнав об этом, дочь принца Хитати рассердилась:

- Всю эту утварь отец заказывал для того, чтобы я сама ею пользовалась. Могу ли 
я допустить, чтобы она украшала жилище простолюдинов? О нет, я не хочу нарушать 
волю отца! - заявила она и запретила дамам распродавать вещи.

Так жила дочь принца Хитати, и никто даже случайно не заглядывал в ее дом. 
Только брат ее, монах Дзэнси, время от времени наезжая в столицу, наведывался к 
ней, но он тоже был человеком исключительно старомодным и даже среди монахов 
выделялся своим неумением приспосабливаться к житейским обстоятельствам и 
отрешенностью от всего мирского. Поэтому ему и в голову не приходило хотя бы 
расчистить дом от зарослей бурьяна и полыни. А между тем травы разрослись, 
заглушив сад, буйные стебли полыни тянулись вверх, словно стремясь перерасти 
стреху. Восточные и западные ворота заросли хмелем, что, возможно, и создавало 
бы ощущение защищенности, когда б лошади и быки не протоптали себе дороги через 
разрушенную изгородь. Еще более дерзко вели себя ребятишки, весной и летом 
пасшие здесь скот.

В тот год, когда на Восьмую луну пронизывающий поля ветер был особенно неистов, 
рухнула галерея, а от крытых тесом людских остался один остов, после чего даже 
слуги покинули это старое жилище. Дымок перестал подниматься над крышами, и 
жить здесь стало совсем уныло. Даже грабители и прочие не знающие удержу в 
своих бесчинствах люди и те пренебрежительно проходили мимо, полагая, очевидно, 
что на этих развалинах вряд ли можно чем-нибудь поживиться.

А между тем, несмотря на дикие, непроходимые заросли, подступавшие к самому 
дому, убранство главных покоев осталось нетронутым, вот только чистить и 
приводить дом в порядок было некому. Пыль толстым слоем покрывала все вокруг, 
но и она не могла скрыть подлинного благородства старинной утвари. Так и жила 
дочь принца Хитати долгие луны и годы.

Обычно в таких случаях, дабы развеять тоску и скрасить одиночество, прибегают к 
помощи старинных песен или повестей. Но дочь принца никогда не была до них 
охотницей. Многие молодые дамы, даже не отличающиеся особенно изысканными 
наклонностями, движимые потребностью передавать близким по духу людям мысли и 
чувства, зарождающиеся в душе при виде какого-нибудь цветка или дерева, имеют 
обыкновение посвящать часы досуга писанию писем. Но дочь принца, воспитанная 
отцом в крайней строгости, с робостью взирала на мир и не сообщалась даже с 
теми людьми, с которыми должна была сообщаться хотя бы потому, что того 
требовала простая учтивость. Иногда, открыв старый шкафчик, она вынимала оттуда 
"Карамори", "Хакоя-но тодзи", "Кагуя-химэ"2 и другие повести с картинками и 
разглядывала их.

Что касается старинных песен, то несомненна ценность собраний, составленных из 
лучших, тщательно подобранных по темам образцов, которые предваряются названием 
и именем автора. Вряд ли кому-нибудь могут доставить удовольствие всем 
надоевшие старые песни, беспорядочно написанные на гладкой, покоробившейся 
бумаге "канъя"3 или "митиноку" Однако к ним-то и обращалась дочь принца Хитати, 
когда ей становилось особенно грустно.

В наши дни люди охотно отдают часы чтению сутр или молитвам, но она стыдилась 
заниматься этим и, даже оставаясь одна, никогда не посылала за четками. Так 
уныло и монотонно текли ее дни.

Только дочь старой кормилицы, женщина по прозванию Дзидзю, не покинула ее и 
по-прежнему заботилась о ней. Но по прошествии некоторого времени скончалась 
жрица, в доме которой она тоже прислуживала, и Дзидзю оказалась в крайне 
стесненных обстоятельствах. Между тем как раз в это время родная тетка дочери 
принца Хитати, которая, обеднев, стала госпожой Северных покоев в доме 
наместника, подыскивала хорошо воспитанных молодых женщин в наперсницы к своим 
дочерям, и Дзидзю, рассудив: "Чем совсем незнакомый дом, лучше уж этот, с 
кото