ьный  занавес
неразумно помещать в глубине покоя,  его место --  возле приоткрытых ситоми,
не то на душе становится тревожно.
     Возлюбленный,  верно, уже  удалился. Дама дремлет с  головой накрывшись
светло- лиловой одеждой  на темной подкладке.  Верхний  шелк  уже,  кажется,
слегка поблек? Или это отливает глянцем густо окрашенная и не слишком мягкая
парча? На даме нижнее платье из шелка цвета амбры  или, может быть, палевого
шелка- сырца,  алые  шаровары. Пояс еще не завязан, его концы свисают из-под
платья. Пряди  разметанных волос льются по полу волнами... С первого взгляда
можно понять, какие они длинные.
     В  предутреннем тумане мимо проходит  мужчина, возвращаясь домой  после
любовной встречи. На нем шаро-
     вары   из  переливчатого  пурпурно-лилового  шелка,   сверху  наброшена
"охотничья одежда", такая прозрачная, словно бы и нет ее. Под легким светлым
платьем сквозят  алые нижние одежды. Блестящие шелка смочены росой и обвисли
в  беспорядке. Волосы на висках растрепаны, и он глубже надвинул на лоб свою
шапку цвета вороного крыла. Вид у него несколько подгулявший. Возвращаясь от
своей возлюбленной, он  полон  заботы.  Надо написать ей  письмо  как  можно
скорее,  "пока не  скатились  капли  росы  с утреннего вьюнка",  думает  он,
напевая по дороге: "На молодых  ростках  конопли..." Но  вдруг он видит, что
верхняя  створка  ситоми  приподнята.   Он  чуть  отодвигает  край  шторы  и
заглядывает внутрь.
     "Должно быть, с  этого ложа  только что встал возлюбленный...  И, может
быть,  как  я, он сейчас по дороге домой любуется  блеском утренней росы..."
Эта мысль  кажется ему забавной.  У  изголовья женщины, замечает  он, брошен
широко  раскрытый веер, бумага отливает пурпуром, планки из дерева магнолии.
На полу возле  занавеса рассыпаны  в беспорядке  сложенные в  несколько  раз
листки   бумаги   Митиноку,   светло-голубые  или   розовые.  Дама  замечает
присутствие чужого, она выглядывает из-под  наброшенной  на  голову  одежды.
Мужчина, улыбаясь, смотрит на нее. Он не из тех, кого надо избегать, но дама
не хочет встречи с ним. Ей неприятно, что он видел ее на ночном ложе.
     --  В  долгой дреме после  разлуки?  -- восклицает  он, перегнувшись до
половины через нижнюю створку ситоми.
     --  В досаде  на того, кто ушел  раньше,  чем выпала роса, --  отвечает
дама.
     Может  быть,  и  не следовало писать  о таких безделицах как  о  чем-то
значительном, но разговор их, право, был очень мил. Мужчина придвигает своим
веером веер  дамы и  нагибается, чтобы его поднять, но дама пугается, как бы
он не приблизился к ней. С сильно бьющимся сердцем  она  поспешно прячется в
глубине покоя.
     Мужчина поднимает веер  и  разглядывает его.--  От вас веет холодом, --
бросает он с легким оттенком досады.
     Но день наступил, слышен людской говор, и солнце уже взошло. Только что
он тревожился, успеет ли  написать послание  любимой, пока еще не  рассеялся
утренний  туман, и вот  уже совесть  упрекает его за небрежение. Но тот, кто
покинул на рассвете  ложе этой дамы, не столь забывчив.  Слуга уже принес от
него письмо, привязанное  к ветви хаги. На  цветах еще дрожат капли росы. Но
посланный  не решается отдать письмо, ведь дама не одна.  Бумага цвета амбры
пропитана ароматом  и  сладко благоухает. Дольше  медлить неловко, и мужчина
уходит,  улыбаясь при  мысли,  что  в  покоях  его  возлюбленной могло после
разлуки с ним, пожалуй, случиться то же самое.



ИЗ ВСЕХ СЕЗОННЫХ ПРАЗДНИКОВ...


     Из всех  сезонных  праздников самый  лучший -- пятый день пятой луны. В
воздухе плывут ароматы аира и чернобыльника.
     Все кровли застланы аиром, начиная с высочайших чертогов  и до скромных
хижин  простонародья. Каждый старается украсить свою кровлю как можно лучше.
Изумительное зрелище! В какое другое время увидишь что-либо подобное? Небо в
этот день обычно покрыто облаками.  В покои императрицы  принесли  из службы
шитья  одежд  целебные  шары-кусудама, украшенные  кистями  из  разноцветных
нитей. Шары эти подвесили по обеим сторонам ложа в опочивальне. Там,  еще  с
прошлогоднего  праздника  девятого  дня  девятой  луны,   висели  хризантемы
завернутые в простой шелк-сырец. Теперь их сняли и выбросили. Кусудама тоже,
пожалуй,   должны  были  бы  оставаться  несколько  месяцев,  до  следующего
праздника хризантем,  но от  них то и дело отрывают  нити, чтобы  перевязать
какой-нибудь сверток. Так растреплют, что и следа не останется. В пятый день
пятой луны ставят  подносы с праздничными лакомствами. У молодых  придворных
дам прически  украшены аиром, к волосам  прикреплен листок  с надписью "День
удаления". Они привязывают многоцветными  шнурами красивые ветки  и  длинные
корневища аира к своим нарядным накидкам. Необыкновенно? Да нет, пожалуй, но
очень  красиво.  Неужели  хоть один  человек скажет,  что  цветы  вишни  ему
примелькались, потому  что они распускаются каждый год? Юные служаночки,  из
тех,  кто прогуливается пешком по улицам,  прицепили к  рукавам  украшения и
важничают, словно это невесть какое событие. Идет такая и все время любуется
своими рукавами, поглядывая на других с победоносным видом: "Не скажешь, что
у меня хуже!"
     П