ни короткие,  ваши  "молитвы  об избавлении от  всяческих
бед". Некоторое  время спустя случились печальные события, потрясшие меня до
глубины  души, и я,  покинув  дворец,  удалилась в  свой родной  дом.  Вдруг
посланная приносит мне  от государыни двадцать свитков превосходной бумаги и
высочайшее   повеление,   записанное  со   слов   императрицы.   "Немедленно
возвратись! -- приказывала государыня. -- Посылаю тебе эту бумагу, но боюсь,
она не лучшего качества и ты не сможешь написать на ней Сутру долголетия для
избавления от бед".
     О счастье! Значит, государыня  хорошо помнит тот разговор,  а я ведь  о
нем совсем забыла. Будь она простой смертной, я и то порадовалась бы. Судите
же, как глубоко  меня тронуло  такое внимание со стороны  самой императрицы!
Взволнованная  до  глубины   души,  я  не  знала,   как  достойным   образом
поблагодарить государыню,  но  только  послала ей следующее стихотворение: С
неба  свитки  бумаги, Чтобы  священные  знаки  чертить, В  дар мне  прислала
богиня. Это знак, что подарен мне Век журавлиный в тысячу лет.
     -- И еще спроси государыню от моего имени, -- сказала я, -- "Не слишком
ли много лет прошу я от судьбы?"
     Я  подарила посланной (она была простая  служанка  из кухонной  челяди)
узорное  синее платье без подкладки.Сразу  же потом я с увлечением принялась
делать  тетради из  этой бумаги, и в хлопотах  мне показалось, что  все  мои
горести исчезли. Тяжесть спала с моего сердца.
     Дня через два дворцовый  слуга  в красной одежде посыльного принес  мне
циновку и заявил:
     -- Нате!
     -- А ты кто?  -- сердито  спросила  моя служанка. Невежество  какое! Но
слуга молча положил циновку и исчез.
     -- Спроси его, от кого он? -- велела я служанке.
     --  Уже ушел, -- ответила она и принесла мне  циновку,  великолепную, с
узорной каймой. Такие  постилают  только  для самых знатных персон. В душе я
подумала, что это -- подарок императрицы, но вполне уверенной быть не могла.
Смущенная, я  послала разыскивать  слугу, принесшего  циновку, но его и след
простыл.
     -- Как странно! -- толковала я с  моими  домашними, но что было делать,
слуга не отыскался.
     -- Возможно,  он отнес циновку не тому, кому следовало, и еще вернется,
-- сказала я.
     Мне  хотелось  пойти  во дворец императрицы и самой узнать,  от нее  ли
подарок,  но если бы  я ошиблась, то попала  бы в неловкое положение. Однако
кто мог подарить мне циновку  ни с  того ни  с сего?  "Нет, разумеется, сама
государыня прислала ее", -- с радостью подумала я. Два  дня я напрасно ждала
вестей, и в душе у меня уже начали шевелиться сомнения.
     Наконец, я послала сказать госпоже Уке:  "Вот,  мол, случилось  то-то и
то-то... Не видели ли вы такой циновки во  дворце? Сообщите мне  по секрету.
Только никому ни слова, что я вас спрашивала".
     "Государыня  сохраняет  все  в  большой тайне, --  прислала  мне  ответ
госпожа Уке.
     -- Смотрите же, не проговоритесь,  что я выдала ее секрет". Значит, моя
догадка  была верна!  Очень  довольная,  я написала  письмо и  велела  своей
служанке  потихоньку положить  его на  балюстраду возле покоев  императрицы.
Увы, служанка сделала это так неловко, что письмо упало под лестницу.



ПОСЛЕСЛОВИЕ


     Спустился вечерний сумрак, и я уже ничего  не различаю. К тому же кисть
моя вконец износилась.
     Добавлю  только несколько строк. Эту книгу замет  обо всем, что  прошло
перед моими глазами и волновало  мое сердце, я написала в тишине и уединении
моего дома, где, как я думала, никто ее никогда не увидит.
     Кое-что  в  ней сказано уж  слишком откровенно  и  может,  к сожалению,
причинить  обиду людям.  Опасаясь этого,  я прятала мои  записки,  но против
моего  желания и  ведома они попали в руки  других людей и получили огласку.
Вот как я начала писать их.
     Однажды его  светлость Корэтика, бывший  тогда министром  двора, принес
императрице кипу тетрадей.
     -- Что мне  делать  с ними? -- недоумевала государыня. --  Для государя
уже целиком скопировали "Исторические записки".
     -- А мне бы они пригодились  для моих сокровенных записок у  изголовья,
-- сказала я.
     -- Хорошо,  бери  их себе, --  милостиво согласилась императрица. Так я
получила в дар  целую гору превосходной бумаги. Казалось, ей конца не будет,
и я писала на ней, пока не извела последний листок, о том, о сем, -- словом,
обо  всем  на свете, иногда даже о  совершенных пустяках. Но больше всего  я
повествую в моей книге о том любопытном и удивительном, чем богат наш мир. и
о  людях, которых считаю замечательными.  Говорю я  здесь и  о стихах,  веду
рассказ о деревьях и травах, птицах и насекомых, свободно, как хочу, и пусть
люди осуждают меня: "Это обмануло наши ожидания. Уж слишком мелко..."
     Ведь  я пишу для собственного удовольствия все, что безотчетно приходит
мне в  голову.  Разве  могут  мои  небрежные наброски выдержать  сравнение с
настоящими книгами, написанными по всем правилам искусства? И все же нашлись
благосклонные  ч