ршается точно.
Но не из этих ворот, полагаю я, сон тот ужасный
Вылетел, как бы того ни желалось самой мне и сыну.
570  Слово другое скажу, и к сердцу прими это слово.
Утро приходит теперь злоимянное, дом Одиссея
С ним мне придется покинуть. Хочу состязанье назначить.
В зале своем Одиссей топоры расставлял друг за другом,
Как корабельные ребра, двенадцать числом. Отступивши
575  Очень далеко назад, он простреливал все их стрелою.
Нынче хочу предложить женихам состязание это.
Тот, кто на лук тетиву с наименьшим наденет усильем
И топоров все двенадцать своею стрелою прострелит,
Следом за тем я пойду, этот дом за спиною оставив, -
580  Мужа милого дом, прекрасный такой и богатый!
Думаю, будет он мне хоть во сне иногда вспоминаться!"
Ей отвечая на это, сказал Одиссей многоумный:
"О достойная чести супруга сына Лаэрта!
Не отлагай ни за что состязания этого в доме!
585  В доме своем Одиссей многоумный появится прежде,
Нежели эти коснутся рукою до гладкого лука
И, натянув тетиву, седое прострелят железо".
Мудрая так Пенелопа на это ему отвечала:
"Если б ты, странник, меня пожелал тут своею беседой
590  Радовать, сон никогда бы на веки мои не спустился.
Людям, однако, всегда оставаться без сна невозможно.
Это - воля богов. Во всем на земле многодарной
Меру свою положили для смертных бессмертные боги.
Наверх к себе поднимусь я в спальню отсюда. И там я
595  Лягу в постель, для меня источником ставшую стонов.
Я непрерывно ее орошаю слезами с тех пор, как
В злой Илион поехал супруг мой, в тот город ужасный!
Там я легла бы. А ты в нашем доме устройся. Себе ты
Иль на земле постели, иль кровать тебе можно поставить".
600          Кончивши, наверх в покой свой блестящий пошла Пенелопа,
Но не одна. За нею прислужницы шли остальные.
Наверх поднявшись к себе со служанками, долго царица
Об Одиссее, любимом супруге, рыдала, покуда
Век ей сладостным сном не покрыла богиня Афина.

Гомер. Одиссея. Песнь двадцатая.

ПЕСНЬ ДВАДЦАТАЯ.

Стал себе ложе готовить в сенях Одиссей богоравный.
Вниз воловью постлал недубленую шкуру, а сверху
Много овчин набросал от овец, женихами убитых.
А Евриклея, как лег он, его одеялом покрыла.
5     Там Одиссей, женихам истребление в мыслях готовя,
Глаз не смыкая, лежал. Из зала в то время служанки,
Бывшие также и раньше в любовной связи с женихами,
Весело вон выбегали, смеясь меж собой и болтая.
Дух Одиссеев в груди у него глубоко возмутился.
10   Долго он в духе и в сердце своем колебался, не зная,
Броситься ль прямо на них и всех перебить беспощадно
Или позволить и эту им ночь провести с женихами -
В самый последний уж раз. Внутри его сердце рычало.
Как над щенятами стоя бессильными, грозно собака
15   На человека чужого рычит и готова кусаться,
Так его сердце внутри на их непотребства рычало.
В грудь он ударил себя и сердцу промолвил сердито:
"Сердце, терпи! Ты другое еще погнуснее стерпело
В день тот, когда пожирал могучих товарищей наших
20   Неодолимый циклоп. Ты терпело, пока из пещеры
Хитрость тебя не спасла, уже к верной готовое смерти".
Так говорил Одиссей, браня в груди свое сердце.
И подчинилось приказу оно и сносить продолжало
Все, что тут делалось. Сам же он с боку ворочался на бок
25   Так же, как если желудок, наполненный жиром и кровью,
Жарит на сильном огне человек и его непрерывно
С боку ворочает на бок, чтоб был он готов поскорее, -
Так Одиссей на постели покоя не знал, размышляя,
Как на лишенных стыда женихов - одному против многих -
30   Руки ему наложить. Подошла к нему близко Афина,
С неба сошедши на землю, принявшая женщины образ.
Стала в его головах и к нему обратилася с речью:
"Что ты не спишь, наиболе несчастный меж всеми мужами?
Что тебе надобно? Вот он, твой дом, вот жена твоя в доме,
35   Вот он и сын твой, какого иметь пожелал бы и всякий".
Ей на это в ответ сказал Одиссей многоумный:
"Все это ты говоришь, богиня, вполне справедливо.
Вот чего я, однако, никак разрешить не умею:
Как на лишенных стыда женихов, одному против многих,
40   Руки мне наложить? Их всегда здесь толпится так много!
Соображенье еще и важнее мне сердце смущает:
Если я даже, по воле твоей