е пойму!
     И недоходна ведь и скучна,
     К тому же ересей полна;
     С ней лишь сомневаешься да голодаешь
     И к черту в конце концов попадаешь.
     Наплакалась, верно, и твоя Ксантупа
     Немало по поводу постного супа,
     В котором -- признайся -- хоть разок
     Попался ли ей золотой глазок?
     Ну, успокойся. Хотя, ей-богу,
     .-Мне и предписано очень строго
     Всех, причастных так иль иначе
     К философии, тем паче --
     Еще к немецкой, безбожной вашей,
     С позором гнать отсюда взашей,--
     Но ты попала на торжество,
     На день рожденья моего,
     Как я сказал. И не хочется что-то
     Тебя прогонять, -- сейчас ворота
     Тебе отопру...

     Живей -- ступай!...
     Теперь, счастливица, гуляй
     С утра до вечера по чудесным
     Алмазным мостовым небесным,
     Фланируй себе, мечтай, наслаждайся,
     Но только -- помни: не занимайся
     Тут философией, -- хуже огня!
     Скомпрометируешь страшно меня.
     Чу! Ангелы ноют. На лике
     Изобрази восторг великий.

     А если услышишь архангела пенье,
     То вся превратись в благоговенье.
     Скажи: "От такого сопрано -- с ума
     Сошла бы и Малибран сама!"
     А если поет херувим, серафим,
     То поусердней хлопай им,
     Сравнивай их с синьором Рубини,
     И с Марио, и с Тамбурини.
     Не забудь величать их "eccelence"',
     Не преминь преклонить коленце.
     Попробуйте, в душу певцу залезьте,--
     Он и на небе чувствителен к лести!
     Впрочем, и сам дирижер вселенной
     Любит внимать, говоря откровенно,
     Как хвалят его, господа бога,
     Как славословят его премного
     И как звенит псалом ему
     В густейшем ладанном дыму.

     Не забывай меня. А надоест
     Тебе вся роскошь небесных мест,--
     Прошу ко мне -- сыграем в карты,
     В любые игры, вплоть до азартных:
     В "ландскнехта", в "фараона"... Ну,
     И выпьем... Только, entre nous 2,
     Запомни: если мим