лу и ненависть тая; 
от ласк твоих я истекала кровью... 

Но, видя, сколь щедра судьба моя 
и сколь я взыскана ее любовью, 
никто не верил, что несчастна я. 

* * * 

СОНЕТ, 
в котором доводы рассудка служат утешением 
в любовной скорби 

*
Печалью смертною поражена, 
любовью ввергнутая в униженье, 
я призывала смерть как избавленье, 
моля, чтоб не замедлила она. 

Всецело в боль свою погружена, 
душа вела обидам исчисленье, 
столь приумножив их, что для забвенья 
мне б тысяча смертей была нужна. 

Когда ж от яростного бичеванья 
готово было сердце умереть, 
истерзанное горечью страданья, 

"Ужели смеешь ты себя жалеть, - 
спросило вдруг меня мое сознанье, - 
кто был в любви счастливее, ответь?" 

* * *

СОНЕТ, 
в котором воображение тщится удержать 
уходящую любовь 

*
Виденье горького блаженства, стой! 
Стой, призрак ускользающего рая, 
из-за кого, от счастья умирая, 
я в горести путь продолжаю свой. 

Как сталь магнитом, нежностью скупой 
ты сердце притянул мое, играя... 
Зачем, любовь забавой полагая, 
меня влюбленной сделал ты рабой! 

Но ты, кто стал любви моей тираном, 
не торжествуй! И пусть смеешься ты, 
что тщетно я ловлю тугим арканом 

твои неуловимые черты, - 
из рук моих ты вырвался обманом, 
но ты навек - в тюрьме моей мечты! 

* * *

СОНЕТ, 
в котором лицемерная надежда осуждается 
за сокрытую в ней жестокость 

*
Надежды затянувшийся недуг, 
моих усталых лет очарованье, 
меня всегда на равном расстоянье 
ты держишь от блаженства и от мук. 

Твоих обманов вековечный круг 
весов не допускает колебанья, 
чтоб ни отчаянье, ни упованье 
одну из чаш не накренило вдруг. 

Убийцей названа ты не напрасно, 
коль заставляешь душу ежечасно 
ты равновесье вечное хранить 

меж участью счастливой и несчастной 
не для того, чтоб жизнь мне возвратить, 
но чтоб мою аго