| |
; никаких тщетных попыток, никаких неудач: все, что ты
задумал, будет получаться, исчезнут досадные случайности, препятствующие
исполнению твоей воли и твоих планов.
3. Ну как? Достаточно добродетели для блаженной жизни? Ее одной -
совершенной и божественной - может ли не хватить тебе, и даже с избытком? Да
и чего может не хватать тому, кто стоит по ту сторону всех желаний? Тому,
кто все свое собрал в себе, что может понадобиться снаружи? Однако тому, кто
еще только стремится к добродетели, даже если он уже далеко продвинулся на
этом пути, еще нужна некоторая милость фортуны, пока он ведет борьбу в
человеческом мире, пока он не выбрался из узла сковывающих его смертных пут.
Оковы эти бывают разные: одни люди связаны, стянуты, даже целиком обмотаны
тугой, короткой цепью; другие, уже поднявшись в горние области и воспарив
ввысь, тянут за собой свою длинную, свободно отпущенную цепь: они тоже еще
не свободны; это нам кажется, что они на воле.
XVII. 1. Кто-нибудь из любителей облаять философию может задать мне
обычные у них вопросы: "Отчего же ты сам на словах храбрее, чем в жизни?
Зачем заискиваешь перед вышестоящим и не брезгуешь деньгами, полагая их
необходимым для тебя средством к существованию? Зачем переживаешь по поводу
неприятностей и проливаешь слезы при вести о смерти жены или друга? Зачем
дорожишь доброй славой и не остаешься равнодушен к злословию? 2. Зачем твое
имение ухожено более, чем требует природа? Почему твои обеды готовятся не по
рецептам твоей философии? К чему столь пышное убранство в доме? И почему
здесь пьют вино, которое старше тебя по возрасту? Зачем заводить вольеры для
птиц? Зачем сажать деревья, не дающие ничего, кроме тени? Почему твоя жена
носит в ушах целое состояние богатой семьи? Почему рабы, которых ты
посылаешь в школу, одеты в драгоценные ткани? Для чего у тебя учреждено
особое искусство прислуживать за столом, и серебро раскладывается не как
попало, а строго по правилам, и заведена отдельная должность нарезателя
закусок?" К этому можно добавить, если хочешь, и много других вопросов:
"Зачем тебе заморские владения, и вообще столько, что ты не можешь счесть?
Ты не знаешь всех твоих рабов: это либо постыдная небрежность, если их мало,
либо преступная роскошь, если их число превышает возможности человеческой
памяти!" 3. Когда-нибудь после я сам присоединюсь к твоей брани и поставлю
себе в вину больше, чем ты думаешь; покамест же я отвечу тебе вот что: "Я не
мудрец и - пусть утешатся мои недоброжелатели - никогда им не буду. Поэтому
не требуй от меня, чтобы я сравнялся с лучшими, я могу стать лишь лучше
дурных. С меня довольно, если я каждый день буду избавляться от одного из
своих пороков и бичевать свои заблуждения. 4. Я не выздоровел и, вероятно,
никогда не буду здоров; против моей подагры я применяю больше болеутоляющие
средства, чем исцеляющие, и радуюсь, если приступы повторяются реже и зуд
слабеет; впрочем, по сравнению с вашими ногами я, инвалид, выгляжу настоящим
бегуном". - Разумеется, я говорю это не от своего лица - ибо сам я погряз на
дне всевозможных пороков - но от лица человека, которому уже удалось кое-что
сделать.
XVIII. 1. "Ты живешь не так, как рассуждаешь",- скажете вы. О
злопыхатели, всегда набрасывающиеся на лучших из людей! В том же обвиняли и
Платона, Эпикура, Зенона, ибо все они рассуждали не о том, как живут, а о
том, как им следовало бы жить. Я веду речь о добродетели, а не о себе; и
если ругаю пороки, то в первую очередь мои собственные: когда смогу, я стану
жить, как надо. 2. Ваша ядовитая злоба не отпугнет меня от лучших образцов;
яд, которым вы брызжете на других, которым медленно убиваете самих себя, не
помешает мне упорно восхвалять ту жизнь, какую я не веду, но какую я знаю,
вести следует; не помешает преклоняться перед добродетелью, пускай нас
разделяет безмерное расстояние, и стараться приблизиться к ней, пусть даже
ползком. 3. Стану ли я дожидаться, пока найдется человек, которого не
посмеет оскорбить ваша злоба, не признающая священной неприкосновенности
даже за Рутилием (7) и Катоном (8)? Стоит ли стараться не прослыть у вас
чересчур богатым, если даже циник Деметрий (9) для вас недостаточно беден? А
ведь сей муж - образчик суровости - боролся против всех, даже естественных
желаний и был беднее всех циников: они запрещали себе иметь, он запрещал и
просить. И он-то для вас недостаточно нищий! А ведь нетрудно заметить, что
не наука добродетели, а наука нищеты была главным делом его жизни.
XIX. 1. Эпикурейский философ Диодор несколько дней назад собственной
рукой положил конец своей жизни; но они не хотят признать, что он перерезал
себе глотку по завету Эпикура. Одни предпочитают видеть в его поступке
проявление безумия, другие необдуманность (и легкомыслие); в то время, как
это был человек блаженный и вполне доброй совести; он сам перед собой
засвидетельствовал, что настала пора уходить из жизни, воздал хвалу покою,
который он вкушал, проведя весь свой век на якоре в тихой гавани, и произнес
слова, которые вам так неприятно слышать, как будто вас заставляют сделать
то же самое: "Прожил довольно и путь, судьбою мне данный, свершил я (10).
2. Вы охотно рассуждаете о чужой жизни и чужой смерти; стоит упомянуть
при вас имя какого-нибудь великого мужа, стяжавшего особую славу, как вы
кидаетесь на него с лаем, словно деревенские дворняжки на незнакомого
прохожего. Видно, вам выгодно, чтобы ни один человек не казался добрым, как
будто чужая добродетель станет укором вашим недостаткам. Полные зависти, вы
сравниваете свою грязь с чужим великолепием, не понимая, насколько этим
вредите самим себе. В самом деле, если их, стремящихся только к добродетели,
следует признать все же корыстными, распутными и тщеславными, то кем же
окажетесь в сравнении с ними вы, для кого само имя добродетели ненавистно?
3. Вы утверждаете, что никто не соблюдает на деле того, что говорит, никто
не живет согласно с
|
|
