ых  составляется  всякое  живое
существо.  Ведь  если  для самих первостихий ничего страшного в
том, чтобы вечно превращаться во что-то другое, для чего  тогда
нам  коситься на превращение и распад всего? Оно же по природе,
а что по природе -- не зло.

     ТРЕТЬЯ КНИГА

     Писано в Карнунте.
     1. Высчитывать не только, как с каждым днем растрачивается
жизнь и остается все меньшая часть ее, -- и  то  высчитай,  что
проживи  человек дольше, неизвестно, достанет ли у него силы-то
ума для понимания вещей и того умозрения, которое заботится  об
искушенности  в  божественном  и  человеческом.  Ведь начнет же
дуреть: дышать, кормиться,  представлять,  устремляться  и  все
такое   будет  без  недостатка,  а  вот  располагать  собой,  в
надлежащее   по   всем   числам   вникать,   первопредставления
расчленять  и  следить  за  тем,  не пора ли уже уводить себя и
прочее, что нуждается  в  разумной  мощи,  --  это  все  раньше
угасает. Значит должно нам спешить не оттого только, что смерть
становится  все  ближе,  но  и  оттого,  что  понимание вещей и
сознание кончаются еще раньше.
     2.  Следует   примечать   и   в   том,   что   сопутствует
происходящему  по  природе, некую прелесть и привлекательность.
Пекут, скажем, хлеб, и потрескались кое-где края  --  так  ведь
эти  бугры,  хоть  несколько и противоречащие искусству пекаря,
тем не менее чем-то хороши и особенно возбуждают к еде. Или вот
смоквы лопаются как раз тогда, когда  переспели;  у  перезрелых
маслин  самая  близость  к  гниению  добавляет  плодам какую-то
особенную красоту. Так и колосья, гнущиеся к земле,  сморщенная
морда  льва, пена из кабаньей пасти и многое другое, что далеко
от привлекательности, если рассматривать его отдельно, однако в
сопутствии с тем, что по природе, вносит еще более лада и  душу
увлекает;  поэтому  кто  чувствует  и вдумывается поглубже, что
происходит в мировом целом, тот вряд ли хоть  в  чем-нибудь  из
сопутствующего  природе  не  найдет,  что  оно  как-то  приятно
слажено. Он и на подлинные звериные пасти станет смотреть с тем
же наслаждением, как и на те, что  выставляются  живописцами  и
ваятелями  как  подражание;  своими здравомысленными глазами он
сумеет увидеть красоту и некий расцвет у старухи или старика, и
притягательность новорожденного; ему встретится  много  такого,
что  внятно не всякому, а только тому, кто от души расположен к
природе и ее делам.
     3. Гиппократ, излечивший много болезней, заболел  и  умер.
Халдеимногим  предрекли  смерть,  а  потом  их  самих взял рок.
Александр,  Помпеи,  Гай  Цезарь,  столько  раз  до   основания
изничтожавшие  города,  сразившие  в бою десятки тысяч конных и
пеших, потом и сами ушли из жизни. Гераклит, столько учивший об
испламенении мира, сам наполнился водой и, обложенный  навозом,
умер.  Демокрита  погубили  вши, Сократа -- другие вши. Так что
же? -- сел, поплыл, приехал, вылезай. Если для иной жизни, то и
там  не  без  богов,  а  если  в  бесчувствии,  то  перестанешь
выдерживать  наслаждение и боль и услужение сосуду, который тем
хуже, что сам он в услужении, ибо одно -- разум и гений, другое
-- земля и грязь.
     4. Не переводи остаток жизни за представлениями о  других,
когда  не  соотносишь  это  с  чем-либо  общеполезным.  Ведь от
другого-то  дела  откажешься,  воображая,  значит,  что  делает
такой-то  и  зачем бы, и что говорит, и что думает, и что такое
замышляет и еще много  всякого,  отчего  сбивается  внимание  к
собственному  ведущему. Должно поэтому уклоняться того, чтобы в
цепи представлений было случайное или напрасное, а еще более --
суетное или злонравное; приучать себя надо только такое иметь в
представлении,  чтобы  чуть  тебя  спросят:   "О   чем   сейчас
помышляешь?",  отвечать  сразу  и  откровенно, что так и так; и
чтобы  вполне  явственно   было,   что   все   там   просто   и
благожелательно   и   принадлежит  существу  общественному,  не
озабоченному   видениями   услад   или   вообще    каких-нибудь
удовлетворении,  а  еще  -- что нет там какой-нибудь вздорности
или алчности, или подозрительности, или еще чего-нибудь такого,
в чем не сможешь признаться не краснея, что оно у тебя на  уме.
И  вот  такой  человек,  который  более уж не откладывает того,
чтобы быть среди лучших, есть  некий  жрец  и  пособник  богов,
распоряжающийся  и  тем,  что  поселилось внутри его, благодаря
чему человек этот наслажденьями не запятнан, не изранен никакой
болью, ни к  какому  насилию  не  причастен,  ни  к  какому  не
чувствителен злу; подвижник он подвига великого -- ни единой не
покорился  страсти,  справедливостью  напоен  до  дна;  от всей
принимает души все, что есть и дано судьбой. А  представлениями
о  том,  что  говорит,  делает  или  думает другой, он себя без
крайней и общеполезной надобности не часто займет. То, что  при
нем,  то  ему  для  действия,  а  что отмерено