|
этому научился я теперь. Мудрые дурни говорят лучше.
Ибо все самое малое, самое тихое, самое легкое, шорох
ящерицы, дуновение, мгновение, миг -- малое, вот что
составляет качество лучшего счастья. Тише!
-- Что случилось со мною: слушай! Не улетело ли время? Не
падаю ли я? Не упал ли я -- слушай! -- в колодец вечности?
-- Что происходит со мною? Тише! Меня кольнуло -- о, горе!
-- в сердце? В самое сердце! О, разбейся, разбейся, сердце,
после такого счастья, после такого укола!
-- Как? Не стал ли мир сейчас совершенен? Круглым и
зрелым? О золотой круглый зрак -- куда летит он? Разве я бегу
за ним! Тише! Тише" ( -- тут Заратустра потянулся и
почувствовал, что спит). "Вставай, ты, сонливец! -- говорил он
самому себе. -- Ты, спящий в полдень! Ну, вставайте, вы, старые
ноги! Уже пора, давно пора, еще добрый конец пути остался вам.
---------------------------------------------------------------------------
Теперь вы выспались, долго ли спали вы? Половину вечности?
Ну, вставай теперь, мое старое сердце! Много ли нужно тебе
времени после такого сна -- чтобы проснуться?"
(Но тут он снова заснул, а душа его противилась,
защищалась и опять легла) -- "Оставь же меня! Тише! Не стал ли
мир сейчас совершенен? О золотой круглый шар!" --
"Вставай, -- говорил Заратустра, -- ты, маленькая воровка,
тунеядка! Как? Все еще потягиваться, зевать, вздыхать и падать
в глубокие колодцы?
Кто же ты, о душа моя!" (и тут испугался он, ибо солнечный
луч упал с неба на лицо ему).
"О небо надо мной, -- сказал он, вздыхая, и сел, -- ты
глядишь на меня? Ты слушаешь странную душу мою?
Когда выпьешь ты эту каплю росы, упавшую на все земное, --
когда выпьешь ты эту странную душу, --
-- когда, о родник вечности! ты, радостная, ужасающая
полуденная бездна! когда обратно втянешь ты в себя мою душу?"
Так говорил Заратустра и поднялся с ложа своего у дерева,
как бы после странного опьянения; а солнце все еще стояло прямо
над головою его. Из этого вполне можно было заключить, что
Заратустра в тот раз спал недолго.
Приветствие
Лишь поздно вечером, после долгих напрасных исканий и
блужданий, Заратустра опять вернулся к пещере своей. Но когда
он остановился перед нею не более как в двадцати шагах,
случилось то, чего он теперь ожидал всего менее: снова услыхал
он великий крик о помощи. И, поразительно! на этот раз
крик исходил из его собственной пещеры. Но это был долгий,
сложный, странный крик, и Заратустра ясно различал, что он
состоит из многих голосов: только издали можно было принять его
за крик из одних только уст.
Тогда Заратустра бросился к пещере своей, и вот какое
зрелище ожидало его тотчас после этого слушалища! Там сидели в
сборе все, с кем провел он день: король справа и король слева,
старый чародей, папа, добровольный нищий, тень, совестливый
духом, мрачный прорицатель и осел; а самый безобразный человек
надел на себя корону и опоясался двумя красными поясами -- ибо
он любил, как все безобразные, красиво одеваться. Посреди же
этого печального общества стоял орел Заратустры, взъерошенный и
тревожный, ибо он должен был на многое отвечать, на что у
гордости его не было ответа; а мудрая змея висела вокруг шеи
его.
На все это смотрел Заратустра с великим удивлением; затем
разглядел он отдельно каждого из гостей своих со
снисходительным любопытством, читал в душе их и удивлялся
снова. Тем временем собравшиеся поднялись с мест своих и
почтительно ожидали, чтобы Заратустра заговорил. Заратустра же
говорил так:
"Вы, отчаявшиеся! Вы, странные люди! Это ваш крик о
помощи слышал я? И теперь знаю я, где надо искать того,
кого тщетно искал я сегодня: высшего человека --
-- в моей собственной пещере сидит он, высший человек! Но
чему удивляюсь я! Не сам ли я привлек его к себе медовыми
жертвами и хитрыми приманками счастья своего?
Однако мне кажется, что вы не годитесь для совместного
общества, вы, взывающие о помощи, вы смущаете сердце друг
другу, сидя здесь вместе. Сперва должен прийти некто,
-- некто, который опять заставит вас смеяться, добрый,
веселый шутник, танцор, ветер, сорвиголова, какой-нибудь старый
дурень -- как кажется вам?
|
|