обращаются к утомленным, и умоляют последних пожертвовать им вечерними часами 
их трудового дня - совершенно, как артисты, стремящиеся забавлять и вполне 
довольствующиеся если им удается одержать победу над нахмуренным лбом и 
опущенным взором. Но какими же приемами пользуются их более великие 
современники? О, в запасе у них имеются сильнейшие возбудительные средства, от 
которых могут встрепенуться даже полумертвые. В их распоряжении находятся 
средства оглушать человека, потрясать его, доводить до упоения, до судорожных 
рыданий. Благодаря этим средствам, они торжествуют над утомленным человеком; 
вызывают в нем искусственное оживление, так что становится вне себя от 
восхищения и ужаса. Употребление таких средств опасно, но имеем ли мы право, 
вследствие этого, негодовать на искусство в том виде, как оно выражается в 
опере, трагедии и музыке, и считать его коварным и греховным? Разумеется, нет. 
Само искусство во сто раз охотнее предпочло бы действовать при более чистой 
атмосфере, при ясном свете и обращаться к зрителям и слушателям, душа которых 
еще не утомилась от дневных забот и полна утренней силы и свежести. Будем 
признательны искусству и за то, что оно еще существует при таких 
обстоятельствах, а не покинуло нас совсем; но и признаем тот факт, что оно 
сделается негодным, когда снова наступят свободные дни, полные торжества и 
радости.
171
      Служители науки и другие ученые. - Деловых ученых, преуспевающих на 
поприще науки, можно назвать "приставленными" к науке. Если уже в молодые годы 
они упражняют в достаточной степени проницательность, знакомство с фактами, 
верность руки и взгляда, то какой-нибудь ученый, старше их годами, приставляет 
их к такой отрасли науки, где способности их могут принести наибольшую пользу. 
С течением времени, они научаются распознавать, где наука их представляет 
больше всего пробелов и недостатков, и сами стараются пристроиться там, где 
нужно. Такие натуры существуют для науки. Но встречаются и другие, более редкие 
натуры. Они редко достигают успеха, хотя это вполне зрелые люди. Отношение их к 
науке иное: не они существуют для науки, а "наука для них"; по крайней мере они 
сами убеждены в этом. Это люди по большей части неприятные, гордые, упрямые, но 
почти всегда производящие известное очарование на окружающих. Их нельзя назвать 
ни "представителями" науки, ни служителями ее. С царственным равнодушием они 
пользуются положениями, выработанными и утвержденными другими, к которым они 
относятся как к людям низшей породы и которых редко удостаивают даже умеренной 
похвалы. А между тем дарования у них те же и зачастую развиты даже меньше, чем 
у первых. Кроме того, им свойственна известная ограниченность, которой нет у 
тех, и благодаря которой они неспособны занять какого-бы то ни было 
определенного поста и сделаться полезным орудием - они могут дышать только 
собственным воздухом, жить на собственной почве. Эта ограниченность внушает им 
мысль, что все в науке "принадлежит им", т. е. что они все могут перенести в 
свою атмосферу, в свою область. Они вечно воображают, что собирают свою повсюду 
рассеянную "собственность". Если им препятствуют в устройстве их собственного 
гнезда, они погибают, как бесприютные птицы; лишение свободы для них 
равносильно сухотке. Если же они, подобно первым, посвящают себя какой-либо 
отдельной области науки, то выбирают только такую, где могут произрастать 
нужные для них плоды и семена. Им нет никакого дела до того, что наука, взятая 
в целом, имеет невозделанные и дурно обработанные области. В них полное 
отсутствие беспристрастного отношения к вопросам знания; они насквозь 
проникнуты субъективизмом, почему все их взгляды и знания носят на себе 
отпечаток их индивидуальности и представляют живую энциклопедию, отдельные 
части которой тесно связаны между собою, цепляются одна за другую, питаются 
одной пищей, и в общем имеют свой особенный воздух и свой особенный запах. 
Такие натуры, придавая всем образам отпечаток своей личности, нередко приводят 
к ошибочному заключению, будто наука (и даже вся философия) представляет уже 
законченное целое и достигла цели. Очарование это производит жизненность их 
образов. По временам вызванное ими заблуждение бывало роковым для науки и 
заставляло вышеупомянутых тружеников мысли впадать в ошибки. Но когда 
господствуют сухость и всеобщее изнеможение, эти люди приносят отраду и 
действуют как сладостный освежающий отдых в прохладной тени. Таких людей 
обыкновенно называют философами.
172
      Признание таланта. - Однажды, когда я проходил по деревушке 3., один 
мальчик начал изо всех сил хлопать кнутом. Видно было, что он мастер своего 
дела и сознает это. Я бросил на него взгляд, выражающий признание его искусства,
 которое в сущности возбуждало во мне очень неприятное ощущение. Так поступаем 
мы и при признании многих талантов. Мы доставляем им удовольствие, а они 
причиняют нам неприятность.
173
      Смех и улыбка. - Чем радостнее и увереннее ум, тем больше отвыкает 
человек громко смеяться. Взамен этого на губах его играет постоянная улыбка, 
как знак его изумления перед множеством скрытых утех разумного существования.
174
      Поддержка больного. - Как при душевных страданиях люди рвут на себе 
волосы, бьются головой, расцарапывают себе лицо или даже, подобно Эдипу, 
выкалывают себе глаза, так и при сильных телесных страданиях для уменьшения их 
они стараются вызвать в себе какое-либо сильное горькое чувство: или вспоминают 
о своих врагах и клеветниках, или в мрачных красках рисуют себе будущее, или же 
наконец мысленно осыпают отсутствующего оскорблениями и наносят ему удары 
кинжала. Таким образом, иногда один дьявол, действительно, вытесняет другого,