содержащий в себе эти два определения, должен в еще большей  мере  оказаться
чем-то внутренне противоречивым, чем-то расплывающимся. Свойство материи или
предмета, к которым мы стали бы их применять или в которых они находятся, не
может  составлять  [здесь]  какое-либо  различие,  ибо   предмет   внутренне
противоречив только из-за указанных определений и согласно им.
   Указанная критика,  стало  быть,  отдалила  формы  объективного  мышления
только от вещи, но оставила их в субъекте в том виде, в каком она их  нашла.
А именно, она не рассмотрела этих форм, взятых сами по себе, со свойственным
им содержанием, а прямо заимствовала их  при  помощи  лемм  из  субъективной
логики. Таким образом, не было речи о выведении их из  (an)  них  самих  или
хотя бы о выведении их как субъективно-логических форм, тем  более  не  было
речи о диалектическом их рассмотрении.
   Более последовательно  проведенный  трансцендентальный  идеализм  признал
ничтожность сохраненного еще критической философией призрака  вещи  в  себе,
этой абстрактной, оторванной от всякого содержания тени, и он поставил  себе
целью окончательно его уничтожить. Кроме того, эта философия положила начало
попытке  дать  разуму  развернуть  свои  определения  из  самого  себя.   Но
субъективная позиция этой попытки не позволила завершить  ее.  В  дальнейшем
отказались от этой позиции, а с ней и от  указанной  начатой  попытки  и  от
разработки чистой науки.
   Но  совершенно  не  принимая  во   внимание   метафизического   значения,
рассматривают  то,  что  обычно  понимают  под  логикой.  Эта  наука  в  том
состоянии, в каком она  еще  находится,  лишена,  правда,  того  содержания,
которое признается в обыденном сознании реальностью и некоей истинной сутью.
Однако не поэтому  она  формальная  наука,  лишенная  всякой  содержательной
истины. В том материале, который в ней не  находят  и  отсутствием  которого
обычно объясняют ее неудовлетворительность, мы, впрочем,  не  должны  искать
сферу истины. Причина бессодержательности логических форм  скорее  только  в
способе их рассмотрения и  трактовки.  Так  как  они  в  качестве  застывших
определений лишены связи друг с другом  и  не  удерживаются  в  органическом
единстве, то они мертвые формы и в них не обитает дух, составляющий их живое
конкретное  единство.  Но  тем  самым  им  недостает  подлинного  содержания
(Inhalt) - материи, которая была  бы  в  самой  себе  содержанием  (Gehalt).
Содержание, которого мы не находим в логических формах, есть  не  что  иное,
как некоторая  прочная  основа  и  сращение  (Konkretion)  этих  абстрактных
определений, и обычно  ищут  для  них  такую  субстанциальную  сущность  вне
логики. Но сам логический разум и  есть  то  субстанциальное  или  реальное,
которое удерживает  в  себе  все  абстрактные  определения,  и  он  есть  их
подлинное, абсолютно конкретное  единство.  Нет,  следовательно,  надобности
далеко искать то, что обычно называют материей. Если логика, как утверждают,
лишена содержания, то это вина не предмета  логики,  а  только  способа  его
понимания.
   Это размышление приводит нас к необходимости указать ту точку  зрения,  с
которой  мы  должны  рассматривать  логику,  поскольку  эта   точка   зрения
отличается от прежней трактовки этой науки и есть единственно истинная точка
зрения, которой она впредь должна придерживаться раз и навсегда.
   В  "Феноменологии  духа"  я  представил  сознание  в  его  поступательном
движении от первой непосредственной противоположности между ним и  предметом
до абсолютного знания. Этот путь проходит через все формы отношения сознания
к  объекту  и  имеет  своим  результатом   понятие   науки.   Это   понятие,
следовательно (независимо от того, что оно возникает в рамках самой логики),
не нуждается здесь в оправдании, так как оно его получило уже там; и оно  не
может  иметь  никакого  другого  оправдания,  кроме  этого  его   порождения
сознанием, для  которого  все  его  собственные  образы  разрешаются  в  это
понятие, как в истину. Резонерское обоснование или разъяснение понятия науки
может самое большее привести  лишь  к  тому,  что  понятие  станет  объектом
представления и о нем будут получены  исторические  сведения;  но  дефиниция
науки, или,  точнее,  логики,  имеет  свое  доказательство  исключительно  в
указанной необходимости ее происхождения. Та дефиниция,  которой  какая-либо
наука начинает абсолютно с самого начала, не может содержать ничего другого,
кроме  определенного  корректного  выражения  того,  что  как  известное   и
общепризнанное представляют себе в качестве предмета и цели этой науки.  Что
в качестве таковых представляют себе именно это, [а  не  другое],  это  есть
историческое (historische) уверение, относительно которого  можно  сослаться
лишь на то или иное признанное или, собственно говоря, можно только  в  виде
просьбы  предложить,  чтобы  считали  то  или  иное  признанным.  Вовсе   не
удивительно, что один отсюда, другой оттуда приводит какой-нибудь случай или
пример, показывающий, что под таким-то выражением нужно понимать  еще  нечто
большее и иное и что, стало быть, в его дефиницию следует включить еще  одно
более частное или более общее определение и с этим должна быть согласована и
наука. - При этом от резонерства зависит, до какой границы и в каком  объеме
те или  иные  определения  должны  быть  включены  или  исключены;  само  же
резонерство имеет перед собой на выбор самые многообразные и самые различные
воззрения, застывшее определение которых может в конце концов давать  только
произвол. При этом способе начинать науку  с  ее  дефиниции  нет  и  речи  о
потребности показать необходимость ее предмета и,  следовательно,  также  ее
самой.
   Итак, в настоящем  произведении  понятие  чистой  науки  и  его  дедукция
берутся как предпосылка постольку, поскольку феноменология духа есть не  что
иное,  как  дедукция  его.  Абсолютное  знание  есть  истина  всех  способов