- это очевидно.
Но сколь долго я существую? Столько, сколько я мыслю. Весьма возможно, если
у меня прекратится всякая мысль, я сию же минуту полностью уйду в небытие.
Итак, я допускаю лишь то, что по необходимости истинно. А именно, я лишь
мыслящая вещь, иначе говоря, я -ум (mens), дух (animus), интеллект, разум
(ratio); все это-термины, значение которых прежде мне было неведомо. Итак,
я вещь истинная и поистине сущая; но какова эта вещь? Я уже сказал: я -
вещь мыслящая.

Что же за сим? Я представлю себе, что не являюсь тем сопряжением членов,
имя которому "человеческое тело"; равным образом я не разреженный воздух,
разлитый по этим членам, не ветер, не огонь, не пар, не дыхание и не
что-либо иное из моих измышлений, ибо я допустил, что всего этого не
существует. Остается лишь одно твердое положение: тем не менее я - нечто.
Но, быть может, окажется истинным, что те самые вещи, кои я считаю ничем,
ибо они мне неведомы, в действительности не отличаются от моего я, мне
известного? Не знаю и покамест об этом не сужу: ведь я могу делать
умозаключения лишь о том, что я знаю. А знаю я, что существую, и спрашиваю
лишь, что я представляю собой - тот, кого я знаю. Весьма достоверно, что
познание этого моего я, взятого в столь строгом смысле, не зависит от
вещей, относительно существования которых мне пока ничего не известно, а
значит, оно не зависит также ни от какой игры моего воображения. Но слово
это - игра - напоминает мне о моей ошибке: я и действительно воображал бы
себе нечто неверное, если бы именно воображал себя чем-то сущим, потому что
воображать означает не что иное, как созерцать форму или образ телесной
вещи. Но ведь мне точно известно, что я существую, а вместе с тем,
возможно, все эти образы и вообще все, что относится к телесной природе,
суть не что иное, как сны. Поскольку это мною уже подмечено, то показалось
бы, что я несу такой же вздор, говоря Я воображаю, что отчетливо понимаю,
кто я таков, как если бы я говорил: Я уже проснулся и не вижу ничего
подлинного; и так как я не усматриваю ничего достаточно очевидного, то я
постараюсь снова заснуть, дабы мои сны представили мне то же самое в более
истинном и ясном свете. Таким образом, я узнаю: ни одна из вещей, кои я
могу представить себе с помощью воображения, не имеет отношения к
имеющемуся у меня знанию о себе самом. Разум следует тщательно отвлекать от
всех этих вещей, с тем чтобы он возможно более ясно познал свою собственную
природу.

Итак, что же я семь? Мыслящая вещь. А что это такое - вещь мыслящая? Это
нечто сомневающееся, понимающее, утверждающее, отрицающее, желающее, не
желающее, а также обладающее воображением и чувствами.

Разумеется, это не мало - если все перечисленные свойства принадлежат мне.
Но почему бы им мне и не принадлежать? Разве я не сам по себе почти во всем
сейчас сомневаюсь и, однако, кое-что понимаю, утверждаю в качестве истины
это одно и отвергаю все остальное, желаю очень многое знать, но не желаю
быть введенным в заблуждение, многие вещи либо невольно воображаю, либо
замечаю даже, что мое воображение воспринимает их как бы при помощи чувств?
И какое из всех этих свойств (даже если я постоянно сплю и тот, кто меня
сотворил, по мере своих сил вводит меня в обман) не является столь же
достоверным, как то, что я существую? Что из всего этого может быть
отделено от моего сознания? Что может считаться обособленным от меня
самого? Ведь именно мое сомнение, понимание и желание столь очевидны, что
более четкого объяснения не может представиться. Но поистине это тот же
самый я, коему свойственно воображать; и хотя, возможно, как я уже
допустил, ни одна воображаемая вещь не может считаться истинной, сама сила
воображения, как таковая, действительно существует и составляет долю моего
сознания. Итак, именно я - тот, кто чувствует и кто как бы с помощью этих
чувств замечает телесные вещи: иначе говоря, я - тот, кто видит свет,
слышит звуки, ощущает жар. Все это - ложные ощущения, ибо я сплю. Но
достоверно, что мне кажется, будто я вижу, слышу и согреваюсь. Последнее не
может быть ложным, и это, собственно, то, что именуется моим ощущением;
причем взятое именно и этом смысле ощущение есть не что иное, как мышление

Из вышесказанного я начинаю несколько лучше понимать, что я семь; однако,
мне кажется, до сих пор - и я не могу отделаться от этой мысли - телесные
вещи, образы которых формируются нашим мышлением и как бы проверяются
чувствами, воспринимаются нами гораздо отчетливее, нежели то неведомое мне
мое я, которое недоступно воображению; правда, крайне удивительно то
обстоятельство, что вещи сомнительные, непонятные и чуждые мне, как я
заметил, представляются моему воображению отчетливее, нежели вещи истинные
и познанные, т. е. в конечном итоге я сам. Но я понимаю, в чем здесь дело:
мысль моя радуется возможности уйти в сторону, и она не терпит, когда ее
ограничивают пределами истины. Пусть будет так: ослабим пока как можно
больше поводья, дабы несколько позже вовремя их натянуть и тем самым легче
привести свою мысль к повиновению.

Давайте рассмотрим вещи,. обычно считающиеся наиболее отчетливо мыслимыми,
а именно тела, кои мы осязаем и зрим: я имею в виду не тела вообще, ибо
такие общие представления обычно бывают несколько более смутными, но лишь
тела единичные. Возьмем, к примеру, вот этот воск: он совсем недавно был
извлечен из пчелиных сот и еще не утратил до конца аромат меда; немножко
осталось в нем и от запаха цветов, с которых этот мед был собран; его цвет,
очертания, размеры оч