iberta-t;e) - т. е. одновременно от
моего интеллекта и моей воли. Ведь посредством одного интеллекта я
воспринимаю только идеи, относительно которых могу вынести суждение, и в
интеллекте, рассматриваемом именно в этом смысле, нет места ошибкам как
таковым; тем не менее существует, быть может, множество вещей, идей которых
у меня попросту нет, и надо сказать, что я лишен этих идей не столько в
собственном смысле этого слова, сколько в отрицательном смысле, потому что
не могу привести ни одного аргумента, который бы доказывал, что Бог обязан
был даровать мне большую способность познания, чем он дал мне в
действительности; и сколь бы опытным мастером я его ни считал, я не думаю,
чтобы он должен был в каждое единичное свое творение вкладывать все те
совершенства, кои он мог заложить в некоторые из них.

Я не вправе также жаловаться па то, что получил от Бога недостаточно
сильную и совершенную волю, или свободу выбора, ибо я чувствую, что она не
имеет никаких пределов. Но, что особенно важно отметить, во мне нет ничего
столь совершенного или великого, относительно чего я бы не понимал, что оно
может быть еще более великим и совершенным. Ведь если, к примеру, я
рассматриваю свою способность понимания (facultatem intelligendi), я тотчас
же признаю ее ничтожность и ограниченность; одновременно я образую для себя
идею некоей иной, гораздо более значительной способности, и даже величайшей
и безграничной, и воспринимаю ее как причастную божественной природе -
именно на том основании, что я способен образовать ее идею. По той же самой
причине, если я стану исследовать свою способность воспоминания, или
воображения, или любую другую, я не найду ни одной, относительно которой я
не понимал бы, что она у меня ничтожна и ограниченна, у Бога же - огромна и
безгранична. И только воля, или свобода выбора, как я ощущаю, у меня
такова, что я не постигаю идеи большей; таким образом, преимущественно
благодаря этой способности я понимаю, что до некоторой степени создан по
образу и подобию Бога. Ибо хотя эта способность несравненно более высока у
Бога, нежели у меня, как по причине связанной с нею познавательной
потенции, придающей ей большую силу и действенность, так и в силу характера
того объекта, на который она направлена - потому что она распространяется
на большее количество вещей, - со строго формальной точки зрения она не
представляется большей, чем моя собственная свобода выбора. Ведь
способность эта заключается только в том, что мы можем что-то - одно и то
же - либо делать, либо не делать (т. е. утверждать это либо отрицать,
добиваться этого либо избегать), или, точнее, лишь в том, что к вещам,
представляемым нам интеллектом, чтобы мы утверждали их либо отрицали,
добивались их либо избегали, мы относимся так, что не чувствуем никакого
внешнего принуждения к этим действиям. И мне нет никакой нужды - коль скоро
я свободен - разрываться между двумя указанными возможностями, но,
напротив, чем более я склоняюсь к одной их них - поскольку либо я с
очевидностью усматриваю в ней определенную меру истины и добра, либо Бог
таким образом настраивает мои глубинные мысли, тем свободнее я избираю эту
возможность. Разумеется, ни божественная благость, ни естественное познание
никогда не угрожают свободе выбора, но скорее расширяют ее и укрепляют. Что
же до испытываемого мной состояния безразличия, когда разум никак не
склоняет меня в одну сторону более, чем в другую, то это низшая степень
свободы, свидетельствующая лишь о полном отсутствии в ней совершенства и о
недостаточности познания - иначе говоря, это некое отрицание: ведь если бы
я всегда ясно понимал, что такое истина и добро, я никогда не колебался бы
в выборе того или иного суждения или действия; в таком случае, хотя я и
совершенно свободен, я никогда не мог бы находиться в состоянии
безразличия. Из всего этого я, с другой стороны, уясняю, что причиной моих
ошибок не может быть сама по себе та сила воли, которую я получил от Бога,
ибо сила эта велика и в своем роде совершенна; не является этой причиной и
моя способность понимания (vim intelligendi), ибо, поскольку я получил ее
от Бога, все, что я понимаю, я, несомненно, понимаю правильно и не могу в
этом ошибаться. Так от чего же происходят мои ошибки? А лишь от того, что,
поскольку воля обширнее интеллекта, я не удерживаю ее в тех же границах,
что и интеллект, но простираю ее также на вещи, которых не понимаю; когда
она безразлична к этим вещам, она легко отклоняется от истины и добра, и
таким образом я допускаю ошибки и погрешности.

Например, когда в эти дни я исследовал, существует ли что-нибудь в мире, и
подмечал, что из самого факта такого исследования с очевидностью вытекает
факт моего существования, я, по крайней мере, не мог воздержаться от
суждения, что столь ясно постигаемое мной истинно; и не то чтобы меня
толкала к такому суждению какая-то внешняя сила: я приходил к нему потому,
что от великого озарения интеллекта появляется большая предрасположенность
воли, и я тем более добровольно и свободно начинал верить в указанную
истину, чем меньше испытывал по отношению к ней безразличия. Теперь же я не
только знаю, что я - вещь мыслящая - существую, но помимо этого у меня
возникает некая идея телесной природы и мне приходит на ум сомнение,
является ли присутствующая во мне мыслящая природа (или, точнее, я сам,
адекватный этой природе) чем-то отличным от упомянутой телесной природы,
либо та и другая тождественны; при этом я предполагаю, что до сих пор моему
умственному взору не представилось ни одного основания уверовать в одно
более, нежели в другое. Разумеется, в силу этого я пребываю безразличным к
утверждени