- Хорошо было бы, Агафон, - отвечал Сократ, садясь, - если бы мудрость имела
свойство перетекать, как только мы прикоснемся друг к другу, из того, кто
полон ею, к тому, кто пуст, как перетекает вода по шерстяной нитке из полного
сосуда в пустой. Если и с мудростью дело обстоит так же, я очень высоко ценю
соседство с тобой: я думаю, что ты до краев наполнишь меня великолепнейшей
мудростью. Ведь моя мудрость какая-то ненадежная, плохонькая, она похожа на
сон, а твоя блистательна и приносит успех: вон как она, несмотря на твою
молодость, засверкала позавчера на глазах тридцати с лишним тысяч греков.

- Ты насмешник, Сократ, - сказал Агафон. - Немного погодя, взяв в судьи
Диониса, мы с тобой еще разберемся, кто из нас мудрей, а покамест принимайся
за ужин!

- Затем, - продолжал Аристодем, - после того как Сократ возлег и все
поужинали, они совершили возлияние, спели хвалу богу, исполнили все, что
полагается, и приступили к вину. И тут Павсаний повел такую речь.

- Хорошо бы нам, друзья, - сказал он, - не напиваться допьяна. Я, откровенно
говоря, чувствую себя после вчерашней попойки довольно скверно, и мне нужна
некоторая передышка, как, впрочем, по-моему, и большинству из вас: вы ведь
тоже вчера в этом участвовали; подумайте же, как бы нам пить поумеренней.
{4}
И Аристофан ответил ему:

- Ты совершенно прав, Павсаний, что нужно всячески стараться пить в меру. Я и
сам вчера выпил лишнего.

Услыхав их слова, Эриксимах, сын Акумена, сказал:

- Конечно, вы правы. Мне хотелось бы только выслушать еще одного из вас -
Агафона: в силах ли он пить?

- Нет, я тоже не в силах, - ответил Агафон.

- Ну, так нам, кажется, повезло, мне, Аристодему, Федру и остальным, - сказал
Эриксимах, - если вы, такие мастера пить, сегодня отказываетесь, - мы-то
всегда пьем по капле. Сократ не в счет: он способен и пить и не пить, так
что, как бы мы ни поступили, он будет доволен. А раз никто из присутствующих
не расположен, по-моему, пить много, я вряд ли кого-либо обижу, если скажу о
пьянстве всю правду. Что опьянение тяжело людям, это мне, как врачу, яснее
ясного. Мне и самому неохота больше пить, и другим я не советую, особенно
если они еще не оправились от похмелья.

- Сущая правда, - подхватил Федр из Мирринунта, - я-то и так всегда тебя
слушаюсь, а уж когда дело касается врачевания, то и подавно, но сегодня, я
думаю, и все остальные, если поразмыслят, с тобой согласятся.

Выслушав их, все сошлись на том, чтобы на сегодняшнем пиру допьяна не
напиваться, а пить просто так, для своего удовольствия.

- Итак, - сказал Эриксимах, - раз уж решено, чтобы каждый пил сколько
захочет, без всякого принуждения, я предлагаю отпустить эту только что
вошедшую к нам флейтистку, - пускай играет для себя самой или, если ей
угодно, для женщин во внутренних покоях дома, а мы посвятим сегодняшнюю нашу
встречу беседе. Какой именно - это я тоже, если хотите, могу предложить.

Все заявили, что хотят услыхать его предложение. И Эриксимах сказал:

- Начну я так же, как Меланиппа у Эврипида: "Вы не мои слова сейчас
услышите", а нашего Федра. Сколько раз Федр при мне возмущался: "Не стыдно
ли, Эриксимах, что, сочиняя другим богам и гимны и пэаны, Эроту, такому
могучему и великому богу, ни один из поэтов - а их было множество - не
написал даже похвального слова. Или возьми почтенных софистов: Геракла и
других они восхваляют в своих перечислениях, как, например, достойнейший
Продик. Все это еще не так удивительно, но однажды мне попалась книжка, в
которой превозносились полезные свойства соли, да и другие вещи подобного
рода не раз бывали предметом усерднейших восхвалений, а Эрота до сих пор
никто еще не отважился достойно воспеть, и великий этот бог остается в
пренебрежении!" Федр, мне кажется, прав. А поэтому мне хотелось бы отдать
должное Федру и доставить ему удовольствие, тем более что нам, собравшимся
здесь сегодня, подобает, по-моему, почтить этого бога. Если вы разделяете мое
мнение, то мы бы отлично провели время в беседе. Пусть каждый из нас, справа
по кругу, скажет как можно лучше похвальное слово Эроту, и первым пусть
начнет Федр, который и возлежит первым, и является отцом этой беседы.

- Против твоего предложения, Эриксимах, - сказал Сократ, - никто не подаст
голоса. Ни мне, раз я утверждаю, что не смыслю ни в чем, кроме любви, ни
Агафону с Павсанием, ни, подавно, Аристофану, - ведь все, что он делает,
связано с Дионисом и Афродитой, - да и вообще никому из тех, кого я здесь