каким-то образом утверждать о них, истинны ли они или нет, - ни геометр, ни
арифметик, разве только кое-кто из рассуждающих о природе, со стороны которых
поступать так было вполне естественно: ведь они полагали, что они одни изучают
природу в целом и сущее [как таковое]. Но так как есть еще кто-то выше тех, кто
рассуждает о природе (ибо природа есть лишь один род сущего), то тому, кто
исследует общее и первую сущность, необходимо рассматривать и аксиомы; что аде
касается учения о природе, то оно также есть некоторая мудрость, по не первая. 
А
попытки иных рассуждающих об истине разобраться, как же следует понимать
[аксиомы], объясняются их незнанием аналитики, ибо [к рассмотрению] должно
приступать, уже заранее зная эти аксиомы, а не изучать их, услышав про них.
Что исследование начал умозаключения также есть дело философа, т. е. того, кто
изучает всякую сущность вообще, какова она от природы, - это ясно. А тот, кто в
какой-либо области располагает наибольшим знанием должен быть в состоянии
указать наиболее достоверных начала своего предмета, и, следовательно, тот, кто
рас полагает таким знанием о существующем как таковом должен быть в состоянии
указать эти наиболее достоверные начала для всего. А это и есть философ. А 
самое
достоверное из всех начал - то, относительно которого невозможно ошибиться, ибо
такое начало должно быть наиболее очевидным (ведь все обманываются в том, чти 
не
очевидно) и свободным от всякое предположительности. Действительно, начало,
которое необходимо знать всякому постигающему что-либо из существующего, не 
есть
предположение; а то, что необходимо уже знать тому, что познает хоть что-нибудь
он должен иметь, уже приступая к рассмотрению. Таким образом, ясно, что именно
такое начало есть наиболее достоверное из всех; а чти это за начало, укажем
теперь. А именно: невозможно, чтобы одно и то же в одно и то же время было и не
было присуще одном) и тому же в одном и том же отношении (и все другое. что мы
могли бы еще уточнить, пусть будет уточнено во избежание словесных
затруднений)-это, конечно. самое достоверное из всех начал, к нему подходит
данное выше определение. Конечно, не может кто бы то ни было считать одно и то
же существующим и не существующим, как это, по мнению некоторых, утверждает
Гераклит; но дело в том, что нет необходимости считать действительным то, чти
утверждаешь на словах. Если невозможно, чтобы противоположности бы ли в одно и
то же время присущи одному и то му же (пусть будут даны нами обычные уточно. 
пня
этого положения), и если там, где одно мне ние противоположно другому, имеется
{31}
противоречием то очевидно, что один и тот же человек не может в одно и то же
время считать одно и то же существующим и не существующим; в самом деле, тот,
кто в этом ошибается, имел бы в одно и то же время противоположные друг другу
мнения. Поэтому все, кто приводит доказательство, сводят его к этому положению
как к последнему: ведь по природе оно начало даже для всех других аксиом.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Есть, однако, такие, кто, как мы сказали, и сам говорит, что одно и то же может
в одно и то же время и быть и не быть, и утверждает, что так считать вполне
возможно. Этого мнения придерживаются и многие рассуждающие о природе. Мы же
приняли, что водно и то же время быть и не быть нельзя, и на этом оси" Ванин
показали, что это самое достоверное из всех начал.
Так вот, некоторые по невежеству требуют, чтобы и оно было доказано, ведь это
невежество не знать, для чего следует искать доказательства и для чего не
следует. На самом же деле для всего без исключения доказательства быть не может
(ведь иначе приходилось бы идти в бесконечность, так что и в этом случае
доказательства не было бы); а если для чего-то не следует искать доказательства,

то они, надо полагать, не будут в состоянии сказать, какое же начало считают 
они
таким [не требующим доказательства] в большей мере.
И все же можно и относительно их утверждения доказать путем опровержения, что
так дело обстоять не может, если только возражающий против нас что-то
высказывает; если же он ничего не высказывает, то было бы смешно искать доводы
против того, у кого нет доводов ни для чего, именно поскольку у него их нет:
ведь такой человек, поскольку он такой, подобен ребенку. Что же касается
опровергающего доказательства, то оно, по-моему, отличается от обычного
доказательства: относительно того, кто приводит обычное доказательство, можно
было бы полагать, что он предвосхищает то, что вначале подлежит доказательству;
если же в этом повинен другой, то имеется уже опровержение, а не доказательство.

Исходная точка всех подобных доводов состоит не в том, чтобы требовать [от
противника] признать, что нечто или существует, или не существует (это можно
было бы, пожалуй, принять за предвосхищение того, что вначале подлежит
доказательству), а в том, чтобы сказанное им хоть что-то означало и для него, и
для другого; это ведь необходимо, если только он что-то высказывает, иначе он
ничего не говорит ни себе, ни другому. Но если такую необходимость признают, то
доказательство уже будет возможно; в самом деле, тогда уже будет налицо нечто
определенное. Однако почву для ведения доказательства создает не тот, кто
доказывает, а тот, кто поддерживает рассуждение: возражая против рассуждений, 
он
поддерживает рассуждение. А кроме того, тот, кто с этим согласился, согласился