йшины и должностные лица должны были провозгласить свое 
решение, чтобы закон стал действительным.

В добавление к царям, совету старейшин и собранию имелась четвертая отрасль 
управления, свойственная исключительно Спарте. Это были пять эфоров. Их 
избирали из среды всего гражданского населения способом, который Аристотель 
называет «слишком уж детским» и про который Бэри говорит, что фактически это 
были выборы по жребию. Эфоры были «демократическим» элементом в государственном 
устройстве Спарты [104 - Говоря о «демократических» элементах в государственном 
устройстве Спарты, следует, конечно, помнить, что гражданами в целом был 
правящий класс, свирепо угнетавший илотов и не предоставлявший власти периэкам.
], который, по-видимому, должен был служить в качестве противовеса по отношению 
к царям. Каждый месяц цари произносили клятву, что они будут поддерживать 
государственный строй Спарты, а эфоры тогда клялись поддерживать царей до тех 
пор, пока те будут верны своей клятве. Когда один из царей отправлялся на войну,
 его сопровождали два эфора, чтобы наблюдать за его поведением. Эфоры были 
высшим гражданским судом, но над царями им принадлежала уголовная юрисдикция.

В более поздний период античности предполагалось, что своим государственным 
устройством Спарта обязана законодателю по имени Ликург, о котором говорили, 
что он провозгласил свои законы в 885 году до н.э. На самом деле спартанская 
система развивалась постепенно, а Ликург был мифической личностью божественного 
происхождения. Его имя означает «отгоняющий волков», и он был аркадского 
происхождения.

Нас несколько удивляет, что Спарта вызывала восхищение у остальных греков. 
Первоначально она значительно меньше отличалась от других греческих городов. В 
более ранний период в Спарте имелись такие же хорошие поэты и актеры, как и в 
остальной Греции. Но около VII века до н.э. или, возможно, даже позднее ее 
государственный строй (создание его неправильно приписывается Ликургу) 
выкристаллизовался в той форме, которую мы сейчас рассматриваем; все было 
принесено в жертву успехам в войне, и Спарта перестала принимать участие в том 
вкладе, который Греция сделала в мировую цивилизацию. Для нас спартанское 
государство представляется в миниатюре образцом того государства, которое 
установили бы нацисты, если бы они одержали победу. Грекам это представлялось 
иначе. Как говорит 
Бэри:


«Чужестранцу из Афин или жителю Милета, посетившему в V веке до н.э. широко 
раскинувшиеся деревни, которые образовали ее не обнесенный стенами скромный 
город, должно было казаться, что они перенеслись в давно минувшие века, когда 
люди были смелее, лучше и проще, не были испорчены богатством и обеспокоены 
идеями. Для такого философа, как Платон, занимающегося наукой о государстве, 
спартанское государство казалось наилучшим приближением к идеалу. Обыкновенный 
грек считал, что государственный строй Спарты обладает строгой и простой 
красотой, является дорическим городом — величавым, подобно дорическому храму, 
значительно более благородным, чем его собственное место жительства, но не 
таким удобным для того, чтобы жить в нем»[105 - J. В. Bury. Op. cit., p. 141.].


Одной из причин, вызывавшей у других греков восхищение Спартой, была ее 
устойчивость. Во всех других греческих городах происходили революции, но 
спартанское государственное устройство оставалось неизменным в течение веков, 
если не считать постепенного увеличения власти эфоров, что происходило законным 
путем, без насилия.

Нельзя отрицать, что в течение долгого периода времени спартанцы имели успех в 
достижении своей главной цели — в воспитании народа непобедимых воинов. 
Сражение при Фермопилах (480 год до н.э.), хотя оно и являлось формально 
поражением спартанцев, служит, вероятно, самым лучшим примером их доблести. 
Фермопилы представляли собой узкий проход в горах, в котором они рассчитывали 
задержать персидскую армию. Триста спартанцев со вспомогательными отрядами 
отбивали все лобовые атаки. Но, в конце концов, персы обнаружили обход через 
горы и им удалось напасть на греков сразу с двух сторон. Каждый спартанец погиб 
на своем посту. Два человека отсутствовали, так как были в отпуске по болезни, 
страдая болезнью глаз, доходившей до временной слепоты. Один из них настоял на 
том, чтобы его илот привел его на поле битвы, где он и погиб; другой, Аристодем,
 решил, что он слишком болен для того, чтобы сражаться, и не явился. Когда он 
вернулся в Спарту, никто не хотел с ним разговаривать; его прозвали «трус 
Аристодем». Год спустя он снял с себя бесчестье мужественной смертью в сражении 
при Платее, в котором спартанцы одержали победу. После войны спартанцы 
воздвигли памятник на поле сражения у Фермопил, на котором 
написано:


«Путник, пойди возвести нашим гражданам в Лакедемоне, что, их законы блюдя, 
здесь мы костьми полегли».


В течение долгого времени спартанцы были непобедимы на суше. Они сохраняли свое 
превосходство вплоть до 371 года до н.э., когда их победили фиванцы в битве при 
Левктрах. Это был конец их военного величия.

Исключая войну, действительность Спарты никогда не была точно такой, как ее 
теория. Геродот, живший в период величия Спарты, с удивлением отмечает, что ни 
один спартанец не мог устоять перед взяткой. Это происходило, несмотря на