разделились на четыре или на шесть отрядов; каждому из нас было жарко; мы не 
могли и не умели придумать, чем пособить себе в такой беде, как вдруг кто-то 
закричал: «Огня! Огня! Жги домы!..» Занялся пожар: ветер, дуя с нашей стороны, 
погнал пламя на русских и принудил их бежать из засад»{216}. 
Для тактики уличных боев москвичей были характерны подвижные баррикады как 
средство наступления восставших против конницы и использование орудий. 
На следующий день, 20 марта, бои возобновились. За ночь москвичи создали 
«острожки», вооружив их пушками. Такой опорный пункт на Лубянке оборонял 
Пожарский, где он получил тяжелые ранения и был отправлен в Троице-Сергиев 
монастырь. 
Восставшие перешли в наступление и стали теснить к центру [179] польских 
феодалов и их немецко-венгерских наемников. В середине дня на помощь 
интервентам из Можайска прибыл полк Струся, но путь к Кремлю ему преградили 
москвичи и огонь. 
Москва продолжала гореть и 20 марта, так как накануне вечером польское 
командование отдало приказ «зажечь весь город, где только можно». Для 
выполнения этого приказа было выделено 2 тыс. немцев, отряд польских пеших 
гусар и две хоругви польской конницы. Поджигатели выступили из Кремля за два 
часа до рассвета, и ко времени появления полка Струся столица уже пылала. 
«Пламя охватило дома, — пишет Маскевич, — и, раздуваемое жестоким ветром, гнало 
русских... Уже вся столица пылала. Пожар был так лют, что ночью в Кремле было 
светло, как в самый ясный день, а горевшие дома имели такой страшный вид и 
такое испускали зловоние, что Москву можно было уподобить только аду, как его 
описывают. Мы были тогда безопасны: нас охранял огонь»{217}. 
21 марта интервенты продолжали жечь город. «Мы действовали в сем случае по 
совету доброжелательных нам бояр, которые признавали необходимым сжечь Москву 
до основания, чтобы отнять у неприятеля все средства укрепиться... Смело могу 
сказать, что в Москве не осталось ни кола, ни двора»{218}. 
Уничтожение города было для интервентов средством борьбы с народным вооруженным 
восстанием. Сжечь же деревянный город нетрудно. 
Часть жителей столицы, способных носить оружие, присоединилась к подходившему с 
разных направлений земскому ополчению. 
* * * 
Гонсевский пытался разбить ополчение по частям на подступах к Москве. Прежде 
всего против подходивших казаков Просовецкого выступил Струсь, возглавлявший 
700 всадников. 
Отряд Просовецкого шел «гуляй-городом, то есть подвижною оградою из огромных 
саней, на которых стояли ворота с несколькими отверстиями для стреляния из 
самопалов. При каждых санях находилось по 10 стрельцов: они и сани двигали и, 
останавливаясь, стреляли из них, как из-за каменной стены. Окружая войско со 
всех сторон: спереди, с тыла, с боков, эта ограда препятствовала нашим 
копейщикам добраться до русских: оставалось сойти с коней и разорвать [180] ее. 
Так и сделали»{219}. Но противнику удалось прорвать один из фасов гуляй города, 
и казаки вынуждены были отступить, не проявив особого упорства в бою. 
Из сообщения Маскевича мы знаем устройство и боевое применение гуляй-города на 
походе в зимней обстановке. Для конницы он оказывался непреодолимым 
препятствием, и для атаки приходилось спешиваться. 
24 марта по рязанской дороге подошли главные силы земского ополчения и 
расположились у Симонова монастыря, окружив себя обозом. Поляки вышли за 
крепостные стены с целью разбить ополчение в полевом бою. Но их атаки были 
отражены, и интервенты сели в осаду по линии стены Белого города. 
Земское ополчение в социальном отношении было неоднородно. Хотя «черные люди», 
дворяне и дети боярские заявляли о том, что они «в одной мысли», однако 
классовые интересы дворян и детей боярских резко расходились с интересами 
казачества, выражавшего интересы холопов и крестьян. Углубление и обострение 
этого противоречия привело в конечном счете к распаду первого ополчения. 
Ляпунова, являвшегося главным руководителем ополчения, зарубили казаки, которых 
сумел спровоцировать Гонсевский подложной грамотой. Вслед за этим «отойдоша все 
от Москвы прочь койждо по своим градом»{220}. Остатки ополчения возглавляли 
авантюрист Заруцкий и бездарный военачальник Трубецкой, не сумевшие полностью 
блокировать сидевших в Москве интервентов, получавших от Ходкевича, Сапеги и 
Лисовского подкрепления и снабжение.
Победа русского народа над интервентами. Распад под Москвой первого земского 
ополчения нанес большой ущерб делу борьбы за независимость Русского государства.
 Однако интервентам не удалось подавить волю народа к сопротивлению, 
освободительная борьба расширялась. Возникло централизованное руководство, 
которое создало материально-техническую базу народного ополчения и умело 
направляло ее боевую деятельность. 
Во главе всенародного освободительного движения оказался теперь Нижний Новгород,
 по своему богатству занимавший в то время шестое место среди русских городов. 
1 сентября 1611 г. начал свою деятельность в должности посадского старосты 
Кузьма Минин, человек умный и энергичный. Он первый бросил клич о необходимости 
сбора сил и средств для борьбы с интервентами. Призыв Минина нашел живой отклик 
среди нижегородского населения, а затем и во [181] многих других городах. 
Начался сбор пожертвований на содержание ополчения. 
В мирском приговоре было записано: «Что быти им во всем послушными и ни 
противиться ни в чем, а для жалованья ратным людям имать у них деньги, а если 
денег не достает, имать у них не токмо животы их, но и жен и детей имая от них 
закладывать, чтобы ратным людям скудости не было...»{221} 
Средства для содержания ополчения складывались из добровольных пожертвований и