А.В.Б. Норман

Средневековый воин. Вооружение времен Карла Великого и Крестовых походов

Книга Нормана посвящена истории средневекового воина с начала вторжения 
варваров в Европу и до последних Крестовых походов. На основе документальных 
свидетельств эпохи автор прослеживает развитие военной системы от разрозненных 
отрядов варваров V–VI вв. до прекрасно организованной армии XII–XIII вв. 
Детально рассматривая образ жизни, традиции, кодекс поведения средневекового 
воина, особое внимание Норман уделяет эволюции его боевого вооружения.
От редактора fb2 — все комментарии редактора и переводчика, в бумажном 
источнике размещенные в тексте, вынесены в отдельные комментарии. 
Фотоприложение помещено в конце книги со ссылками на фотографии из текста.





Моим крестным дочерям Линнет и Джоанне и моей племяннице Джоанне





Введение

Военная система на большей части территории Западной Европы в XII–XIII веках 
была феодальной; это означает, что она основывалась на владении землей в обмен 
на военную службу господину. Владелец земли жил за счет сельскохозяйственного 
труда (барщина) и продуктов (оброк) своих крестьян (мог быть также и денежный 
оброк). За это феодал защищал своих крестьян от набегов, оборонял королевство 
во время войны, а также осуществлял правосудие в пределах своих владений. 
Существовало три важных элемента феодальной организации. Во-первых, это были 
графы, которые поначалу являлись королевскими должностными лицами в данном 
районе; во-вторых, это были рыцари, защищенные латами кавалеристы, из которых 
формировался костяк любой феодальной армии; и, в-третьих, замок. Замки в данной 
книге не рассматриваются и упоминаются только в связи с гарнизонной службой 
рыцарей в замках своих сеньоров.

Данная система развивалась очень неровно. К примеру, она получила большее 
развитие во Франции, чем в Германии, в то время как в Скандинавии существовали 
лишь некоторые ее черты, тогда как другие отсутствовали. Произошла эта система 
от племенной военной системы германских варваров, вторгшихся в свое время в 
Римскую империю, а также от традиций римской военной организации, которые 
сохранились, к примеру, в городах Франции и Италии. Через много лет после 
распада Римской империи ее авторитет был все еще высоким и оказывал 
значительное воздействие на образ мысли тех, кто жил на ее бывших территориях. 
[1]

Необходимость защищать границы больших стран, таких как государство Карла 
Великого, во времена, когда любые путешествия были медленными, а результат их 
непредсказуем и когда централизованная власть только зарождалась, привела к 
назначению королевских наместников, называемых графами. Эти люди имели 
значительную власть, позволявшую им организовать оборону своих районов. Во 
времена большой войны графы были обязаны являться в королевскую армию со своим 
отрядом. Позднее, при слабых преемниках Карла Великого, институт графов и 
владение ими землей стали наследственными.

Рыцарство, чей кодекс поведения управлял жизнью средневековой аристократии от 
самого короля до рыцаря 
[2]
с определенными понятиями чести и доблести, появилось от синтеза кротких 
идеалов христианства и военных обычаев варваров темных германских лесов
[3]
. Церковь освящала клятву верности сеньору, которая имела происхождением клятву 
верности вождю германского 
[4]
военного отряда. Церковь смогла направить буйную и воинственную энергию 
западного рыцарства в великие предприятия по освобождению Святой земли от 
мусульман, что было во многих отношениях главной задачей начала Средневековья. 
В первой части этой книги я попытался описать элементы, из которых развились 
феодализм и рыцарство, организацию и идеалы германских племен, а также их 
вооружение. Вторая часть имеет дело с организацией, вооружением, обучением и 
идеалами рыцарства и сопровождавших их солдат в период заката феодализма, когда 
рыцари превратились в обыкновенных наемников.

Книга, призванная описать историю значительной части Европы сравнительно 
большого периода времени, не может быть написана без помощи и совета друзей и 
коллег, поскольку фактов слишком много, чтобы их все можно было обработать 
одному. Было бы большой неблагодарностью не упомянуть тех, кто посвятил много 
своего времени помощи. Я очень благодарен миссис Лесли И. Вебстер, помощнице 
хранителя отдела британских и средневековых древностей в Британском музее, за 
просмотр в рукописи разделов, посвященных франкам, викингам и саксам, и за 
множество очень полезных предложений; господину И.Х.Х. Арчибальду, заместителю 
начальника Отдела картин в Национальном морском музее в Гринвиче, за советы по 
поводу кораблей; мисс Аманде Томлинсон из Библиотеки Конвея в Институте 
искусств Куртолда в Лондонском университете и мисс Алисон Стоуне, которая ныне 
работает в Отделе истории искусств в Университете Миннесоты, за советы по 
поводу датировки рукописей; господину Дону Поттингеру, служащему в коллегии 
герольдии «Единорог», за разрешение повторно использовать его рисунки, 
первоначально подготовленные для нашей книги «От воинов к солдатам» (в 
американском издании название было «История войны и оружия, 1449–1660»).
Есть два человека, которым я особо благодарен: моей жене, Кэтрин Бэрн, за ее 
терпение и доброту при чтении и исправлении моих рукописей, а также за 
множество предложений по улучшению их и господину Клоду Блэру, заместителю 
хранителя отдела металлических изделий в Музее Виктории и Альберта, за то, что 
он также прочел мою рукопись — критически, но благожелательно — и предоставил 
мне информацию о полезных литературных источниках с материалами о дошедших до 
наших времен образцах вооружения.
Миссис Хильда Р.И. Дэвидсон была столь добра, что позволила мне цитировать свою 
бесценную книгу «Меч в англосаксонской Англии», абзац с описанием мечей, 
посланных Варни императору Теодориху. Издательство «Пэнгвин Бук» также весьма 
любезно позволило мне использовать цитаты из X. Мэттингли «Тацит о Британии и 
Германии» и из М.Р.Б. Шоу «Жуанвиль и Виллардуэн: хроники Крестовых походов». Я 
весьма благодарен доктору Р. Аллену Брауну за то, что он привлек мое внимание к 
абзацу в книге Роберта Вайса «Роман о Ру», описывающему высадку норманнов в 
Певенси.



Часть первая
Начало феодализма



Глава 1
Лангобарды


Из великих германских народов, которые перемещались по Западной Европе в V–VI 
столетиях, самый яркий след, возможно, оставили франки на севере и лангобарды 
на юге. 
[5]
Вестготы в Испании имели небольшую численность и были отделены религией от 
основной массы народа, которым они управляли, что сделало неустойчивым их 
королевство, из-за чего им пришлось в начале XVIII века отойти на север 
Пиренейского полуострова под натиском арабов. 
[6]
Вандалы не смогли удержать свои владения на побережье Северной Африки. 
[7]
Эти народы добавили себе трудностей грубым обращением с местным населением и 
преследованием всех, кто не придерживался арианской веры
[8]
.

Лангобарды, или ломбарды, в начале I века жили по левому берегу нижнего течения 
Эльбы. В начале V века они передвинулись в бассейн среднего течения Дуная. В 
552 году, когда 5500 лангобардов прибыли в Италию в качестве наемной конницы в 
войско византийского полководца Нарзеса, они, по всей видимости, заметили 
плодородие местных земель и их плохую защиту. Теснимые аварами, пришедшими в 
Среднюю Европу с востока в 557 году, лангобарды в 568 году вместе с 
присоединившимися к ним группами других германских и славянских племен начали 
вторжение в Италию. И вскоре равнины Северной Италии получили название 
Ломбардия. Только несколько городов, в которых были гарнизоны империи — такие, 
как стоящие среди болот Павия и Падуя, — смогли какое-то время сдерживать 
натиск. Повсюду в Италии продвижение лангобардов было разным по успешности и 
часто отражалось местными герцогами, в результате чего заселение было 
осуществлено неравномерно, так что римские города и поселения лангобардов 
перемежались друг с другом.

Около 643 года король Ротари собрал свои законы в единый кодекс («Лангобардская 
правда»). Этот кодекс важен для нас тем, что позволяет судить о социальной 
организации племен, о герцогах и военных лидерах, о schultheus, или управляющих 
поместьями, об администраторах сельских районов; о королевских castaldus, 
администраторах городов; о свободных лангобардах, уже называвшихся «баронами»; 
о простолюдинах, зависимых от короля или герцога, о gaisindi, как называли 
военные группы в Северной Европе; о людях, известных как aldii (не полностью 
свободное население на землях, занятых лангобардами, — видимо, потомки 
исконного римского населения). Каждая группа населения четко различалась по ее 
вергельду 
[9]
— плате, которая должна была производиться в случае убийства убийцей господину 
убитого или его родственникам. В этих и более поздних законах часто упоминаются 
лошади, что говорит о важности для лангобардов лошадей. Лошадь со сбруей 
оценивалась в сумму равную стоимости вергельда двух домашних рабов, и 
составляла две трети вергельда за свободного лангобарда, стоящего в самом низу 
социальной лестницы. Большинство погребений лангобардов-мужчин содержит седла и 
упряжь.



Хотя лангобарды обычно воевали верхом на лошади, временами они действовали как 
пехота, как под командой Нарсеса при Тагинэ (552), где они создали прочное ядро 
копейщиков в центре боевого порядка византийского войска. Павел Диакон
[10]
 писал примерно в 790 году, что лангобарды надевают металлический шлем, lorica 
или нательные латы, и ocrea, или ножные латы. При раскопках в замке Трозино в 
Центральной Италии было найдено несколько кусков лат, которые были захвачены 
лангобардами в 578 году. Среди этих кусков есть нательные латы, которые 
изготовляли из множества крошечных узких пластин, связанных друг с другом 
кожаными полосками так, что одна пластина перекрывала соседние. В том же 
погребении находилось кольцеобразное основание шлема, из которого поднимались 
полосы, сходившиеся вместе на макушке головы. На самом верху шлема располагался 
узкий цилиндр, в который вставлялось перо. Также в этой могиле были найдены 
ручка и умбон щита, меч 92 см длиной, четыре наконечника стрелы, два ножа, 
наконечник копья в 27,5 см длиной (широкий, похожий на лист) и пара шпор. 
Другие воины в этом погребении были вооружены не столь роскошно, не было также 
найдено никаких других следов нательных лат или шлемов, кроме небольшого куска 
кольчуги. Кольчуга представляла собой гибкий доспех, изготовленный из множества 
маленьких взаимосвязанных колец из железной проволоки: каждое кольцо проходило 
через четыре соседних и на конце было соединено маленькими заклепками, 
проходящими через оба конца куска проволоки, из которой изготовлялось кольцо — 
там, где концы перекрывались (рис. 1). Кольчуга довольно часто встречается в 
римских городах, можно наверняка сказать, что в Северной Европе она появилась в 
III–IV столетиях до н. э., поскольку именно к этому времени относятся 
жертвенные хранилища в Хьёрт-спринге и Торсберге в Дании. Могила, в которой 
была обнаружена упомянутая кольчуга лангобардов, содержала, напомним, также меч,
 нож, остро заточенный наконечник длиной 35 см, умбон и часть железного обода 
щита.


В могиле в Носера-Умбра второй половины VI или начале VII века было обнаружено 
кольцеобразное основание шлема, к которому была прикреплена полоса, 
останавливавшая меч и предохранявшая нос от удара. Более или менее полный шлем 
этого типа был обнаружен в аварской могиле в Керчи в Крыму, а другой, 
аналогичной конструкции, был найден в алеманнской 
[11]
могиле в Нидерштотцингене в Вюртемберге, юг Германии.

Воины в куполообразных шлемах, облаченные в доспехи до колен и с длинными 
рукавами, изготовленными из рядов множества узких вертикальных пластин, 
показаны на позолоченном кольцеобразном основании шлема, найденном около Лукки 
в Италии. На этом основании шлема написано имя короля лангобардов Агилулфа 
(590–615). Похоже на то, что шлемы изготовлялись из множества пластин в виде 
сегментов и дополнялись закрывающими щеки пластинами, как на шлеме из Керчи. 
Султаны, сделанные из лошадиного волоса, развевались на вершине шлема. Воины, 
имевшие эти шлемы, несли круглые щиты с центральными умбонами.
Умбоны щитов из этих погребений имели железные полусферические или конические 
чашеобразные части, которые на концах загибались, чтобы можно было прикрепить 
их к щиту при помощи пяти больших заклепок. Сам щит был изготовлен из дерева и, 
возможно, покрывался кожей. Рукоять (скоба) располагалась напротив углубления в 
умбоне, и от нее к концам щита отходили два длинных ремня.
Было обнаружено большое количество копий, в основном с наконечниками в виде 
широких лавровых листьев или с длинными заостренными треугольными лезвиями, 
причем в обоих случаях наконечник усиливался центральным ребром. Второй тип 
наконечника иногда имел короткие крючки или расходящиеся в стороны крылышки. 
Согласно Павлу Диакону, эти копья были достаточно крепкими, чтобы поднять 
противника из седла и держать его в воздухе.
Рукояти большинства найденных в могилах Ломбардии мечей с заточенными с двух 
сторон клинками до наших дней не сохранились, но в относящихся примерно к 600 
году могилах в Носера-Умбра в Ломбардии были обнаружены двое ножен с позолотой. 
Оба меча имели прямые перпендикулярные перекрестья, предохраняющие руку от 
удара мечом противника, но эти перекрестья были изготовлены из какого-то 
непрочного материала, который к нашему времени исчез. Форму этих перекрестий, 
однако, можно представить по золотым пластинам, прикрепленным заклепками выше и 
ниже каждого перекрестья. Найденные мечи того же часто встречающегося типа из 
других районов имели перекрестье из дерева или рога, и это перекрестье 
защищалось аналогичными пластинами. Рог на редкость трудно резать, а целью 
перекрестья было предохранение руки от соскальзывания на клинок (помимо 
определенной защиты в бою — от скользящего удара мечом противника и др.). 
Навершие рукояти служило одновременно и противовесом для клинка, и защитой 
кисти руки от повреждения концом хвостовика — узкой части клинка неподалеку от 
рукояти. (Клинок изготовлялся так, что сужался к концу, проходил сквозь рукоять 
и расклепывался на конце меча; эта расклепанная часть была хвостовиком клинка, 
от которого требовалось защитить руку; руку защищало так называемое навершие.) 
Конец узкой части клинка, проходящий внутри рукояти, резко расходился в стороны 
за полосой навершия рукояти, что фиксировало клинок. Этот конец был скрыт 
рукоятью, имевшей цилиндрическую форму и прикрепленной заклепками. Рукояти из 
Носера-Умбра имеют небольшие фиксированные кольца, прикрепленные на одном конце 
к верхней части рукоятей. Такого рода кольца были развитием обычных колец, 
аналогичным образом прикреплявшихся к скандинавским рукоятям и другим находкам, 
обнаруженным в Англии.



Глава 2
Франки

Ранние франки

Франки пришли в римскую Галлию из района к северу от Трира, Кельна и Майнца в 
IV веке поначалу как военные колонисты, или федераты, Римской империи для того, 
чтобы защищать границу от родственных франкам варварских племен. Позднее они 
расселялись в Восточной Галлии. 
[12]
К 476 году, когда Западная Римская империя пала, к западу от земель, где 
расселились франки, оставался последний анклав империи в Галлии, управляемый 
галло-римскими патрициями из Суасона (так называемое государство Сиагрия). 
Почти вся Южная Франция вплоть до Луары входила в вестготское королевство, 
которое на юге простиралось до Гибралтара и занимало почти весь Иберийский 
(Пиренейский) полуостров, кроме земель басков в западных Пиренеях, кантабров на 
севере, свевов на территории современных Галисии и Северной Португалии.


Франки представляли собой не привязанную к одному месту группу языческих 
германских племен, управляемых вождями, утверждавшими, что они происходят от 
вождя Меровея
[13]
. Франки были известны коварством и нарушением клятв. Несмотря на 
продолжительные контакты с римлянами на Рейне и службу в императорской армии, 
римская культура и римские законы оказали на франков сравнительно малое влияние.
 Так продолжалось до правления внука Меровея Хлодвига в 481–511 годах, когда 
франки были собраны под властью одного человека.

Хлодвиг стал наследником своего отца Хильдерика в возрасте шестнадцати лет и 
сразу же приступил к делу своей жизни, в 486 году захватив последний осколок 
империи в Галлии — Суасонскую область. Затем Хлодвиг разбил алеманнов, отбросив 
их за Рейн. В 507 году он повернул на вестготов, которыми правил король Аларих 
II — под предлогом защиты католичества от арианской ереси, поскольку сам 
Хлодвиг к этому времени принял католичество (496). В 507 году в битве при Вуйе 
(у Пуатье) вестготы были разгромлены, Аларих II пал в бою. Франки вытеснили 
вестготов из Галлии (кроме Сентимании на юге с городом Нарбон).
Хлодвиг был только одним из великих германских «отцов-основателей», чьи 
действия оказались успешными, и эти успехи не в последнюю очередь объяснялись 
тем, что Хлодвиг и его дружина (а затем и народ) были обращены в католичество и 
таким образом получили религиозные симпатии своих римских подданных, чего не 
было у готов, лангобардов и вандалов, поскольку все они являлись арианами 
(лангобарды постепенно склонялись к католичеству). Личный авторитет Хлодвига 
упрочился в 508 году подарком диадемы и одежд от императора Анастасия, который 
надеялся сделать Хлодвига своим союзником против остготов в Италии. Это дало 
власти Хлодвига в глазах его римских подданных в Галлии видимость законности.
Самый ранний из сохранившихся письменный кодекс законов франков, относящийся, 
по всей видимости, к концу правления Хлодвига, ничего не говорит о военной роли 
римлян галльского происхождения, но Прокопий в своей «Истории готской войны», 
написанной во второй половине VI века, утверждает, что в 539 году галло-римские 
города посылали свои контингента в армию франков под своими древними знаменами 
и вооруженными как римляне. По всей видимости, к концу VI века большая часть 
армии франков состояла из галло-римлян. Бургундские союзники франков в VI 
столетии имели галло-римского полководца,
Евния Муммолия, а к 636 году один из двенадцати герцогов армии франков 
именовался «римским»; возможно, он был уроженцем Аквитании. Является 
установленным фактом, что в 605 году главный чиновник королевского двора — а, 
таким образом, и королевства, — майордом Протадий, был галло-римлянином.
Когда франки впервые осели там, где сейчас находятся Северная Франция и 
Рейнланд, они, похоже, недалеко ушли от описания германских племен, данного 
Тацитом около 98 года («Германия»): «Только несколько человек использовали мечи 
или копья. Копья, которые они несли — framae на их языке, — имели короткие и 
узкие наконечники, но были столь острыми и удобными в обращении, что то же 
оружие в случае нужды служило и для ближнего, и для дальнего боя. Всадникам 
требовались всего лишь копье и меч, но у пехоты были также дротики для метания, 
по несколько штук на человека; дротики можно было метать на большие расстояния, 
поскольку пехотинцы были либо обнажены, либо имели легкое облачение из плащей. 
В их одежде не было ничего показного. Только щиты были раскрашены в разные, 
тщательно выбранные цвета». Далее Тацит продолжает, что лишь немногие германцы 
имели нательные доспехи (loricae), «… лишь иногда вы увидите металлический или 
кожаный шлем (cassis et galea)… Они избирают себе королей по благородству 
происхождения, вождей по их доблести… Что касается вождей, то их личные 
качества, а не власть вызывают особое к ним уважение — их энергия, их 
особенности, их присутствие в первых рядах во время сражения». Когда юноша 
достигал определенного возраста, его вооружал щитом и копьем один из вождей, 
отец или родственник. После этого юноша становится способным вступить в военный 
отряд вождя — либо своего, либо соседнего племени, — где начинал бороться со 
своими товарищами за право быть в первой шеренге. Для вождя «показателем его 
власти и звания является свита из лучших юношей… Вождь может получить 
известность и славу большим числом и знатностью своих спутников не только среди 
своего собственного народа, но также и в соседних странах».

«На поле битвы для вождя является позором, если его воины превзойдут его в 
отваге, для воинов является позором, если они в отваге будут уступать вождю. 
Если воин покидал поле битвы живым, когда его вождь погибал в сражении,
это
означало пожизненные бесчестье и позор. Защита вождя в ущерб собственному 
желанию отличиться в бою — вот что на самом деле понималось под «преданностью». 
Вожди боролись ради победы, воины вождя — ради своего вождя…


Воины очень часто апеллировали к щедрости своих вождей. Это обычно были просьбы 
«дай мне этого боевого коня» или «дай мне это окровавленное и победоносное 
копье». Что касается совместных пиров — с обильным, но простым столом, — то это 
воспринимается, естественно, как плата… Человек обязан продолжать традицию 
кровной мести так же, как и поддерживать дружеские связи отца и родственников. 
Но кровная месть не может быть бесконечной. Даже убийство могло быть улажено за 
определенное количество крупного рогатого скота или овец, после чего семья 
убитого не имела больше претензий»
[14]
.


Свидетельства подобного рода документов и описаний современников позволяют 
предположить, что к V веку франки мало изменились. 
[15]

Сидоний Аполлинарий, епископ Оверни (ок. 430–487/488) утверждал: «Франки — 
рослое племя, они облачены в тесно облегающую одежду. Их талию окружает пояс. 
Они метают свои топоры и бросают свои копья с большой силой, никогда не 
промахиваясь мимо цели. Они управляются со своими щитами с большой ловкостью и 
обрушиваются на противника с такой скоростью, что кажется, что они летят 
быстрее, чем их пики».

Византийский поэт и историк Агафий Миринейский (536–582) в своей «Истории», 
написанной примерно в 570 году, писал, что вооружение франков было очень 
простым и они не имели ни нательных доспехов, ни поножей, так что их ноги были 
закрыты только полотном или кожей. Большинство франкских воинов было с 
непокрытой головой, а шлемы были редки. Грудь и спина были обнажены до талии. 
Но Григорий Турский (538–594) несколько раз упоминает франков, на которых были 
нательные доспехи, поскольку граф Лодас сильно поразил его тем, что вошел в 
церковь полностью вооруженным, в шлеме и доспехах. Он также критически 
высказался относительно епископов Салония и Сагиттария, которые вооружились не 
только святым крестом, но также имели шлемы и доспехи (lorica). Агафий 
продолжает, что франки воевали верхом очень редко и что их национальной 
традицией было участие в сражении в пешем строю, где они действовали весьма 
успешно. Император Лев VI в своей «Тактике», возможно цитируя не дошедшую до 
нас версию «Стратегикона» (ок. 580)
[16]
, пишет, что германские народы несли мечи на наплечном поясе, но некоторые 
использовали пояс на талии. Агафий пишет, что у франков не было ни луков, ни 
пращей, ни какого-либо метательного оружия, кроме топоров с двумя лезвиями и 
такого оружия, как ангон, которым они пользовались очень часто. Судя по 
описанию Агафия, ангон представлял собой копье средней длины, которое можно 
было использовать как дротик или как колющее оружие в ближнем бою, как этого 
требовала обстановка. Большая часть древка была покрыта железом, а наконечник 
имел зазубрины. Когда ангон бросали и он попадал в цель, наконечник было почти 
невозможно вынуть из раны из-за его зазубрин, что вело к ужасным ранениям, 
обычно оказывавшимся смертельными. Если такое копье попадало в щит, оно 
повисало на нем, а конец копья волочился по земле. Воин, в чей щит вонзился 
ангон, не мог вытащить его из-за зазубрин, не мог он и перерубить древко из-за 
того, что «он не мог достать до дерева, поскольку оно было покрыто железом». 
Когда франкский воин видел противника в таком затруднительном положении, он 
поспешно ставил ногу на волочащееся древко, лишая тем самым противника 
возможности прикрывать щитом голову и грудь. После этого, используя столь 
благоприятную возможность, он убивал своего не защищенного щитом противника 
либо ударом топора по голове, либо колющим ударом в горло вторым копьем. 
Прокопий Кесарийский (конец V века — 562), который являлся советником и 
секретарем византийского полководца Велисария, описывая силы франков, ведомые в 
Италию Теодебертом I в 539 году, утверждал, что «было всего несколько всадников,
 и их король держал при себе: только они держали копья. Остальные составляли 
пехоту, у которой не было ни копий, ни луков; они были вооружены только мечами, 
щитом и метательными топорами». По его описанию, лезвия топоров были большими, 
рукояти из дерева и очень короткие.


Хотя как Агафий, так и Прокопий говорят о редкости кавалеристов в армии франков,
 Notita Dignitatum, относящаяся примерно к 400 году, упоминает два отряда 
кавалерии франков, получавших жалованье от римлян; один отряд размещался в 
Египте, второй — в Месопотамии. 
[17]
Описывая 507 год, Григорий Турский утверждал, что Хлодвиг, пересекая территорию 
Тура, чтобы напасть на вестготов, издал строгое приказание, чтобы ни один 
солдат не брал что-либо на этих землях, кроме воды и фуража, что заставляет 
предполагать, что в армии Хлодвига были лошади.


Во многих погребениях франков часто встречается копье, которое, по-видимому, и 
есть описываемый летописцами ангон. Судя по внешнему виду, эта разновидность 
копья, вероятно, происходит от римского копья пилума.
[18]
Наконечник с зазубринами изготавливался как единое целое с железной частью 
древка, составлявшей обычно 80–90 см в длину (именно такой вид имел и пилум). 
Временами эта часть много длиннее и имеет гнездо для короткого деревянного 
древка. Утверждение Агафия, что древко было сделано из дерева, покрытого 
железом, не подкрепляется находками из погребений. Наконечник ангона обычно 
имеет два длинных ряда узких зазубрин.

Второе копье, упомянутое Агафием и описанное Прокопием как оружие конницы, по 
всей видимости, представляло собой копье с тяжелым наконечником, имевшим форму 
листа. Копье такого рода встречается в захоронениях вместе с копьем ангоном. 
Целое копье, найденное в могиле в Оберфлахте, Германия, имело более 2 м в длину.


Полное вооружение вождя франков начала VI века может быть воссоздано по 
находкам в могиле в Крефельд-Геллепе в Рейнланде. Оно включало, помимо прочего, 
шлем с пластинами, закрывающими уши. Шею прикрывала кольчуга, созданная, по 
всей видимости, по восточноримской модели и, скорее всего, привозная, поскольку 
несколько такого рода кольчуг было найдено за пределами территории франков. 
Оружие франкского вождя представлено коротким мечом, тяжелым копьем, ангоном, 
двумя ножами в отдельных ножнах, но на одном крюке, и легким топором (секирой) 
для метания франциской
[19]
. Сохранились также остатки ножен для длинного меча, украшенных гранатами. 
Сохранившиеся железный умбон и ручка (скоба) показывают, что у вождя был еще и 
щит
[20]
.

Куполообразный шлем состоял из шести перевернутых Т-образных секций из бронзы, 
которые прикреплялись к круглому надбровному обручу по кругу. Ножка каждой Т 
изгибалась, все ножки встречались на вершине шлема, где соединение закрывалось 
держателем для пера. Зазоры между Т-образными секциями заполнялись железными 
пластинами, прикреплявшимися к внутренней части Т-образных секций. Уши воина 
были прикрыты отдельными пластинами. В погребении сохранились следы кольчуги, 
которая прикрывала шею и уши, свисая с нижней части шлема. Шлем, по всей 
видимости, изнутри был выстлан кожей, за эту кожаную основу на подвязках 
крепилась часть кольчуги, закрывающая уши, причем уши от кольчуги также отделял 
кусок кожи. Предполагается, что данный тип шлема с его позолотой и декоративно 
выполненной поверхностью был скорее символом ранга, чем реальным элементом 
вооружения для битвы. Шлем для маленького мальчика примерно этого же времени, 
найденный в Кельнском соборе, был сделан целиком из кусков рога; узкие полосы 
латуни прикрывали места соединения. От шлема осталась часть выстилавшей его 
ткани, закрывающие щеки пластины из рога и защищающая шею кольчужная сетка. 
Остальная часть вооружения была такой же, как и в последнем описанном выше 
погребении. А вот шлем, найденный в Бретценхайме около Майнца, был более 
прочной конструкции. Его основой были две железных полосы, начинающиеся на 
вершине шлема и идущие далее вниз для соединения с железным надбровным обручем. 
Промежутки между полосами были заполнены железными пластинами (шлем был разбит 
во время Второй мировой войны). Этот тип не имел держателя султана на вершине, 
что характерно для аналогичных шлемов, изображенных, к примеру, в рукописи, 
хранящейся в Лейденском университете под кодом Codex Perizoni 17 (рукопись была 
украшена цветными рисунками в аббатстве Санкт-Галлен примерно в 950 году). В 
рукописи шлемы имеют несколько разновидностей деталей, защищавших шею, но 
определенно у них нет каких-либо отдельных частей, защищавших щеки.
Еще один шлем бретценхаймского типа, целиком из железа, был найден в могиле в 
Тривьере в Геннегау (Эно). Там же были обнаружены меч, ангон, небольшой нож и 
легкий метательный топор. В могиле в Лавойе около Сен-Жермен-ан-Ле, Франция, 
относящейся, судя по датировке монет, к 474–491 годам, были найдены три легких 
наконечника копий, меч, шишак щита и scramasax (длинный нож с одной заточенной 
стороной).

Насколько известно автору этих строк, до сих пор каких-либо следов нательных 
доспехов не найдено ни в одной даже самой богатой могиле франков. Похоже, это 
подтверждает слова писателей того периода, что доспехов франки не носили, но, с 
другой стороны, были и авторы, согласно которым доспехи у франков были. Это 
может означать, что доспехи были слишком ценны, чтобы погребать их в могиле. 
Даже в VIII веке, когда защита тела, по всей видимости, стала более 
распространенной, законы рипуарских 
[21]
франков оценивают двенадцать brunia — возможно, рубах из кольчуги — в 
двенадцать solidi
[22]
, что является эквивалентом цены двух лошадей или двух шлемов. Галло-римляне 
времен империи очень часто изображаются в кольчужных рубахах. Примером этого 
является каменный воин из Вашера, ныне находящийся в музее Авиньона. Алеманны 
(швабы), лангобарды и авары — то есть народы, с которыми франки поддерживали 
контакты, — известны тем, что имели пластинчатые доспехи.

Святой Григорий описывает графа Лодаса Турского как появившегося cum toracibus 
et loricis. Если это не просто повторение освященной веками фразы, взятой из 
Ливия, это может означать нательные доспехи, вдобавок к lorica, про которую 
Григорий везде указывает, что она является кольчугой, когда говорит, что 
защитное одеяние оказалось a circulis loricae, из колец нательной кольчуги. 
Thorax по-гречески означает нагрудную пластину или кирасу.
Умбоны щитов франков V–VI веков являлись коническими. Конус имел короткую 
цилиндрическую основу, которая загибалась на конце; за этот загнутый край умбон 
крепили к поверхности щита. Такой умбон, к примеру, был найден в богатой могиле 
в Вермане, Франция (на севере департамента Эно). На этот умбон было наложено 
серебро, а по кромке он был украшен имитацией гвоздей с большими шляпками из 
халцедона. Позднее умбоны стали либо сферическими с более узкой шейкой, как на 
щитах лангобардов, но с шишечкой на короткой ножке на вершине купола, либо 
имели более сглаженный конический купол с аналогичной шишечкой. Следы 
обугленного дерева в могиле в Вермане позволяют предположить, что диаметр щита 
составлял примерно 80 см. К концу VII века умбоны с высокими куполами 
остроконечной формы стали общепринятыми. Железная полоса, прикрепленная 
вертикально так, что она проходила внутри прямо по центру щита, давала захват 
для руки. Отверстие для руки в центре детского щита, найденного под Кельнским 
собором, имело форму расходящегося в стороны отверстия для ключа. Вертикальная 
рукоять пересекала узкую часть отверстия. Рука проходила внутрь через среднюю 
узкую часть ключеобразного отверстия, и пальцы захватывали рукоять (скобу) там, 
где была «бородка ключа». Сам щит был изготовлен из дерева и покрыт кожей.

Меч времен Меровингов имел в среднем длину 85 см, ширину 5 см и был заточен с 
двух сторон. Клинок имел одинаковую ширину почти на всем протяжении, наконечник 
при этом был сравнительно тупым. Рукояти таких мечей были довольно похожи на 
рукояти, описанные у лангобардов. В нескольких случаях перекрестье сохранилось 
полностью, поскольку было изготовлено из золота, в котором были установлены 
драгоценные камни, как на мече короля 
[23]
Хильдерика (ум. 481), найденном в 1653 году в его могиле близ Турне. В могиле 
также обнаружили кольцо, на котором было имя короля и его изображение. 
Подвешивание мечей эпохи Меровингов осуществлялось на ремешке, проходящем под 
двумя короткими металлическими пластинками, прикрепленными к передней части 
деревянных ножен в нескольких сантиметрах ниже входного отверстия для меча. 
Верхушка ножен была защищена коротким выступом, установленным на U-образном или 
J-образном ободке.


Кассиодор, секретарь остготского короля Теодориха (493–526), благодарит вождя 
германского племени варинов за подаренные музыкальные инструменты, 
мальчиков-рабов и мечи. Мечи он описывает следующими словами: «Ваше Братство 
выбрало для нас мечи, способные убить даже через доспехи, их я ценю больше за 
их железо, чем за золото на них. Они отполированы так чисто и великолепно, что 
отражают малейшие детали лиц людей, которые смотрят на них. Их края идут вниз 
так ровно к самому концу, что можно подумать, что форма им была придана не 
напильниками, а они были отлиты в печи. Центральная часть их клинков, с умело 
нанесенными канавками, кажется прорезанной маленькими змеями, и здесь 
переливаются такие разные оттенки, что кажется, что сверкающий металл перевит 
множеством цветов. Металл заострен вашим точильным камнем и энергично 
полировался вашим полировочным порошком до тех пор, пока стальной блеск меча не 
стал зеркальным. Порошок дарован вам изобилием природы ваших земель, так что 
обладание им принесет вам невиданную славу»
[24]
.


По всей видимости, варины в те времена проживали в бассейне Эльбы 
[25]
— районе, где мягкий абразив, называемый kieselguhr, находили в земле и 
использовали с древних времен. Именно он мог быть «полировочным порошком», о 
котором говорится вписьме. «Умело нанесенные канавки» на клинке, будто 
«прорезанном маленькими змеями», точно соответствуют узорам на мечах, найденных 
во множестве варварских могил. Канавки, которые многие современные писатели 
называют чеканкой, представляют собой желобки, идущие по каждой стороне клинка 
к центру почти до точки, где «змеи», переплетаясь, образуют извивающийся узор, 
созданный различным химическим составом скрученного железа (стали), 
используемого для изготовления центральной части клинка. Современные 
эксперименты показали, как могли изготовляться такие клинки. Основу (составляло 
большое число параллельных полос (прутков, проволок) металла, сваренных в одно 
целое в горячем виде при помощи ударов кузнечного молота. Каждая из этих полос 
сама по себе была изготовлена из нескольких закаленных полосок (прутков, 
проволок) стали, помещенных, как наполнитель в сандвиче, между проволоками из 
незакаленной стали. Закалка, в результате которой получалась основа клинка из 
мягкого ковкого металла (малоуглеродистой стали) и периферийная часть меча с 
большим содержанием углерода (и, таким образом, более твердого), могла 
осуществляться многократным нагреванием в огне на древесном угле. Один конец 
«сандвича» из прутков (проволок) и полосок сваривался (с использованием ковки) 
вместе, а другой помещался в тиски. Сваренный конец скреплялся щипцами, после 
чего металл нагревался до желтого цвета, и заготовка меча плотно скручивалась и 
проковывалась, что сваривало вместе все компоненты. Прутки на каждой стороне 
служили для заполнения спиральных пустот, получающихся при скручивании полосок. 
Две таких скрученных полосы могли быть приварены к сторонам третьей, чтобы 
создать центральную часть лезвия, в то время как еще одна полоса закаленной 
стали приваривалась вдоль всей длины будущего меча на каждую сторону и 
закручивалась вокруг нее там, где будет режущая кромка. После этого 
напильниками клинку придавалась нужная форма, а затем, в большинстве случаев, 
осуществлялись закалка и отпуск. Закалка заключалась в быстром охлаждении 
металла с высокой температурой погружением в воду или масло, чтобы сделать 
металл твердым и хрупким. Отпуск осуществлялся нагреванием металла до выбранной 
температуры, определявшейся по цвету металла, после чего металлу давали 
возможность медленно охладиться. Это уменьшало внутренние напряжения и ломкость,
 вызванные закалкой, и делало клинок гибким. Лезвие после этого обычно точили и 
полировали, после чего на поверхность при помощи слабой кислоты наносили 
бороздки. Разъедая поверхность на небольшую глубину на более мягкой части 
железа, кислота создавала перекрещенный узор.

Этот сложный метод изготовления, который определенно уже использовался к концу 
II столетия н. э., по-видимому, возник из-за того, что трудно было найти 
большие куски стали одинакового качества для целой заготовки, что порождало 
необходимость смешивать худший металл с лучшим для минимизации недостатков 
первого. Результатом становились исключительно острые, гибкие и крепкие клинки. 
Во многих погребениях были найдены точильные камни, необходимые для того, чтобы 
поддерживать оружие в хорошем состоянии. Законы рипуарских франков приравнивают 
стоимость меча и ножен к семи солидам, в то время как меч без ножен оценивался 
только в три. Ножны, найденные в Кляйн-Хюнингене, были изготовлены из дерева и 
покрыты резьбой. Сверху и изнутри они были выстланы кожей. Следы шерстяной 
подкладки ножен были обнаружены во всех местах расселения франков, а во 
франкской могиле в Орсе находились ножны, выстланные овечьей шерстью; шерсть 
предохраняла ножны от повреждения клинком. Возможно также, что натуральный жир 
в шерсти предохранял клинок от ржавления. Иногда ножны были покрыты 
декоративными металлическими пластинами, как на мече VII столетия, найденном в 
Гутенштайне, Баден.

В V веке в могилах вместе с мечами стали появляться большие ножи, заточенные с 
одной стороны. Возможно, именно их Григорий Турский называл scramasax. К 
примеру, один такой нож был найден в могиле франкского короля 
[26]
Хильдерика вместе с легким метательным топором. К VII веку scramasax получил 
более или менее повсеместное распространение, заменив метательные топоры. Ножны 
для этого типа ножа состояли, похоже, из сложенного вдвое куска кожи, концы 
которого были соединены заклепками на стороне заточенного лезвия. Ножны этого 
типа можно видеть на резьбе по дереву на большей части Северной Европы, а в 
некоторых могилах сохранились на своих местах даже сами заклепки. Ножны у ножа 
Хильдерика имели множество драгоценных камней в верхней части и на стороне 
режущей кромки ножа, но у нескольких других найденных ножей был только 
металлический край, прикрывающий соединение половинок кожи. Scramasax в могиле 
мальчика под Кельнским собором имел ножны, содержащие маленький нож, положенный 
перед главным оружием.


Легкий метательный топор (франциска), который был характерен для франков 
раннего периода, с небольшим железным обухом имел примерно 16 см от верхушки 
обуха до режущей кромки узкого лезвия, причем передняя часть лезвия выступала 
больше, чем нижняя. В середине лезвие топора было узким, а дальше к обуху (где 
имелось отверстие для топорища) изгибалось, так что топор несколько напоминал 
S-образную кривую. Топоры более позднего времени имели более широкое лезвие 
ближе к режущей кромке, а передняя часть лезвия стала выступать вперед больше, 
чем задняя. Топор через отверстие в обухе насаживался на топорище; в конец 
топорища вколачивался железный клин, что заставляло дерево топорища раздаваться 
в стороны и тесно закрывать отверстие в обухе топора. Иногда дополнительно 
топор крепился посредством железных штифтов, которые через отверстия в обухе 
вбивались в топорище. Несколько топоров украшены серебряной и медной 
инкрустацией (
фото 1
).


Ни в одном из самых ранних описаний франков не упоминается использование лука 
как боевого оружия, но в могилах очень часто встречаются наконечники стрел. 
Упоминается, что ранние франки применяли отравленные стрелы, причем определенно 
не для охоты
[27]
. Григорий Турский описывает использование отравленных стрел франками против 
римлян, но в намного более ранние времена, чем в те, в которые он писал.


О тактике франков известно мало, но Агафий пишет, что франки дважды атаковали 
позиции восточноримской (византийской) армии, построившись клином. 
[28]
Они, похоже, переняли кое-что у римлян, поскольку святой Григорий несколько раз 
упоминает, что франки в своих кампаниях использовали палатки. Сент утверждает, 
что во время осады Конвена франки использовали «фургоны, оснащенные таранами и 
покрытые плетенкой или досками. Под прикрытием этих фургонов войска могли 
продвигаться вперед и разрушать стены». Это осадное орудие определенно имело 
римское происхождение. Защитники, тоже франки, обрушивали на осаждавших целый 
град камней, выливали из сосудов смолу — предположительно, кипящую — и масло, 
возможно, для того, чтобы ноги штурмующих скользили. Позднее атакующие пытались 
заполнить фашинами ров перед стеной, но были отброшены.

Организация

В начале периода экспансии франков, когда войны, переходя из одной в другую, 
практически не прекращались, власть франкских королей
[29]
 постоянно росла, поскольку короли и их личные отряды наносили главные удары в 
сражениях и, таким образом, получали право на самую значительную часть добычи. 
Почитание галло-римлянами императорской власти перешло на тех, кто победил
[30]
, и в конечном счете оказало влияние на чувства самих франков по отношению к 
своим королям. По мере расширения земель франков созывать прежний народный 
совет стало труднее, собрания стали реже, контроль собраний над действиями 
королевской власти постепенно уменьшился, и всего через несколько поколений на 
правителей уже никак не действовал голос народа. Собрания стали проводиться 
только раз в год, в марте, на «мартовском поле», откуда в свое время началось 
множество военных кампаний.


Управление в конечном счете всецело перешло в руки короля. Административное 
управление стали осуществлять приближенные монарха. Его приближенные, известные 
как antrustiones, были связаны с ним клятвой верности; те, кто составлял в 
прежние времена личный боевой отряд (дружину), стали теперь министрами и 
чиновниками, продолжая оставаться воинами. Самым главным из них был майордом, 
маршал (граф конюшни), граф дворца, служивший в качестве советника короля, 
казначей и секретарь — последний почти всегда был галлом, поскольку 
образованных франков было очень мало. Законы салических 
[31]
франков позволяют судить, что antrustiones включали римлян и вольноотпущенников,
 а также свободных франков, поскольку каждая из этих групп имела право на 
вергельд (штраф).

Местное управление осуществляли графы (comes), которых выбирал и назначал 
король. Граф руководил либо одиночным районом (pagus) племени в местах 
расселения франков, либо одиночным civitas, городом и зависимым от него районом 
в галло-римском районе — административной территорией, сохранившейся от римских 
времен. Графы были ответственны за сбор налогов в своем районе, мобилизацию и 
руководство военными силами, осуществление правосудия с помощью выбранных ими 
же чиновников. Заместителем графов был vicarius (позднее виконт), в то время 
как руководство на более низком уровне осуществляли сотники (centenarii), 
названные так по разделению по сотням, вероятно из-за первоначального деления 
земли по сотням крестьянских хозяйств. Сотники председательствовали в местных 
судах и возглавляли местные силы. Порой, особенно в приграничных провинциях, 
несколько графов возглавлял герцог (dux или Herzog) для координации обороны, 
предотвращения конфликтов и, в случае необходимости, для руководства военными 
силами нескольких графств. В галло-римском регионе это звание соответствовало 
званию патриция в прежнем Риме.
Поначалу налоги, по всей видимости, собирались только в бывших районах Римской 
империи. Теудеберт (ум. 548), как утверждается, был первым, кто обложил налогом 
своих франкских подданных, подвигнув их этим на восстание.
В очень ранние времена каждый свободный франк обязан был нести военную службу в 
войске короля. Позднее, похоже, только один мужчина из каждого крестьянского 
хозяйства брался на службу, поскольку известен случай, когда сыну разрешили 
вступить добровольцем в армию, чтобы занять место отца в военной кампании. Срок 
службы теоретически был не ограничен и зависел от воли короля, но фактически 
нужды сельскохозяйственного производства ограничивали время военных кампаний 
тремя месяцами, разделяющими посевную и уборку урожая. К VIII веку штраф за 
неявку во время призыва составлял у франков шестьдесят солидов, цену шести 
лошадей, а для римлян, вольноотпущенников или вассальных крестьян церкви — 
тридцать солидов. До времени Карла Великого воины должны были сами обеспечивать 
себя продовольствием. Если это встречало трудности, дисциплина падала и 
начиналось мародерство, даже на дружественной территории.
Плохую дисциплину и организацию в армиях франков отметили несколько писателей 
того времени. Византийский император Лев VI в своей «Тактике» упоминает, что 
франки исключительно плохо слушались своих вождей и дезертировали в трудных 
обстоятельствах. Графов назначал король, они не имели племенных или семейных 
связей в своих графствах, и их личный авторитет среди солдат был, таким образом,
 невелик. Когда король франков Гунтрум спросил о причинах катастрофического 
провала военной кампании против вестготов в Септимании в 586 году, то получил 
следующий ответ: «Никто из солдат не боится своего короля, никто не уважает 
герцога или графа; и если кому-то случится ополчиться на это бедствие и… он 
попытается навести дисциплину, немедленно возникает недовольство и вспыхивает 
мятеж, а к командирам возникает такая ненависть, что если человек не хочет 
мириться с плохой дисциплиной, то рискует расстаться со своей жизнью».
Начало феодализма

Во время междоусобиц, которые вспыхивали после смерти каждого короля из 
династии Меровингов и которые были вызваны борьбой наследников короля за 
передел земель, государство не могло защищать своих подданных от усиления гнета.
 Герцоги и графы для увеличения своих отрядов и в интересах обороны 
мобилизовывали своих подданных. Представители низших слоев общества, страдающие 
от постоянных войн и набегов, были рады получить защиту могущественного соседа, 
перейдя к нему на службу. Потому некоторая часть крестьян перешла в крепостное 
сословие, но большая часть перешедших оставалась лично свободными, служащими 
графу или герцогу в обмен на защиту. Германские племена 
[32]
уже имели подобную традицию в личных дружинах, которые состояли из групп воинов,
 поклявшихся следовать за выбранным ими вождем (князем, господином), принимать 
участие в его войнах, завоевывать для него добычу и, что еще более важно, славу.
 При этом родственные связи не играли особой роли и за прославленными вождями 
следовали люди из разных родов. В обмен на их службу господин, как ожидалось, 
должен был проявлять щедрость к своим последователям, награждая их подарками в 
виде золотых колец, лошадей и оружия, потчевать их угощениями и вином на своих 
пирах, а также защищать во время ссор. Господин был обязан добиваться за смерть 
одного из своих людей смерти убийцы или взыскивать вергельд, который 
выплачивали убийца или его родственники. Вергельд делился между семьей убитого 
и его господином. В случае смерти воина, если это произошло не в битве, 
ведущейся господином, такие подарки, как лошади, латы и оружие, возвращались 
господину. Это постепенно стало феодальным налогом, сравнимым с современными 
связанными со смертью налогами, но он платился господину и назывался 
по-английски heriot, дословно — «военное оснащение». Преданность своему 
господину длилась до могилы и даже дальше, поскольку, если глава военного 
отряда погибал, воин был обязан отомстить за эту смерть, иначе он доживал свой 
век во всеобщем презрении.


Эти обычаи схожи с теми, что были у галлов, которые к концу существования 
Римской империи служили у римских вельмож в качестве телохранителей. Данная 
система пережила крушение империи — по крайней мере в районе к югу от Луары, 
как можно судить по законам короля вестготов Эвриха 
[33]
конца V века.


Человек, ставивший себя под защиту другого, назывался vassus (позднее — вассал),
 что первоначально означало раба, но примерно к 700 году это слово стало 
означать свободного человека, находящегося в зависимости от другого. Акт 
перехода под защиту был назван коммендацией. Formulae Turonenses 
[34]
второй половины VIII века дает самую раннюю из известных форм коммендации. 
Свободный человек привязывал себя к другому на весь срок жизни, не имея 
возможности уйти, в обмен на пищу и одежду, выполнение некоторых неоговоренных 
служб и оказание уважения к своему повелителю — но оставлял при себе права 
свободного человека. Нужда в пище и одежде показывает на то, что в данный класс 
(сословие) попадали представители самых бедных слоев населения.

Необходимо заметить, что обязанности несла каждая сторона, вступавшая в 
соглашение. Суть феодализма, который развился из этой системы, можно выразить 
как «нет привилегий без обязательств, нет обязанностей без прав». Граф был 
обязан защищать своих вассалов против врагов, — а вассал, в свою очередь, 
должен был либо служить господину во время войны, либо отрабатывать 
сельскохозяйственным трудом, в зависимости от своего ранга. С военной службой 
была связана коммендация лиц более высокого положения.
Самым простым способом содержания вассала для господина было дарование ему 
достаточного надела земли. В последние десятилетия существования Западной 
Римской империи огромные римские поместья были разделены среди арендаторов 
(колонов), которые платили своим хозяевам трудом и фиксированной рентой, — и 
эта традиция продолжилась во времена франков. Во времена Меровингов 
существовала другая форма распределения земли, называвшаяся benefice, при 
которой арендаторы были обязаны выполнять только номинальные службы или платить 
очень малую ренту — или даже не платили ее вообще. Земли пожизненно давались 
только арендаторам. Одной из возможных причин появления этого правила является 
необходимость поощрить освоение и улучшение неприбыльных земель. Поместье могло 
быть даровано как в обмен на другое имущество, так и для того, чтобы получить 
поддержку человека, которому это поместье даровалось. Иногда поместье 
признавалось во владении какого-либо лица, присвоившего эту землю; это 
признание оставляло ему право на владение данной землей в будущем.
Во времена ранних франков эти два института, поместья и вассалитет, были 
совершенно отдельными. Однако к середине VIII века, судя по некоторым 
свидетельствам, вассалы стали время от времени получать в дар поместье, что 
позволяло им существовать и накапливать средства достаточные, чтобы содержать 
вооруженных слуг, но это было редко и не применялось королем для награждения 
своих подданных. Вассал имел право владеть землей, иметь поместье или, в 
некоторых случаях, несколько поместий.

Во время правления великих майордомов 
[35]
Пипина Геристальского и его сына Карла Мартелла 
[36]
в стране были усобицы, за которыми последовали походы против противников в 
разных направлениях. Необходимость иметь эффективную военную силу вынудила 
обоих этих правителей произвести в вассалы значительное число своих подданных. 
В то время как многие из этих людей, по всей видимости, получили земельные 
наделы во владениях короля, многим другим были дарованы поместья, 
позаимствованные у тогда уже больших владений церкви. Вассалы были обязаны 
нести военную службу королю и в то же время выплачивали минимальную ренту 
церкви, что символизировало реальное обладание этой землей церковью и 
гарантировало возвращение земли после смерти вассала. Если требовалось иметь 
много вассалов, король мог снова заняться раздачей земель.


Ко времени правления Карла Великого 
[37]
вассалы короля, как в свое время римские вельможи, обычно получали поместья. 
Фактическое объединение институтов вассалитета и раздачи поместий подняло 
статус вассалов, поскольку они стали состоятельными. Звание вассала стало 
привилегированным, так что дворянство и королевские должностные лица, такие как 
графы, начали стремиться получить такое звание. Прежнее унизительное значение 
этого слова совершенно исчезло. Сословие «доверенных лиц» как таковое также 
исчезло, поскольку положение давших клятву королю членов дружины короля не 
давало им преимуществ и они фактически находились в таком же положении, как не 
получившие поместье вассалы.

Франки позднего времени

Королевство франков, после своего первого объединения при Хлодвиге, полтора 
века пребывало в анархии из-за междоусобиц, вызванных тем, что после смерти 
очередного короля его наследники начинали борьбу за раздел государства. 
Необходимость добиваться лояльности подданных вынуждала королей раздавать им в 
собственность поместья, нарезая их из королевских земель. Эта политика была 
разумной только тогда, когда государство расширялось, а площадь королевских 
земель увеличивалась. В реальности же короли обедняли себя и постепенно теряли 
свое влияние. Их правление теряло абсолютистский характер; законы Хлотаря II 
[38]
около 620 года 
[39]
были приняты советом дворян, состоящим из епископов, герцогов и графов. 
Согласно этим законам, король должен был давать согласие на петиции дворянства. 
Череда правлений молодых и слабых королей привела к непомерному усилению власти 
дворянства и особенно майордома. Если франкские короли раннего времени сами 
вели своих людей в сражение, то позднее армию стал возглавлять майордом. При 
Хлотаре II этот пост стал пожизненным, и король не мог сместить майордома. Само 
королевство разделилось на две половины: на Австразию, более древнюю часть и 
преимущественно германский регион к востоку от Мааса и Шельды, и на Нейстрию, 
регион, подчиненный франками сравнительно недавно, — к западу от этих рек и к 
северу от Луары, где франкское население не было столь многочисленным.

Величие королевства франков было восстановлено рядом весьма способных и 
честолюбивых майордомов, происходящих от графа Пипина Старшего, майордома 
Австразии при Дагоберте I, сыне Хлотаря II. В дальнейшем выдвинулся майордом 
Пипин Геристальский. Его сын Карл Мартелл (Молот) (правил с 715 по 741 год) 
начал восстановление старого франкского королевства не только мечом, но и 
посылкой миссионеров к фризам и к гессенцам. Он стал майордомом как в Нейстрии, 
так и в Австразии, но, полагаясь на преданность дворянства своей страны, дал 
много самых важных постов австразийцам.

Нейстрия подняла против него мятеж, но этот мятеж провалился. Мартелл снова 
подчинил швабов (алеманнов) и баварцев, а позднее и Аквитанию — все они при 
Меровингах добились фактической независимости. Мартелл также заставил 
подчиниться фризов и саксонцев. Но самым важным было то, что он остановил 
наступление арабов, которые уже поглотили Испанию вестготов (завоевано арабами 
в 711–718) и начали угрожать франкской Аквитании с юга. Несколько последних лет 
своей жизни Карл Мартелл правил фактически без оглядки на меровингского короля 
даже как на номинальную фигуру. После смерти Мартелла его сыновья разделили 
царство так, как хотел их отец. В отличие от Меровингов оба наследника 
действовали согласованно, подавляя вспыхнувшие мятежи, и быстро усмирили свою 
страну. В 751 году сын Карла, Пипин Короткий, получил возможность возглавить 
всех франков при помощи выборов в Национальном совете. У папы римского было 
испрошено разрешение возложить корону, и тот, надеясь получить поддержку 
франков против лангобардов, охотно его дал. Вторжение Пипина Короткого в Италию 
и разгром им лангобардов 
[40]
поставили франков в центр мировой политики и подготовили сцену для сына Пипина, 
Карла Великого.

Карл Великий объединил большую часть земель, которые сейчас составляют 
территории Франции, Германии к западу от Эльбы, Северной и Центральной Италии, 
Бельгии, Голландии, Швейцарии, Австрии и северной части Испании, и дал им 
устойчивое правительство, которое, пользуясь юридическим языком, установило 
«обычное право», которое по необходимости корректировалось при помощи эдиктов 
Карла. Несмотря на распад этой империи после его смерти, Карл Великий установил 
в этих землях единство, которое уже никогда полностью не терялось.

Коронация Карла Великого как римского императора на Рождество 800 года, 
проведенная папой римским, являлась только констатацией факта, что повелитель 
Восточной Римской империи, которым в то время была императрица, уже не имел 
власти на Западе и что германский монарх владел почти всей западной половиной 
[41]
старой Римской империи. Однако достигнутое Западной Европой единство породило 
желание политического единства всей Европы, в которой бы не было доминирования 
одного народа.


До нас дошло мало сведений о военной организации франков во времена правления 
великого майордома. Похоже на то, что конница получила несколько большее 
распространение. Хотя в более ранних источниках встречались ссылки на 
кавалерийские сражения, первое упоминание о битве, исход которой был решен 
атакой конницы, относится к войне с саксами в 626 году. Похоже на то, что Карл 
Мартелл все еще не считал свою кавалерию достаточно боеспособной — возможно, 
из-за недостатка дисциплины, — чтобы применить ее при Пуатье в 732 году
[42]
. Исидор Паценский говорит нам, что франки «стоят как неподвижная стена; они 
подобны ледяным глыбам, которые смерзлись вместе». 
[43]
Однако к 755 году Пипин счел нужным отменить традиционные собрания на 
«мартовском поле» в начале мая на том основании, что на поле должна расти трава 
для лошадей.

Карл Великий был выдающимся военным лидером и заслужил такое определение не 
только своими завоеваниями и усмирением племен на больших территориях, но также 
и своими военными реформами, осуществленными посредством череды 
последовательных капитуляриев, выпущенных во время его правления. Он улучшил 
стандарты оснащения армии, запретил экспорт щитов и кольчуг и предпринял 
суровые меры для улучшения дисциплины, запретив в армии употребление спиртных 
напитков, повысил штраф за отказ от призыва в армию до шестидесяти солидов и 
установил за дезертирство смертную казнь с конфискацией всего имущества. 
Позднее для менее состоятельных воинов наказание за неявку на место сбора 
войска было уменьшено. Капитулярий (по всей видимости, 805 года) постановляет, 
что полный штраф может быть взыскан только с тех, кто имеет шесть фунтов 
золотом, товарами или скотом, — и даже в этом случае «женщины и дети не могут 
быть лишены своих одежд в уплату штрафа». Те, кто имел меньше, платили 
соответственно меньшую сумму. В 811 году был издан приказ конфисковывать 
имущество проживавших в королевских поместьях, если они не желали отправляться 
за своим господином в армию или оставаться там вместе с ним.

Капитулярий 805 года в главе, относящейся к обмундированию армии, утверждает, 
что «следует соблюдать то же, что в предыдущем капитулярии; в частности, каждый 
человек, который имеет двенадцать mansi
[44]
, должен иметь кольчугу; тот, у кого есть кольчуга и кто не взял ее с собой, 
теряет свой надел вместе с кольчугой». К сожалению, упоминаемый капитулярий был 
потерян. Неясно, говорится ли здесь о всаднике, хотя это вполне возможно. 
Капитулярий относительно фризов говорит о службе получивших поместье вассалов 
«и всадников в целом» без определения статуса последних. Предполагается, что 
они являлись независимыми свободными людьми. Письмо Карла Великого аббату 
Фулраду, написанное, по всей видимости, в 806 году и приказывающее ему явиться 
со своим отрядом в армию, похоже, предполагает, что все вассалы будут служить в 
коннице. Карл Великий к этому времени имел под рукой очень крупные силы конницы 
в королевстве лангобардов
[45]
. Капитулярий 786 года подразумевает, что все те лангобарды, которые дали 
клятву верности королю, обычно служили верхом и в доспехах. Именно армию 
лангобардов вели Пипин, сын Карла Великого, и Эрик, герцог Фриуля в кампании, 
которая привела к полному разгрому войск Аварского каганата в Паннонии — войско 
аваров представляло собой в основном легкую конницу
[46]
. Превращение традиционно сражающихся в рядах пехоты франков в народ 
кавалеристов было более или менее завершено к правлению Карла II Лысого
[47]
, внука Карла Великого, который постановил «ut pagenses Franci qui caballos 
habent, vel habere possunt, cum suis comitibus in hostem pergant» («что те 
франки, которые живут в селениях, кто имеет лошадей или может приобрести их, 
должны получить разрешение проследовать к господину со своими спутниками»)
[48]
. К 891 году Annales de Fulda отмечает, что франки не знали, как сражаться 
пешком. Так появился верховой рыцарь, одна из наиболее характерных черт 
феодализма в Западной Европе.

Ахенский капитулярий постановляет, что епископ, граф и аббат должны лично 
следить за готовностью своих людей. Эти люди должны быть вооружены копьями, 
щитом, луком с запасной тетивой и двенадцатью стрелами. У них должна быть 
кольчуга (почти наверняка речь идет о рубашке из колец) и шлем. Ничего не 
известно о том, как в те времена франки несли лук и стрелы. Хотя большинство 
иллюстраций показывают использование этого оружия воинами, у всадников лук и 
стрелы встречаются очень редко.
Поскольку требования были жесткими, для продолжительных кампаний против 
любителей повоевать за границами франкских владений Карл Великий имел армию не 
столь многочисленную, как при всеобщем призыве, но лучше вооруженную и 
снабженную всем необходимым. Для наиболее бедных слоев он ввел раздельную 
службу. В капитулярии 808 года постановлялось, что «каждый свободный человек, 
имеющий четыре mansi в своей личной собственности или имеющий выделенный 
кем-либо надел земли, должен сам экипировать себя и явиться в армию либо со 
своим господином, если господин идет в армию, либо со своим графом. Тот, кто 
имеет три mansi в своей собственности, должен присоединиться к человеку, у 
которого есть одна mansus, и должен помочь ему, чтобы тот мог служить за обоих. 
Тот, кто имеет только две mansi в своей личной собственности, должен 
присоединиться к тому, кто также имеет две mansi, и один из них должен помочь 
другому, который и отправится в армию. Тот, у кого имеется только одна mansus, 
должен присоединиться к троим, у которых имеется то же, и должен помочь одному 
из них, после чего последний должен пойти в армию один; остальные трое остаются 
дома». За формирование групп по экипировке отвечали графы. К сожалению, ничего 
нельзя сказать о самой экипировке. Почти наверняка она не включала кольчугу, 
поскольку для этого требовалось иметь двенадцать mansi.
Более ранний капитулярий вводил селективную службу для тех, кто имел только 
половину mansus, и даже для тех, кто не имел земли, обладая только определенным 
количеством товаров. Теперь же, по новому капитулярию, такие люди 
использовались только временно и локально во время большой нужды в солдатах.
Граф должен был брать с собой всех своих имеющих поместья вассалов, за 
исключением двоих, которые освобождались от службы и штрафа в обмен на охрану 
жены графа, а также еще двух, которые охраняли территории графства. Это 
гарантировало мир дома и ограничивало число освобождений от военной службы. 
Если граф оставался по долгу службы дома, то его люди отправлялись на службу с 
тем, кто его заменял. Епископ или аббат могли оставить дома только двух своих 
вассалов. Капитулярий 811 года постановлял, что любой королевский вассал, 
который оставался служить при королевском дворе и имел поместья, не должен был 
брать своих вассалов — они отправлялись в армию с графом того района, к 
которому принадлежали. Если лорд или граф позволял какому-либо свободному 
человеку оставаться дома во время мобилизации (а он не был освобожденным), то 
граф или лорд должен был платить за такого человека штраф. Этот капитулярий 
также восстанавливал древний обычай, по которому человек, поступая в армию, 
должен был взять с собой еду на три месяца, а одежду и вооружение — на шесть 
месяцев. Более того, три месяца теперь отсчитывались от границы, так что 
требовался дополнительный запас продуктов, чтобы до нее добраться. Капитулярий, 
выпущенный в Ахене, показывает, что эти запасы, состоящие, кроме прочего, из 
муки, вина и свинины, перевозились в телегах с зернотерками, теслами, топорами 
и буравами. Также везли канаты — возможно, в данном случае для легких осадных 
орудий — и доставляли людей, способных этими орудиями пользоваться. Королевские 
маршалы были обязаны, по необходимости, доставлять для этих орудий камни, 
перевозимые на вьючных лошадях. К вызову в армию аббата Фулрада прилагался 
перечень экипировки, которую необходимо было доставить на выделенных для 
военной кампании телегах; в списке есть, помимо перечисленного, рубанки, доски, 
лопаты и бревна, обитые с одного конца железом. Капитулярий De Villis Dominicis 
дает емкость этих телег в двенадцать мешков зерна или двенадцать небольших 
бочонков вина. Телеги должны были иметь кожаное покрытие, которое могло быть 
связано вместе и набито, возможно, сеном, для того чтобы
телеги можно было использовать как понтоны при пересечении рек. Капитулярии 802 
и 811 годов делают военно-морскую службу в приморских провинциях обязательной 
даже для вельмож.
Результатом этой реорганизации стало то, что Карл Великий после ряда военных 
кампаний смог, наконец, завоевать саксов. При этом он вел боевые действия зимой 
785/86 года, что было раньше для армии франков невозможной задачей. Карл также 
воздвиг постоянные укрепленные пункты (бурги), связанные друг с другом дорогами,
 — для того, чтобы овладеть землей саксов раз и навсегда. Возможно, именно для 
частокола этих бургов и доставлялись на телегах бревна, обитые с одного конца 
железом. Здесь Карл, возможно, использовал пример императорского Рима. Его 
библиотека определенно содержит большое число римских военных книг, включая 
Цезаря и Тацита. Военное искусство и величие империи определенно оказывало 
глубокое впечатление на варварский ум. Карл Великий должен был особенно 
внимательно воспринимать римское наследие, поскольку титул императора был 
восстановлен для него лично.

Армия под командованием его сына Людовика вторглась в Каталонию в 800–801 годах 
и осадила Барселону, устроившись в безопасности за валом, воздвигнутым вокруг 
города. Вал охраняла лишь треть армии, под командованием Вильгельма, графа 
Тулузского. Армия имела лагерь в нескольких километрах к западу, в то время как 
еще треть армии установила контроль над линиями коммуникаций через Пиренеи. Это 
была весьма искусная стратегия, на которую не была способна франкская армия до 
Каролингов
[49]
.

К сожалению, обычай погребать вооружение в могиле постепенно угас с 
распространением христианства, так что мы знаем о вооружении во времена 
Каролингов значительно меньше, чем об экипировке воина времен Меровингов. 
Рукописи с раскрашенными иллюстрациями стали более распространенными, но весь 
этот период следует изучать с особой тщательностью, поскольку на художников 
оказывали сильное влияние восточноримские (византийские) картины и резьба по 
слоновой кости. Многие иллюстрации с изображением солдат показывают их 
облаченными в броню времен заката Римской империи, с широким, с полями и 
гребнем, шлемом, панцирем с рельефным изображением мышц и похожей на 
шотландский килт юбкой. Сейчас обычно считают, что на самом деле внешний вид 
франкских воинов таким не был, но недавно было высказано предположение, что 
золотые петлеобразные застежки в саксонском погребальном корабле в Саттон-Ху 
представляют остатки подобного панциря, но изготовленного из кожи.

Подавляющее большинство иллюстраций в манускриптах времен Каролингов, по всей 
видимости, изображает воинов, даже таких известных, как Голиаф, без нательных 
доспехов. К примеру, псалтирь начала IX века из аббатства Корби (ныне в Амьене, 
Коммунальная библиотека) показывает филистимлян с круглыми выпуклыми щитами, 
«крылатыми» копьями, мечами и с тем, что, по-видимому, является коническим 
шлемом. С другой стороны, есть множество изображений людей в доспехах. 
Штутгартская псалтирь (Земельная библиотека Вюртемберга), раскрашенная в Корби 
в начале IX века, показывает Голиафа с полусферическим шлемом с узкой полоской 
вокруг нижнего края и двумя другими полосками, перекрещивающимися на вершине. 
Но этот шлем не имеет ни защиты ушей, ни защиты шеи и щек. Рубашка с короткими 
рукавами явно несоразмерна фигуре. Доспехи состоят из небольших пластинок 
металла или рога, прикрепленных к ткани или к кожаной подкладке и установленных 
с перекрытием соседних пластинок наподобие рыбьей чешуи. Знаменитую Psalterium 
Aureum 
[50]
начали писать до 883 года, в библиотеке аббатства Санкт-Галлен. В ней показаны 
конница и пехота в гибких нательных доспехах, длиной почти до колен, с 
короткими рукавами. На этих доспехах на рисунке видны ряды изогнутых линий, 
которые, похоже, являются условным изображением чешуйчатых лат, а не кольчуги. 
Эта интерпретация, возможно, подтверждается тем, что цветной рисунок изображает 
внутреннюю часть доспехов без изогнутых линий и другим цветом. Воины на всех 
этих рукописях несут выпуклые круглые щиты с центральным умбоном, за которым 
располагается ручка. В некоторых случаях шиты висят на ремнях у воинов на спине.
 В Psalterium Aureum шлемы имеют ребро, идущее спереди и сзади головы; у шлемов 
есть край, который сзади спускается ниже, чем спереди. До нашего времени ни 
один шлем этого типа не был обнаружен, так что, возможно, это изображение на 
цветном рисунке является условным. Он мог получиться как развитие шлема с краем 
и гребнем, который мы упоминали выше. Об этом может свидетельствовать шлем из 
«Психомахии» Пруденция, находящейся в Национальной библиотеке в Париже, где 
изображен шлем с полями и гребнем, и шлем в Валансьене (Публичная библиотека), 
который явно скопирован с парижской рукописи, где копировщик упростил свою 
модель, округлив поля и упразднив гребень, чтобы шлем выглядел точно так же, 
как в Psalterium Aureum. Ни ноги, ни предплечья фигур в Psalterium Aureum не 
имеют защиты, но законы рипуарских франков VIII века дают цену bainbergae, то 
есть защиты для голени (поножей), в шесть солидов. Часто цитируемое описание 
появления Карла в Павии в 773 году, написанное примерно через шестьдесят лет 
после его смерти, утверждает, что он и его люди имели железные ножные латы и 
что на нем самом был какой-то отдельный доспех, прикрывающий бедра, возможно из 
пластинок. Одна фигура в Штутгартской псалтири, похоже, облачена в защищающий 
бедра доспех, изготовленный отдельно от нательного доспеха (
фото 2
). К настоящему времени не известно ни одного франкского изображения ножных 
лат; но у воина, который изображен на расписанной стороне золотой фляги 
середины IX века из Надь-Сент-Миклоша, Венгрия, ножные латы и защита предплечий,
 по всей видимости изготовленных из какого-то твердого материала — металла или, 
возможно, китового уса. Схожие полоски из железа, найденные в погребении в 
Вальсгарде, Швеция, были использованы для реконструкции, и из них получились 
два защитных доспеха для голеней и предплечий. Полоски прикреплялись при помощи 
перекрещивающихся кожаных полосок, идущих вокруг конечностей. Воины, 
изображенные на декоративных пластинах шлемов шведской вендельской культуры, 
имеют латные обшлаги или защиту запястий, по-видимому изготовленную из полос 
этого типа.


На находящейся ныне в Ахене ситуле 
[51]
из слоновой кости примерно 1000 года, которая в прежние времена использовалась 
при коронации императоров, имеются рельефы воинов (небольшие изображения, 
размещенные по кругу) с копьями. Воины облачены в кольчужные рубашки с 
короткими рукавами; из-под кольчуг видны рукава и нижняя часть туник. На их 
голове виден полусферический шлем с проходящим посредине ребром; со шлема 
свисают на уши куски кольчуги; возможно, кольчуга закрывает и заднюю сторону 
шеи. Щиты изображены почти плоскими и чуть овальными, а не круглыми, и 
некоторые без центрального умбона. На ногах воинов, по-видимому, чулки с 
перекрещивающимися ремешками, которые их держат.

К концу X столетия появилась новая форма щита, все еще округлая вокруг умбона, 
но вытянутая вниз. Утверждается, что такая форма была особенно выгодна конным 
воинам, поскольку длинный конец щита защищал уязвимую до того левую ногу, но 
такой щит определенно использовался и пехотинцами. Шлемы типа найденного в 
Бретценхайме около Майнца, по всей видимости, все еще использовались, поскольку 
они кажутся очень схожими с теми, которые изображены на цветных иллюстрациях 
середины X века в «Книге Маккавеев» Лейденского университета.

Во времена Каролингов для франкских земель был характерен меч с клинком, 
похожим на более ранние типы, но большим по величине. Однако примерно в 900 
году клинки стали постепенно сужаться к концу. Это сделало меч легче в 
обращении, поскольку центр тяжести переместился ближе к рукоятке и меч стал 
лучше сохранять равновесие в руке. Распространенная мысль, что средневековые 
мечи были тяжелыми в обращении, неверна: настоящий меч хорошо лежал в руке и 
был идеальным инструментом для своей работы — в IX веке он предназначался 
главным образом для рубящих ударов, но им можно было также наносить и колющие 
удары. Рука бойца была защищена коротким поперечным перекрестьем. Навершие 
рукояти делалось из трех — пяти скрепленных вместе небольших долей, тогда как 
раньше оно имело отдельный кусок в виде поднятой шляпы. Линия или углубление 
обычно показывают, где прежде соединялись навершие рукояти и расклепанный 
хвостовик. Хвостовик клинка проходил прямо через головку рукояти и на конце 
расклепывался ударами молота, чтобы навершие рукояти не слетело. Как навершие 
рукояти, так и перпендикулярное перекрестье почти всегда изготавливались из 
стали, но могли быть украшены накладными пластинами из золота или серебра, 
иногда с гравировкой или нанесенным штамповкой узором. Несколько франкских 
мечей имеют имена изготовителей, которые обычно ставились на перпендикулярном 
перекрестье (
фото 3
).

Хотя прежний тип клинка со сварным узором (из прокованного и сваренного пучка 
стальных прутков (кусков проволоки) с разным содержанием углерода) все еще 
использовался на протяжении большей части X столетия, новый тип клинка делался 
полностью из крепкой стали и больше не имел на себе узоров. Многие клинки несли 
на себе имя изготовителя в виде больших букв на перекрестье у рукояти. Эти 
буквы делались из кусков железной проволоки, укладываемых в желобки и 
привариваемых ковкой, когда железо было еще горячим. Средняя длина меча времен 
Каролингов составляла примерно 94 см, десять из которых составлял хвостовик. 
Средняя ширина непосредственно ниже рукояти составляла 5,5 см.

Франкское копье обычно имело длинный наконечник в виде листа и на каждой 
стороне выступающее ушко в плоскости лезвия. Передняя сторона ушка почти всегда 
располагалась под прямым углом к копью; задняя сторона могла быть прямой или 
вогнутой; конец ушка обычно был тупой. По всей видимости, боевые копья 
произошли от особых копий, используемых против кабана (вепря), и ушки служили 
для того, чтобы остановить напор этого исключительно мощного и свирепого зверя, 
когда его пронзали копьем (рогатиной). Древко иногда было обмотано спиральными 
кожаными ремнями, чтобы крепче держать копье; такие ремни видны в Codex 
Egberti 
[52]
в городской библиотеке Трира; их использование подтверждается находками в 
погребениях более раннего времени в Нидерштотцингене (восток Вюртемберга, 
Германия). Копья использовались как пехотой, так и конниками. Всадник обычно 
держал копье, вытянув руку вперед или подняв над головой, как это делают 
современные охотники на кабанов
[53]
; подобное расположение встречается во многих рукописях. Однако «Книга 
Маккавеев» X века из Лейдена показывает одного человека, который держит древко 
наперевес под мышкой. Этот метод придавал много большую силу удару, поскольку в 
него вкладывался весь вес лошади и всадника. С XI столетия такой способ удара 
стал почти единственным.

Развитие феодализма
Одним из результатов почти что ежегодных военных кампаний Карла Великого стал 
переход большого числа свободных людей в зависимость от графов и состоятельных 
слоев из-за обеднения крестьян, которые должны были содержать воинов воюющей 
армии. Число вассалов возросло как на землях франков, так и за их рубежами. 
Вассалы вассалов также получали поместья от своих господ — в обмен на поставку 
воинов в армию. Обеднение людей сильно прогрессировало и в результате 
опустошений, вызванных начавшимися после Карла Великого междоусобицами и 
набегами викингов и венгров. В этот период только графы и их имеющие латы 
всадники были единственной силой, способной защитить земли франков. В 847 году 
Карл Лысый отдал распоряжение, чтобы все его подданные выбрали себе господина — 
либо самого короля, либо его вассалов.
Карл Великий, чтобы распространить свою власть на завоеванные им земли, даровал 
часть новых земель своим вассалам (на поместья) и поставил новую администрацию 
из графов, которые почти всегда были франками из Австразии, поскольку их 
преданность никогда не вызывала сомнений. Чтобы укрепить свою власть, он 
потребовал, чтобы его графы и другие должностные лица стали его вассалами и, в 
свою очередь, постарались сделать вассалами подчиненных им должностных лиц. 
Фактически Карл всегда с трудом контролировал аппарат управления, поскольку его 
содержание осуществлялось посредством выделения поместий из королевских земель. 
В капитуляриях часто упоминается зависимость вассалов. До некоторой степени 
королевские вассалы и крупные церковные землевладельцы часто были 
неприкосновенны для правосудия графов и отвечали только перед монархом и 
поэтому являлись противовесом графам. Для расследований дел администраций 
графств довольно регулярно посылались королевские послы (missi dominici). Для 
того чтобы укрепить связь со своими подданными, Карл Великий в 792–793 годах 
приказал, чтобы все королевские вассалы, епископы, аббаты и графы дали новую 
клятву верности ему через его представителей, missi dominici. Вассалы нижнего 
порядка и все обычные подданные должны были дать клятву через графов.
В правление Карла любой королевский вассал обычно рано или поздно награждался 
за свою службу поместьем, для того чтобы иметь возможность выполнять свою 
службу наиболее эффективно. Если кто-либо переставал быть вассалом, поместье у 
него отбиралось. Акт перехода в ранг вассалов (коммендация) осуществлялся 
помещением рук между руками господина и обещанием преданно ему служить. Начиная 
со второй половины VIII века коммендация сопровождалась клятвой верности, 
даваемой на священных реликвиях. Это, как считалось, делало связь прочнее, 
поскольку, если вассал не соблюдал верность господину, он мог быть обвинен в 
нарушении клятвы. Это также поднимало по сути подобострастный акт на более 
высокий уровень, чем простая просьба о защите господина в ответ на некоторые 
лакейские услуги. После того как устанавливались отношения вассала с господином,
 эти отношения должны были длиться всю жизнь, и они исчезали только после 
смерти одной из сторон, из-за удара или попытки убить своего вассала, 
соблазнения его жены или дочери, нежелания защищать вассала или покушения на 
его собственность. Самой важной службой вассала была военная, но он мог 
выполнять также административные или юридические обязанности. Он по закону 
оставался свободным человеком, и, таким образом, его можно было вызвать в 
публичный суд, а не в суд его господина; так, королевского вассала имел право 
судить один лишь король.
Капитулярии Карла Великого уже показывают связь между вассалитетом и военной 
службой. К IX веку термин «вассал» стал применяться только к тем, кто выполнял 
военную службу, имея лошадь, копье, щит и меч. Иногда вместо слова «вассал» 
использовалось латинское miles, что означало то же. В текстах более позднего 
времени miles было равнозначно слову «рыцарь».
Перед концом IX века для вассалов стало обычным становиться вассалами сына 
господина — когда старший господин умирал; это позволяло сохранить поместье, — 
и некоторое время подобная практика выглядела законной. Со времени Карла 
Мартелла были случаи, когда поместье переходило от отца к сыну на протяжении 
многих поколений. К концу IX века это стало уже обычным явлением, и сын, как 
правило, наследовал поместье отца после процедуры коммендации. Поместья стали 
теперь наследственными — фактически, но не по закону. Это было признано Карлом 
Лысым, когда, готовясь в 877 году к своему итальянскому походу, он постановил, 
что собственность графа, который скончался, когда король далеко, наследуется 
его сыном — и то же должно осуществляться в отношении королевских вассалов, 
которые, в свою очередь, должны следовать тому же правилу относительно 
собственных вассалов. Нет сомнения в том, что должностным лицам даровались 
поместья, чтобы их материально поддержать, — и это было столь похоже на 
институт вассалов, что, как и у последних, переход поместий по наследству стал 
пожизненным.
Карл Великий намеренно поощрял систему вассалитета для того, чтобы 
распространить свой личный авторитет на всю свою обширную империю, в которой 
большая часть земель была только что завоевана. При его слабых преемниках (и 
поскольку поместья теперь наследовались) результат получился фактически прямо 
противоположный тому, которого добивался Карл Великий. Связь между вассалом и 
его непосредственным господином стала сильнее, чем связь последнего с королем. 
Теория, что вассал не должен служить господину, если тот поднял мятеж против 
короля, стала повсеместно игнорироваться. Как только институт вассалов стал 
наследственным, король начал терять контроль над своими крупными феодалами. В 
период 852–885 годов, судя по записям, у не менее чем семи из великих графов 
Франции после их смерти имущество перешло к их сыновьям. В Австразии и среди 
только что завоеванных саксонцев и фризов принцип наследования прослеживается 
позднее. К концу IX столетия подчиненные своим господам вассалы стали в большой 
степени независимы по отношению к короне из-за того, что между королем и ними 
был их господин. Король мог контролировать вассала только через его господина, 
и к середине IX века это было признано короной, которая больше не вызывала 
вассалов на суд, ожидая, что суд над вассалом осуществит его господин.



Глава 3
Викинги


Название «викинг», по всей видимости, происходит от древненорвежского vikingr, 
означающего «морской странник» или «пират». Шведы, норвежцы и датчане, которые 
начиная с VIII столетия становились викингами, были по большей части 
трудолюбивыми крестьянами, рыбаками и, что наиболее важно, морскими торговцами. 
Некоторые из них жили в городах, другие, подобно норвежцу Отару (Отеру), 
который, согласно записям англосаксонского короля Альфреда (от 80-х годов IX 
века), совершил путешествие в Белое море
[54]
, сочетали торговлю с сельским хозяйством. Скандинавы занимались торговлей еще 
в римские времена, поскольку серебряные и бронзовые сосуды, стекло, броши и 
гончарные изделия из Римской империи часто встречаются в скандинавских 
погребениях и, предположительно, были обменяны на янтарь, рабов и меха. 
Торговые города, такие как Бирка (на озере Меларен, Швеция) и Хедебю (в 
Кильской бухте, ныне в Шлезвиг-Гольштейне, Германия), похоже, возникли на 
Севере довольно внезапно примерно в 800 году и имели широкие контакты. К 
примеру, при раскопках в Бирке была найдена кадильница персидского типа. Однако 
существовала и традиция разбойничьих нападений: датский король 
[55]
Хигелак, родственник Беовульфа, был убит во время нападения на нижний Рейнланд 
в 514 году.


Не найдено никакой определенной причины для внезапного расширения деятельности 
норвежцев в конце VIII века, которая бы заставила множество людей отправиться в 
путешествия и набеги в самые разные области Европы.
[56]
В следующем столетии шведские торговцы отважились пройти по реке Волхов к 
Новгороду и вниз по Волге до Каспийского моря, после чего они достигли Багдада. 
Другие по Дону и Днепру дошли до Микельгарда, как они называли Константинополь, 
и основали королевство Русь со столицей в Киеве. 
[57]
Эти люди поначалу были торговцами, а также «по совместительству» разбойниками и 
наемниками, которые везли продавать меха, мед, рабов и оружие в обмен на 
серебро и предметы роскоши. Позднее, когда поселения викингов обрели большую 
безопасность и стали гуще населены, викинги время от времени стали совершать 
набеги, даже, как утверждается, совершив походы на Византию в 860 и 941 годах
[58]
.


В Норвегии, которую на большую глубину расчленяли длинные фьорды и высокие горы,
 что делало связь очень трудной, централизованное государство развивалось очень 
медленно, поскольку одно племя не могло без больших трудностей подчинить себе 
другое. Но эти же условия привели к появлению здесь бедного, но упорного и 
независимого народа — превосходных мореходов. Видимо, искушение, исходящее от 
богатых и незащищенных монастырей Британских островов, часто расположенных 
изолированно на берегу и даже на островах, было очень сильным. Первый период 
рейдов начался с грабежа большого Нортумбрийского аббатства на острове 
Линдисфарн 
[59]
в 793 году. Поражение около Монкуэармоута в следующем году, возможно, привело к 
тому, что викинги стали смотреть в других направлениях
[60]
, поскольку ни один торговец не хочет невыгодной сделки. В 795 году подвергся 
нападению сам Айона
[61]
, после чего, по-видимому, были заселены острова у побережья Шотландии и остров 
Мэн. Ирландия определенно попала в зону досягаемости викингов в IX веке. 
Ирландцы в то время были разделены на племена, ведущие непрерывные междоусобные 
войны. Их не затронула римская цивилизация, но христианская культура нашла 
здесь плодородную почву. Ирландские хроники фиксируют в начале IX века набеги 
викингов почти каждый год, но, несмотря на это, островитяне продолжали свою 
междоусобную войну. Согласно записям, некто Торгисл был провозглашен королем 
всех норвежцев в Ирландии в 830 году. Дублин был занят викингами в 836 году и 
обнесен укреплениями в 841 году. С помощью датских викингов ирландцы нанесли 
норвежцам в 849 году поражение, но те быстро восстановили прежнее положение. Об 
этой битве, в которой ирландцы впервые одержали победу, часто говорили в 
Ирландии, вплоть до великой битвы при Клонтарфе в 1014 году, когда Бриан 
Бороиме, объединивший незадолго до этого почти всю Ирландию, нанес поражение 
большой армии, собранной почти из всех норвежских поселений в Европе. 
[62]
Почти немедленно после этого ирландцы вернулись к своим междоусобицам, а 
норвежцы снова восстановили свои позиции, процветая в своих укрепленных городах.
 Их короли не ставили себя выше ирландских королей, и норвежцы в конечном счете 
были ассимилированы путем смешанных браков.


Исход из Норвегии в правление Харальда Прекрасноволосого тех, кто не хотел 
признать его правление, привело к появлению своеобразной республики в Исландии
[63]
. Из Исландии в 896 году искатели приключений под командой Эрика (Эйрика) 
Рыжего отправились в Гренландию, а немного позже, под командой его сына, в 
Северную Америку. 
[64]

По всей видимости, именно норвежские викинги с Мэна или из Ирландии совершили 
нападение на Аквитанию в 799 году, идя по старому торговому маршруту из 
Ирландии. Это подтверждается находками времен Каролингов среди множества 
ирландских предметов, найденных в могилах IX века в Норвегии. Арабские монеты 
из Испании и Туниса на западе Норвегии, предположительно, связаны с экспедицией 
викингов в Испанию и Африку в 844 и 860 годах Vestfaldingi, которые напали на 
Нант в 843 году, были людьми из Вестфолда в Норвегии и, возможно, двигались по 
пути из Ирландии. В этом случае они, похоже, помогали одному местному графу в 
междоусобной войне против другого. Предполагается, что они действовали по 
образцу набегов викингов в стране франков и поначалу прибыли как наемники в 
гражданской войне по разделу королевства сыновьями Людовика Благочестивого.

Во время правления Карла Великого его завоевание Фризии и Саксонии привело не 
только к выходу на границу с землями датчан, которые сами считали эти земли в 
той или иной степени своими, но и к тому, что он уничтожил главную морскую силу 
на Северном море, которой были фризы, открыв тем самым дорогу датчанам. Годфред 
из Ютландии построил оборонительную линию через узкий перешеек Дании, а в 810 
году напал на Фризию с 200 кораблями. Трижды разбив фризов, он отбыл назад с 
700 фунтами серебра. После смерти Годфреда 
[65]
император поддержал претендента на трон, предположительно для того, чтобы 
увеличить внутреннюю борьбу в Дании, а также для того, чтобы получить союзника, 
если его претензии окажутся успешными. Отсутствие сильной власти в Дании в 
последующее время, по всей видимости, вызвало набеги норвежцев.

Воинские силы для защиты побережья, основанные Карлом Великим и 
поддерживавшиеся Людовиком Благочестивым, смогли какое-то время сдерживать 
викингов. Умелая дипломатия франкских королей, которые направляли послов к 
датским правителям, помогала предотвращать набеги. В летописях сохранились 
записи лишь о двух набегах норвежцев, которые произошли в 820 году и оказались 
безуспешными, — за период до 834 года, когда империю стала раздирать война 
сыновей Карла Великого и начались серьезные нападения. Представляется возможным,
 что викинги были призваны старшим сыном Лотарем; определенно можно сказать, 
что в 842 году датский король Гаральд присутствовал в армии Лотаря. Крупнейший 
торговый город фризов Дорстад был разграблен датчанами в 834 году. В следующем 
году они сделали набег и сожгли Антверпен фламандцев; в 836 году пострадали 
Валхерн и Неймеген. Датский король признал свою вину перед посланниками 
императора и сказал, что накажет участников набегов, — и свое слово он сдержал. 
В 835 году состоялась первая зафиксированная Англосаксонской хроникой высадка 
датчан в неостровной Англии. После смерти в 840 году Людовика Благочестивого у 
франков снова вспыхнула междоусобная война и оборонительная организация империи 
полностью разрушилась, поскольку графы отправились воевать в этой войне. Руан, 
расположенный близ устья Сены, был разграблен в 841 году, а на следующий год 
армией датчан был разграблен Квентовик, большой порт на берегу Ла-Манша. 
Опустошив Лондон, датчане повернули, чтобы напасть на Рочестер. В это же время 
славяне подняли восстание против зависимости от франков, а мавры (арабы) 
высадились на юге Франции и разграбили Арль.

Норвежский отряд, который сжег Нант, перезимовал во Франции в первый раз зимой 
843/44 года, расположившись лагерем у устья Луары. В 850 году Рёрик
[66]
, датский вождь (конунг), приплывший из Фризии, штурмовал Кентербери и Лондон с 
воинами, доставленными на 350 кораблях, и, хотя потерпел поражение от 
Этельвульфа из Уэссекса, провел зиму на острове Танет, а позднее на острове 
Шеппи. В 860 году силы норвежцев с Луары отплыли в Средиземное море и 
перезимовали в дельте Роны (Камарг). Викинги разбивали свои лагеря на островах 
или в разветвлениях и изгибах рек, закрывая открытую для наземной атаки сторону 
лагеря земляными укреплениями. Подобного рода лагеря образовывали безопасную 
базу для набегов, и штурмовать их мало кто отваживался. Во время правления 
Карла II Лысого (король Западно-Франкского королевства 840–877 годов, франкский 
император в 875–877 годах) поселения викингов были образованы в устьях 
большинства крупнейших рек Франции. Отсюда викинги совершали набеги на земли 
около рек. При помощи «Пистского эдикта» (864) Карл попытался увеличить 
мобильность своей собственной армии, приказав всем франкам, у которых была 
лошадь или которые могли позволить себе иметь ее, служить всадниками. Монарх 
также приказал, чтобы в городах были построены укрепленные мосты через реки, 
что должно было лишить викингов их главных маршрутов нападений. Укрепленный 
мост был уже успешно возведен через Сену в Писте непосредственно выше Руана. 
Оборонительные сооружения, которые Карл II построил в Париже, и мосты, 
связывавшие островную часть города с остальной частью, сыграли свою роль на 
протяжении тринадцати месяцев в 885–886 годах, когда викинги осаждали, но не 
смогли взять Париж.

По меньшей мере с 865 года викинги, судя по летописям, значительную часть 
своего внимания переключили на Англию. В этом году их армия высадилась в 
Восточной Англии, и ее, согласно легенде, вели Хальвдан, Убби и Ивар, сыновья 
Рагнара Лодброка (Мохнатые Штаны). Но на этот раз они явились не для набега, а 
как завоеватели. С 854 года, когда в Дании был свергнут последний король из 
старой династии, не нашлось общепризнанного короля, который был бы достаточно 
силен, чтобы пресечь пиратство своих подданных. На протяжении следующих 
пятнадцати лет викинги рыскали по Англии с весны до осени, грабя и сжигая, 
питаясь тем, что давала британская земля, и пережидая каждый год зиму в разных 
укрепленных лагерях.

Всегда любившие воспользоваться благоприятной возможностью, во время 
междоусобиц в Англии они первый раз напали на Нортумбрию (Нортамберленд) на 
присвоенных лошадях
[67]
. Был захвачен Йорк, а его соперничавшие между собой короли убиты. Под 876 
годом в Англосаксонских хрониках записано, что часть армии викингов начала 
селиться вокруг Йорка, стала делить и пахать землю. Еще часть армии осела в 
Мерсии и основала «Пять королевств», а в таких городах, как Дерби, Лестер, 
Ноттингем, Линкольн, Стамфорд и другие, были захвачены крепости с сильными 
гарнизонами датчан. Каждый из этих городов был под управлением своего ярла 
(графа). И наконец, после последней попытки завоевать Уэссекс в 878 году, когда 
Альфред разбил викингов 
[68]
под Эдингтоном, датчане под началом Гудруна обосновались в Восточной Англии.

В 880 году, когда в Англии наступил мир, датчане снова обратили взор на страну 
франков и, наголову разбив силы саксов и тюрингцев в Люнебургской пустоши, 
зимой 881/82 года сожгли старую столицу Карла Великого, город Ахен. Из 
тринадцати известных выкупов, собранных во Франции, семь в общей сумме 
составили, согласно летописям, 39 тысяч фунтов серебра. Первым знаком успешного 
поворота в деле защиты против северных разбойников стала успешная оборона 
Парижа от умелых и яростных атак викингов парижским графом Одо в 885–886 годах. 
Впоследствии сопротивление франков усилилось, а рост числа укрепленных городов 
вынудил викингов сменить быстрые, налегке, грабительские набеги на 
изнурительные осады с весьма малой прибылью. В 891 году король Арнульф успешно 
штурмовал огромный укрепленный датский лагерь в Левене, и в следующем году 
датская армия перебралась в Англию.
Уэссекс Альфреда пережил настоящую бурю в 892 году, когда экипажи 250 кораблей 
викингов, движимые голодом из своего лагеря на Сене, высадились в Кенте, 
доставив сюда и своих лошадей. К ним присоединился знаменитый норвежец Хастен, 
который высадился на берегу Темзы с 80 кораблями, прибывшими из Амьена. С 
севера прибыл ярл Зигфрид со 140 кораблями. Но реорганизации, произведенные 
Альфредом против нападений, оказались успешными, и захватчики встречали 
растущее сопротивление англичан, пока в 896 году не вернулись во Францию, 
причинив англичанам не так уж много вреда.
После 900 года наступил период мира. Дания была усмирена Гормом Старшим, а 
Норвегия — Харальдом Прекрасноволосым (король в 860–930). Защита северного 
побережья Франции теперь в большой степени находилась в руках норвежских 
вассалов французского короля, которых поселил в Нормандии в 911 году Карл III 
Простоватый. На какое-то время норвежцы были изгнаны из Дублина, но они 
поселились на северо-западе Англии и юге Шотландии. Постепенно вся область 
«датского права» была отвоевана или перешла в подчинение к англичанам на 
определенных условиях, поскольку местное население, по-видимому, предпочло 
англичан наплыву норвежцев из Ирландии. Как только норвежцы осели на своих 
собственных участках земли, они, похоже, немедленно потеряли свою связь друг с 
другом как воины одной армии и разбились на небольшие группы, соблюдающие 
преданность местным малозначительным вождям.
В 980 году начался новый ряд нападений на Англию, поначалу небольших военных 
групп, по всей видимости не подчинявшихся строгому закону датского короля 
Гаральда Гормссона (известного как Синезубый), который временно объединил Данию 
и Норвегию и обратил в христианство (иногда силой) своих подданных. В Англии в 
то время было неспокойно после убийства короля Эдуарда и восшествия на трон 
слабого короля, частично замешанного в убийстве, его сводного брата Этельреда.
Явная слабость английской обороны привела к набегам, более хорошо 
организованным, чем в прежние времена. Набеги возглавляли выдающиеся вожди, 
такие как будущий король Норвегии (995—1000) Олаф Трюгвасон (Трюгвесон), 
который в 991 году прибыл с 93 кораблями. Мир был куплен за 10 тысяч фунтов 
серебром; к 1012 году плата поднялась до 48 тысяч фунтов серебром.

В фунте было 240 серебряных пенсов, и цена быка составляла 30 пенсов. Большое 
количество английских монет этого периода, найденных в скандинавских кладах, 
возможно, является частью этих огромных выплат («гельдов»). Часть денег 
достигла даже островов Шотландии, но было ли это результатом торговли, или они 
были в руках вернувшихся налетчиков, конечно, неизвестно. 
[69]
Некоторые англосаксонские военные лидеры, такие как граф Биртнот, и их люди 
отважно сражались при Малдоне в 991 году, хотя Англосаксонские хроники и другие 
источники говорят о предательстве и трусости других феодалов.


Армии, которые Свен Вилобородый и его сын Кнут привели для завоевания Англии в 
1013 году, похоже, весьма отличались даже от больших армий времен Альфреда. В 
Дании были обнаружены три большие крепости того времени. Их тщательно 
измеренные и систематически исследованные планы показывают на наличие в этих 
крепостях больших сил хорошо организованных профессиональных воинов; их 
положение во владениях, принадлежавших королю, показывает, что они служили 
датской короне. Согласно оценкам, три таких укрепленных пункта вместе могли 
вместить в себя на постоянной основе примерно три тысячи человек. В Треллеборге 
на острове Зеландия (не путать с Треллеборгом в нынешней Швеции, который в 
прошлом, правда, тоже был датской крепостью), самой известной крепости из трех, 
было круглое земляное укрепление с внутренним диаметром в 137 м и с валом в 
17 м толщиной. Укрепление было разделено на четверти двумя прямыми дорогами, 
пересекающимися под прямыми углами в центре и проходящими через вал (через 
четверо ворот). Каждая четверть имела открытую площадь, образованную четырьмя 
длинными зданиями, имеющими 29,5 м в длину. Внешнее земляное укрепление 
заключало в себя еще пятнадцать аналогичных зданий, «Средневековый воин» каждое 
из которых было построено так, чтобы длинная ось показывала на центр 
внутреннего земляного вала. При постройке в качестве эталона использовался 
римский фут
[70]
; к примеру, внутренний диаметр составляет 468 римских футов. Предположительно, 
оба земляных укрепления имели частокол на вершине.

Нет ничего удивительного в том, что, имея подобные войска в поле, датчане 
быстро поставили англичан на колени. То, что датчане использовали наемников, 
подразумевается в этом типе организации и подтверждается руническими надписями 
в Швеции. Одна, к примеру, чтит память некоего Улфра, который получал гельд в 
Англии три раза; первый гельд был выплачен Тости, второй — Торкиллом Высоким, а 
третий — самим Кнутом. Когда Кнут в 1018 году распустил большую часть своей 
завоевательской армии, Англия выплатила 82 500 футов серебра.

Хотя это было самое крупное завоевание викингов, оно ни в коей мере не стало их 
последним вторжением. Норманнское завоевание Англии в 1066 году было в конечном 
счете осуществлено потомками норвежских поселенцев. И вторжение в этом же году 
Гаральда Гартрада (Строгого), желавшего вернуть завоевания Кнута, также было 
очень серьезной угрозой. 
[71]
Шотландия не освободилась от набегов викингов до великой битвы при Ларгсе в 
1263 году. 
[72]

Оружие и защитное вооружение викингов
О защитном вооружении викингов известно немного, поскольку сохранилось очень 
мало иллюстраций с изображениями викингов. В погребениях встречаются кольчуги, 
причем большая часть была найдена в Ярлсхоге, Тронделаг, Норвегия. Щиты конца 
IX — начала X века, обнаруженные в корабле из Гокстада, представляют собой 
круглые деревянные диски с центральными железными умбонами, похожие на те, что 
показаны на камнях Готланда. Умбон щита викинга обычно имеет более или менее 
полусферический купол, иногда с небольшой «талией» непосредственно над фланцем, 
при помощи которого он прибивался гвоздями к щиту. Норвежцы, жившие в Ирландии, 
часто использовали умбоны с конической вершиной, возможно позаимствованной со 
щитов жителей Ирландии. Геральд Камбрийский (1146–1223) описывает круглые 
красные щиты, которые норвежцы носили в Дублине в 1172 году. Он также пишет, 
что норвежцы носили длинные кольчуги и нательные доспехи, по всей видимости, из 
тонких металлических (железных) пластинок — но это было позже классической 
эпохи викингов.

Крест середины X века из Мидлтона, Йоркшир, показывает викинга с коническим 
шлемом, круглым щитом с центральным умбоном, мечом, копьем и топором. Шлем с 
крыльями (из саг и легенд), по всей видимости, не существовал, но одно из 
полотен, найденное в корабле IX века из Осеберга, показывает человека с 
остроконечным шлемом или шляпой с поднимающимися по бокам рогами. Аналогичные 
рога, но с головой птиц на концах, видны на форме IX века, предназначенной для 
изготовления декоративных пластин, найденных в Торслунде, Эланд, Швеция, и на 
шлеме из Саттон-Ху. Погребения викингов очень часто содержат останки лошадей и 
конской упряжи, включая остатки простых уздечек, стремена — иногда с накладками 
из серебра или латуни — и короткие остроконечные шпоры, украшенные аналогичным 
образом. Викинги довольно быстро научились добывать лошадей 
[73]
для увеличения своей мобильности, и к 993 году военный контингент, посланный во 
французскую армию норвежцами, обосновавшимися в Нормандии, являлся 
кавалерийским.

Большие двуручные топоры были характерны для викингов в X и XI столетиях. Эти 
топоры появились как развитие довольно легкого топора с более или менее прямыми 
верхней и нижней плоскостями, расходящимися немного лишь у относительно режущей 
кромки, довольно короткой в длину. Этот тип топора использовался по меньшей 
мере примерно в 900 году — время, к которому относится находка в Хэрбаке, 
графство Дарем. Один топор, найденный в Маммене, Ютландия, украшен насечкой из 
серебряной проволоки, изображающей переплетающихся животных в стиле характерном 
для X века (рис. 2). Некоторые топоры были экспортированы из Норвегии или 
Швеции. Двенадцать топоров (без топорищ), найденных около Гренаа, Ютландия, 
были насажены на шест из ели, проходящий через все отверстия. Ель не росла в то 
время в Дании, и поэтому данный набор, очевидно, представляет собой запас 
торговца из Южной Норвегии или Швеции, где добывалась болотная железная руда и 
где росла ель.


Другая распространенная форма топора в Скандинавии в VIII–IX столетиях была 
разработана под влиянием метательного топора (франциски) франков позднего 
времени. Для нее характерна длинная задняя часть режущей кромки, которая была 
значительно длиннее, чем передняя. У этого типа топора задняя часть лезвия 
скашивалась; сейчас топоры такого типа называют «бородатыми». Перед отверстием 
для топорища имелись небольшие выступы вверх и вниз. Со временем топор медленно 
увеличивался в размере, отчего в конечном счете он приобрел форму широкого 
сектора, более или менее симметричного относительно центра, с серповидной 
режущей кромкой лезвия примерно 22–25 см длиной и остро заточенной. Такая форма 
топора была характерной для боевых топоров викингов в XI веке (
фото 4
). Семь топоров этого типа, найденных лежащими вместе около северного конца 
Старого лондонского моста, сейчас находятся в Лондонском музее. Вместе с ними 
можно видеть топор лесоруба, шесть наконечников для копий, пару клещей и 
инструмент с четырьмя зубьями для захвата железа. Полагают, что все это 
находилось на военном корабле викингов, который затонул во время нападений XI 
века на Лондон. Два топора имеют декоративные металлические футляры, 
закрывающие ту часть, где обух насаживается на топорище. Длину существовавшего 
когда-то топорища можно приблизительно вычислить, сравнив данный топор с 
топорами на гобелене из Байё. Топорища, по всей видимости, имели длину примерно 
1 м 20 см. Толщина лезвия топора довольно небольшая, но внезапно увеличивается 
близ твердой и исключительно острой режущей кромки.


Типичное копье, используемое викингами, такое, к примеру, как найденное с 
топорами у Старого лондонского моста
[74]
, имеет узкую коническую впадину. Копье в некоторых случаях украшено серебряной 
инкрустацией. Идущее от конической впадины длинное узкое лезвие резко 
расширяется, а затем постепенно сужается, почти по прямой линии, к острию. 
Древко изготовлялось из ясеня. Такое копье пехотинец обычно использовал в 
ближнем бою, действуя двумя руками, однако мог и метать в противника.

Мечи, использовавшиеся викингами раннего времени, имели клинки, схожие с теми, 
которые описаны нами в главе о франках; по всей видимости, их импортировали из 
Рейнланда. Характерная рукоять меча раннего времени имела короткое толстое 
перпендикулярное перекрестье из железа и навершие рукояти, состоявшее из 
похожей, но более короткой перпендикулярной полосы, на внешней стороне которой 
была прилажена треугольная «шапочка» — тем же образом, как и «поднятая шляпа» 
на рукоятях времен Великого переселения народов. В некоторых случаях поперечная 
полоса и навершие изготавливались одним куском, причем иногда место разделения 
все еще указывалось желобком. Примеры рукоятей такого типа были обнаружены в 
регионе, ограниченном Русью, Ирландией, Швейцарией и Исландией. Украшение мечей 
обычно осуществлялось покрытием сплавами металлов, оловом, золотом, серебром 
или медью. Металлы образовали простой узор из квадратов и линий контрастирующих 
цветов. Это покрытие наносилось на сталь клинка при помощи вколачивания молотом 
во множество мельчайших параллельных желобков, выбитых на поверхности металла. 
В Норвегии найдено множество рукоятей, установленных на прямые клинки с одной 
режущей кромкой. Острие такого клинка находится на прямой линии по отношению к 
задней кромке. Подобные мечи с одной наточенной стороной клинка довольно редко 
встречаются за пределами земель норвежского влияния. Очень редко эти клинки 
имеют немного изогнутую режущую поверхность. К ранним временам относятся и 
рукояти другой формы, у них между рукоятью и клинком располагается более 
длинное перекрестье, над рукоятью же, в навершии находится похожая, но более 
короткая полоса. И опять же, рукояти подобного рода распространены в Норвегии. 
Часто они встречаются на клинках с одним острием. Рукояти обоих типов 
принадлежат ко времени до 950 года. В это же время встречаются рукояти, на 
которых вместо треугольных наверший имеется три (реже пять) расположенных 
последовательно долей, причем самая большая доля располагается в центре. В 
некоторых случаях доли видны очень отчетливо, как на мече X века, найденном в 
Сигридсхольме, Уппланд, Швеция, и находящемся ныне в Государственном 
историческом музее в Стокгольме. Доли видны и на мече, принадлежавшем королю 
Кнуту по «Регистру аббатства Хайд» 1020–1030 годов (Британский музей). Навершия 
рукояти этого типа встречались еще даже в XIII столетии, как это следует из 
относящегося к 1280 году изображения Роберта, герцога Нормандии, в соборе 
Глостера. Много подобных наверший рукояти из нескольких долей имеют изогнутый 
вид, как и поперечные перекрестья на тех же мечах. Один такой меч, найденный в 
Темзе у Уандсуэрта, хранится в Лондонском музее. Экземпляры более позднего 
времени обычно имеют более длинное поперечное перекрестье. В других же случаях 
очертания навершия рукояти более плавные, и разделение на доли только 
имитируется линиями или тонкими ребрами по сторонам, как на нескольких мечах с 
кладбища викингов в Килмейнхаме, Дублин. Временами оконечным долям навершия 
придавалась форма головы животного. Подобные фигурки иногда находили на концах 
«шапок» наверший рукоятей времен Великого переселения. Самым распространенным 
украшением для рукоятей являлось простое нанесение металлов разных цветов. 
Временами, как на мече из Сигридсхольма, украшения такого типа представляют 
собой плетеное кружево и оттеняются чернью. Чернение достигалось заливкой 
черного состава в углубления на металле; состав представлял собой смесь 
порошкообразных серебра, меди, свинца и серы, которые спекались под действием 
температуры, а потом подвергались воронению. Меньше распространены более 
роскошные украшения, чем описанные выше. На металле долотом наносился 
повторяющийся узор из крестов и кругов (а иногда зооморфные мотивы), а на часть 
узора — золото или серебро, иногда декоративно обработанные. В некоторых 
случаях часть рукояти, за которую осуществляется захват, покрыта металлом, 
украшенным так, чтобы соответствовать всей части меча вне клинка. Мечи с 
рукоятками из моржовых клыков и золота описаны в сагах, как, к примеру, 
Легбитер, принадлежавший Магнусу Босоногому. Рукоять меча (как считается, 
святого Стефана) из Пражского собора имеет навершие рукояти и перпендикулярное 
перекрестье из слоновой кости, на котором изображены переплетающиеся чудовища 
(рис. 3).

В Скандинавии было найдено большое число мечей, которые, по всей видимости, 
имеют английское происхождение. Великолепная серебряная рукоять, обнаруженная в 
Дибеке, Шонен, Швеция, украшена в английском стиле с энергично переплетающимися 
чудовищами и зооморфными полосами, выполненными в виде высоко поднятого рельефа 
(Государственный исторический музей, Стокгольм).
Мечи викингов более позднего времени, как полагают, относящиеся примерно к 900 
году и к более позднему периоду, имеют новый тип клинка, который теперь 
изготовлялся не из сваренных стальных полос или прутков, а из гибкой стали 
высокого качества. Эти мечи имеют сужение к концу клинка, что делало меч менее 
тяжелым и более удобным в использовании (так как центр тяжести находился ближе 
к рукояти). Поскольку этот тип меча более подходил для рубящих ударов, он 
встречается наиболее часто; однако такой меч мог использоваться и для колющих 
ударов. Многие из этих клинков в идущем по центру клинка желобке имеют большие 
латинские буквы, образуя имена ULFBERTH и INGELRII. Хотя поначалу это были 
личные имена, они, по всей видимости, относятся к мастерской, поскольку эти 
надписи встречаются относительно долгое время. На другой стороне клинка вместо 
имени обычно накладывался похожий на решетку для вьющихся растений узор. 
Надписи, по всей видимости, производились вырезанием имени на клинке и 
вбиванием молотом в образовавшиеся желобки тонких железных прутков, когда 
клинок был еще раскален. Накладки закреплялись на месте при помощи ударов 
молота при температуре близкой к температуре плавления. Предполагается, что эти 
клинки были изготовлены в Рейнланде. Меч этого типа с клинком, имеющим надпись 
INGELRII, находится в Британском музее, а меч с надписью ULFBERTH, также 
найденный в Темзе около Шиффорда, можно видеть в Музее Рединга.
Саги, в которых описывается использование мечей, дают ясно понять, что мечи 
применялись для обмена ударами. Похоже на то, что меч против меча обычно не 
ставился — удары парировались с помощью щита, который скоро разбивался на куски.
 «Сага о Кормаксе» описывает официальную дуэль, называвшуюся «холмганга», в 
которой было разрешено использование трех щитов по очереди. Когда Бьярни и 
Торстейн сражались друг с другом (в менее официальном поединке), то, как только 
они разбили щиты друг друга, Торстейн отправился к своей лошади и взял два щита 
на смену, в то время как его противник закрепил свой ботинок. Как только эти 
щиты были разбиты, противники решили помириться. Удары наносились с 
максимальной силой, так что в случае попадания срубались головы и конечности. 
Если ударивший недостаточно быстро отводил руку после удара по щиту противника, 
он мог потерять руку. Иногда встречаются упоминания, что меч брался обеими 
руками, если щит был разбит или даже забрасывался на спину, чтобы попытаться 
сделать обращение с мечом свободней (действуя двумя руками). Использование 
колющих ударов упоминается редко, хотя в «Беовульфе» главный герой пронзает 
дракона.
При подготовке к дуэли или, к примеру, в охоте на медведя высвобожденный из 
ножен меч мог свисать на веревке, обвязанной вокруг правой кисти. Об этом 
упоминается в «Саге об Эгилсе», но, похоже, не существовало иллюстраций этого 
до примерно 1220 года, когда у фигуры в манускрипте «Энеида» в Университете 
Тюбингена появился меч, который держат таким способом. Хотя булавы часто 
крепились к кисти на веревке, веревок обычно не находят на мечах вплоть до XVI 
века. По всей видимости, викинги привязывали свои мечи к ножнам при помощи 
«лент мира», и эти ленты убирались перед тем, как вытащить оружие.
Во времена саксов знаменитые мечи переходили от одного владельца к другому в 
качестве подарка или наследства. Им давали имена, например Квернбитр 
(Quernbiter, рубящая мельница), подарок короля Ательстана норвежскому королю 
Хокону. Мечи с именами упоминаются в нескольких сагах, переходя из рук в руки и 
приобретая славу по мере того, как с их помощью одерживались победы. Меч 
Скофнунг был взят из погребального холма короля Хрольфа Датского одним из 
первых исландских поселенцев, Скегги из Мидфирта. Через много поколений и после 
множества приключений меч вернулся обратно в Роскилле, Дания, и был захоронен у 
погребения Хрольфа.
В сагах есть несколько упоминаний мечей из страны франков (Франции), что 
подтверждает предположение о происхождении клинков. Эти клинки, как считалось, 
никогда не подводят.
Такое оружие, как лук, использовалось по всей Скандинавии, но, судя по 
летописям, на войне его использовали только представители низших социальных 
слоев. Тисовый лук, найденный на искусственном острове в Боллинберри, Ирландия 
(вместе с мечом производившегося викингами типа), имел 185 см в длину. Лук 
выглядел как буква D. Плоская часть буквы представляла заднюю часть лука. 
Дугообразная сторона обращалась к цели, когда лук был натянут. При натяжении 
лука передняя часть представляла собой более или менее ровную дугу. Луки 
отличались от сохранившихся только в Англии средневековых луков только очень 
незначительными деталями. Скандинавские законы раннего Средневековья относили 
луки к оружию свободных людей.
Корабли викингов
Одним из самых интересных элементов эпохи викингов являются их корабли. 
Удивительно, но до нашего времени их дошло довольно много, включая два почти 
полностью сохранившихся, которые выглядят как роскошные яхты, но использовались 
как погребальные корабли. Они несколько меньше, чем способные плавать в море 
военные суда, и определенно много меньше, чем большие корабли около 1000 года, 
подобные «Длинной змее», построенной Торбергом Скафхоггом для короля Олафа 
Трюгвасона (Трюгвесона), с длиной, по всей видимости, около 48,8 м и с 34 
парами весел.

Почти целый корабль с 32 веслами, найденный в Гокстаде, Норвегия, и находящийся 
сейчас в Осло, имеет 23,33 м в длину и 5,25 м по ширине. Его высота от нижнего 
конца киля до вершины планширя 
[75]
составляет 195 см. Точная копия этого корабля, изготовленная в 1893 году, имела 
тоннаж 31,78 регистровых тонны. Полагают, что корабль из Гокстада был построен 
во второй половине IX или в начале X века.


Весь корабль изготовлен из дуба. Некоторые элементы корабля хранились в болоте 
до того времени, когда они, как предполагалось, должны были быть востребованы. 
Киль был вырублен из единого дубового дерева топором и представляет собой 
продольное ребро, идущее ниже обшивки из досок. Благодаря килю корабль 
устойчивее держался на курсе и мог идти под более острым углом к ветру. Спереди 
и сзади к концам киля прикреплялись при помощи коротких изогнутых переходных 
брусков форштевни и ахтерштевни (форштевень — брус по контуру носового 
заострения судна, в нижней части соединен с килем; ахтерштевень — кормовая 
часть судна, продолжение киля, обычно опора для руля); переходные бруски 
крепились толстыми деревянными шпильками. Корпус корабля был обшит шестнадцатью 
полосами досок на каждой стороне, каждая доска перекрывала соседнюю, 
находившуюся ниже. Доски скреплялись вместе при помощи железных заклепок с 
круглыми головками и квадратных зажимных скоб (похожих на гайки), 
насаживавшихся изнутри. Изнутри скобки не насаживались только у самых концов, 
где корпус был слишком узок для работы молотом, здесь зажимные скобы 
насаживались снаружи. По всей видимости, во время создания таким образом 
корпуса он держался при помощи какого-то шаблона, поскольку некоторые зажимные 
скобы находятся под шпангоутом
[76]
если бы шпангоут изготавливался раньше, то он помешал бы поставить заклепки. 
Где было нужно соединить две доски вертикально, концы обеих досок скашивались, 
чтобы получить перехлест; скос при этом имел такое направление, чтобы через 
щель вода с носа не попадала в корабль. В корабле есть 19 шпангоутов, каждый из 
которых изготовлялся из одного куска. Шпангоуты располагались друг от друга 
всего на расстоянии в метр. Они делались из дуба. За исключением самой верхней 
доски, девять днищевых досок каждой стороны обшивки не прикреплялись к 
шпангоутам гвоздями, а привязывались к ним ивовыми прутьями или очищенными 
еловыми корнями. 
[77]
Крепление осуществлялось к специальным планкам, вырезанным из прочной доски. 
Ивовые прутья проходили через отверстие, просверленное в нижней части каждого 
шпангоута. Девятая доска от киля на обеих сторонах корабля прикреплялась к 
концу каждого шпангоута деревянным гвоздем. Сам киль и доска на каждой его 
стороне никак не прикреплены к шпангоуту. Такой метод, возможно, был 
использован для того, чтобы придать корпусу максимально возможную гибкость, 
позволяя волнам сгибать обшивку, которая в противном случае могла сломаться. 
Капитан копии норвежского корабля, созданной в 1893 году, сообщил, что планширь 
этого корабля изгибался вверх на 15,24 см от обычного при сильном волнении моря.
 Шпангоуты на концах корпуса плотно примыкали к корпусу на обеих сторонах, 
образуя переборки. Все другие шпангоуты поддерживали поперечные балки, на 
которых лежали незакрепленные сосновые доски палубы. Поскольку удары волн 
принимали на себя верхние доски обшивки, то эта часть корпуса была создана 
совершенно иначе, чем нижняя. Семь верхних досок прикреплены гвоздями к кницам
[78]
, посаженным на концах поперечных балок, и к бимсам
[79]
, по одной для каждой второй поперечной балки, что давало кораблю много большую 
прочность. В третьей доске обшивки сверху располагалось 16 пар портов для весел,
 за исключением передней и задней части, где корабль был слишком узок для 
использования весел. Изнутри эти порты могли быть закрыты поворачивающимися 
круглыми ставнями.


Кормовой шпангоут был опорой огромного, похожего на лопату рулевого весла, 
установленного по правому борту. Руль поворачивался на огромном деревянном 
«наросте», прикрепленном к борту корабля. Руль с внешней от борта стороны 
корабля был привязан к «наросту» ивовыми прутьями. Управление веслом 
осуществлялось ремнем, который был привязан к веслу непосредственно под его 
шейкой, проходил отверстие в «наросте», отверстие в борту корабля и шел вдоль 
шпангоута, в котором было три отверстия для крепления ремня. Когда корабль 
спускали на воду, руль опускался примерно на 50 см глубже, чем киль. Верхняя 
часть рулевого весла поддерживалась с помощью еще одного ремня, проходящего 
через планширь, вокруг рулевого весла и возвращавшегося обратно через планширь. 
С рулем управлялись при помощи румпеля
[80]
, прикрепленного к узкой верхней части рулевого весла. Весло можно было поднять 
из воды при помощи веревки, прикрепленной к его нижней части. Один из кораблей, 
вырезанный на камнях острова Готланд, показывает платформу, возвышающуюся на 
корме над уровнем палубы. Предположительно, такая платформа предназначалась для 
того, чтобы на ней мог стоять рулевой.


Верхняя часть сделанной из сосны мачты не сохранилась, поскольку она была в 
установленном состоянии, когда корабль был зарыт в землю. Мачта имела 30 см в 
толщину и, по всей видимости, поначалу была 13 м высотой; ее рей был длиной 9,
5—10,5 м. Основание мачты ставилось в специальное отверстие, вырезанное в 
большом дубовом блоке 3,75 м длиной, покоящемся на киле и на 8—11-м шпангоуте, 
считая с кормы. Блок прочно крепился при помощи подкосов от шпангоутов. На 
уровне палубы мачта проходила через пятиметровый брус, называвшийся «брус 
подкрепления мачты». Он шел спереди и сзади мачты по поперечным балкам и 
соединялся с ними. В этом брусе есть длинное узкое отверстие, через которое 
проходила мачта; задняя часть отверстия после подъема мачты закреплялась клином 
для поддержки мачты. Нет никаких признаков опор мачты, и они могли и не 
являться необходимыми при такой короткой мачте. Несколько изображений 
скандинавских кораблей раннего времени на наскальных изображениях на острове 
Готланд показывают, что корабли несли прямоугольный парус с одним реем и 
сложной системой канатов, идущих от нижнего конца паруса, возможно, для того, 
чтобы отпускать или брать рифы
[81]
. На некоторых изображениях видны опоры для мачт. Похоже на то, что, когда 
парус был установлен под большим углом к ветру, для того чтобы ветер наполнял 
переднюю часть развернутого паруса, использовалось устройство, называемое 
beitass (шпринтов). Оно состояло из шеста, один конец которого укреплялся на 
переднем конце паруса, в то время как второй устанавливался в углубление в 
деревянном блоке, прикрепленном на противоположной стороне корабля, чуть позади 
от мачты. Шест был достаточно длинным, чтобы от него парус вытягивался вперед. 
Положение рея обычно определялось при помощи скоб, прикрепленных с каждой 
стороны. Место выпрямляющего шеста позднее заменили булини
[82]
.


Корабль из Гокстада имел 32 щита на каждой стороне, попеременно раскрашенные в 
желтый и черный цвета. Щиты висели на специальной стойке, идущей вдоль планширя.
 Из саг ясно видно, что эти щиты использовались для украшения корабля в гавани 
и никогда не применялись в море. 
[83]

Швы в корпусе конопатились вымазанными дегтем шнурами, сделанными из волоса 
животных; шнуры эти забивались в специальные углубления для просмаливания, 
которые вырезались в каждой доске обшивки. В конечном итоге корабль обычно 
покрывали смолой по всему корпусу, чтобы полностью закрыть щели. Исландское 
«Королевское зеркало» середины XIII столетия описывает ежегодное покрытие 
смолой кораблей и намекает, что викинги иногда зимовали в кораблях, которые 
были им укрытием.
В корабле из Гокстада нет сидений для гребцов, и, возможно, гребцы усаживались 
на своих морских сундуках, которые упоминаются в сагах. Деревянные весла из 
сосны с узкими лопастями имеют в длину от 530 до 585 см; большие по размерам 
весла использовались на носу и корме, где планширь поднимался выше от уровня 
воды. У корабля был небольшой железный якорь, который был слишком мал, чтобы 
удержать корабль, но являлся достаточным, чтобы корабль не выбросило на берег, 
когда на ночь корабль привязывали канатами. Корабль из погребения привязан к 
большой скале. Имелись также мостки, но не было ковша (черпала) для 
вычерпывания воды, хотя его находили на других кораблях. Когда корабль был 
раскопан в земле исследователями, то в нем оказалось три лодки. Одна лодка 
представляла собой корабельную лодку, две другие были для этого слишком велики 
и, по всей видимости, являлись погребальными принадлежностями.
Корабль из Гокстада был довольно простым и незамысловатым. Каким величественным 
мог быть корабль той эпохи, можно видеть по другому судну времени ранних 
викингов, раскопанному в Осеберге. Это был погребальный корабль молодой 
принцессы. Нос и корма разукрашены богатой и сложной резьбой, а верхний конец 
носовой мачты украшен резьбой в виде вьющейся по спирали змеи. Выбитые на камне 
изображения на острове Готланд показывают корабли с головой дракона на носу и 
изогнутым хвостом дракона на корме. Законы Ульфльота (ок. 930), ранний кодекс 
законов Исландии, постановляют, что голова дракона должна быть убрана при 
приближении к Исландии, чтобы не пугать духов-хранителей острова. При движении 
навстречу ветру, когда парус приходится ставить под острым углом, направление 
ветра требуется знать очень точно, и полагают, что множество флюгеров из 
скандинавских церквей поначалу располагались на верхушках мачт кораблей. Один 
флюгер, украшенный в английском стиле, который, видимо, был взят с одного из 
кораблей флота Кнута Великого, в прежние времена находился в церкви Седерала, 
Хёльсингланд, Швеция (Шведский исторический музей, Стокгольм).

В день корабль, согласно сагам, делал переход в 100 миль при скорости 4 узла. 
Копия корабля из Гокстада пересекла Атлантику за двадцать семь дней и развивала 
до 11 узлов. Полагают, что эта копия была немного меньше среднего по размерам 
корабля викингов, который, по всей видимости, имел от 20 до 25 пар весел и 
обычно 24–29 м длины, с экипажем из 80—120 человек
[84]
.




Глава 4
Саксы


Колонизация Англии и низменной части Шотландии германскими народами, возможно, 
происходила во многом так же, как и колонизация Франции. По всей видимости, 
захватчики прибыли как федераты — наемники, которым даровали землю за службу по 
защите от своих одноплеменников и против пиктов
[85]
.


Бритт Гилдас, писавший, по всей видимости, где-то до 548 года, утверждает, что 
три военных корабля саксов прибыли в Британию по приглашению некоего 
неназванного короля и им была дарована земля в восточной части острова при 
условии, что они будут защищать страну. 
[86]
Позднее к ним прибыло пополнение на других кораблях, и новым воинам тоже была 
дарована земля. Когда эти колонисты стали многочисленнее, они восстали против 
своих хозяев и начали продвигаться в глубь страны. Они были разбиты бриттами 
под командой Амброзия Аврелиана, после чего последовал ряд мелких сражений, 
завершившийся победой бриттов у Монс-Бадоникуса. Затем наступил период мира, во 
время которого Гилдас и писал свое сочинение. Беда Достопочтенный, писавший 
где-то до 731 года, добавляет к этому рассказу имена британского короля 
Вортигерна и вождей захватчиков Хенгеста и Хорсы, а также пишет, что, согласно 
преданию, Хорса был погребен в Кенте. Временем первой высадки саксов он 
называет период вскоре после 449 года.

По крайней мере частично история Гилдаса подтверждается находками германской 
керамической посуды IV — начала V века, а также следами производства 
металлических орудий в бывших римских поселениях, как в Йоркшире, так и в 
Восточной Англии. Это заставляет предполагать, что саксы обосновались здесь как 
федераты, возможно, даже до окончательной эвакуации римлян и перед временем 
Вортигерна. Однако, когда мятеж саксов оказался успешным, другие саксонские 
вожди стали прибывать в Британию без приглашения. Поселение Уэссекс западных 
саксов, похоже, стало результатом вторжения, хотя до сих пор не объяснено, 
возможно кельтское, происхождение имени Кердик, которое принадлежало первому в 
династии королю западных саксов.
Уход римлян, похоже, не оставил британцев столь беззащитными, как это принято 
думать. Снова возродилось деление кельтов на племена, и, по крайней мере, на 
севере кельты сохраняли свое правление, в то время как на юге саксы встретились 
с сильным сопротивлением. Захватчики не могли дойти до Бристольского залива до 
битвы при Диорхаме (Дирхаме) в 577 году и до Ирландского моря до битвы при 
Честере в 613 году — и, конечно, Уэльс и Корнуолл остались кельтскими районами.

Археологические находки и изучение названий местностей часто противоречат 
Англосаксонской хронике, и их интерпретация часто становится предметом 
дискуссий. Тот факт, что местности, названия которых сохранились от первых 
англосаксов, не содержат саксонских погребений или имеют их в незначительном 
числе — как в районах Кембриджа и Оксфорда, — заставляет предполагать, что 
существовал период, в который бритты отвоевали эти районы. В Хрониках 
упоминается захват саксами Лимбери в Бедфордшире, Айлесбери в Бакингемшире и 
Бенсона и Айнсхема в Оксфордшире в 571 году. Вряд ли районы, столь далеко 
расположенные к востоку, не были в руках саксов к этому времени. Если эта дата 
верна — что подвергается сомнению, — это заставляет думать, что данные районы 
были возвращены бриттами, возможно, после победы при Монс-Бадоникусе. Ряд 
земляных сооружений, построенных в послеримский период, возведенных поперек 
Икнилд-Уэй
[87]
, могут быть оборонительными линиями саксов, построенными для того, чтобы 
сдержать продвижение бриттов к северо-востоку от долины верхней Темзы, то есть 
в районе, который определенно был в руках саксов примерно в 500 году. 
Существует несколько свидетельств, что в это время захватчики начали покидать 
эти берега и селиться среди франков. Возможно, что этот период совпал со 
временем мира, когда Гилдас и писал свое сочинение. Мы наверняка так и не 
узнаем точное время завоевания.

Хотя Беда Достопочтенный разделял захватчиков на англов, саксов и ютов, они 
были смешанным народом, если судить по происхождению и характеру самых ранних 
захоронений. Юты, которые были связаны с франками Рейнской области, в конечном 
счете поселились в Кенте, на острове Уайт и, возможно, в южном Хэмпшире. Эссекс,
 Уэссекс, Миддлсекс и Суссекс, как можно заключить из самих названий, были 
заселены саксами, пришедшими из Старой Саксонии в Северной Германии и Голландии.
 Восточная Англия, Мидленд и север Англии были заселены англами из района к югу 
от Дании, который по сей день носит название Ангельн. Большое число могил, 
содержащих изделия франков V века, заставляют предполагать, что в первой волне 
колонизаторов были также военные отряды франков, прибывших сюда со своими 
женщинами. Захватчики приплывали во главе с военными вождями германских 
династий. Свидетельства Тацита о них хорошо дополняются великой эпической 
поэмой «Беовульф», написанной в христианские времена, но содержащей множество 
языческих элементов и описаний отношений между вождями и членами их военных 
отрядов.

Без сомнения, проблемы при завоевании были связаны с трудностью организации 
небольших отрядов в крупные воинские формирования. Завоевания относительно 
небольшими отрядами привели к появлению множества мелких королевств. Этих 
королевств было примерно двенадцать в 600 году и три накануне вторжения датчан. 
Однажды один правитель смог сделать себя главным над другими королевствами, но 
его владения не пересекли Хамбер
[88]
, великую разделительную линию между Нортамберлендом и Южной Англией. К VII 
столетию значение слова «бретвалда»
[89]
, титула, данного саксами своему правителю, начало меняться, от главы 
конфедерации военных королевств, объединенных против общего врага, во владыку 
над всеми королевствами, чье правление простирается от одного края страны до 
другого и подчинение которому требуется от местных королей. К VIII веку 
отношения между Оффой, королем Мерсии (как «бретвалды»), и подчиненными ему 
королями стали отношениями господина и слуг. Однако ни один «бретвалда» не 
передал свою власть по наследству, и ни одна королевская династия не получила 
преобладания вплоть до вторжения датчан в IX веке и завоевания ими земель 
саксов, за исключением запада саксонских территорий
[90]
.


Это был героический период; сражения были своего рода наслаждением; чувство 
товарищества и преданность своему боевому отряду были темой поэзии, 
декламируемой в залах дворцов. Воины воевали за выбранного ими вождя, чтобы 
заслужить ему большую славу; сокровища и оружия, что при этом захватывались, 
передавались вождю. В ответ воины могли рассчитывать на защиту со стороны вождя,
 на то, что в случае гибели они будут отомщены или их семьям выплатят 
возмещение их убийцы или их родственники. Англосаксонские хроники достаточно 
ясно показывают, что ужасные годы правления Этельреда II Неразумного 
[91]
во многом стали такими из-за того, что убийство брата и предшественника 
Этельреда Эдуарда не было отомщено. Воины ожидали от своего господина богатых 
даров, золотых колец, лошадей и предметов вооружения, а также пиров в зале 
своего господина; однако важнее всего было завоевать славу. Беовульф говорит 
Хротгару (Хродгару): «Пусть те, кто могут, достигнут славы пред тем, как 
умереть; это для благородного воина лучше, чем смерть от старости». По закону 
господин нес ответственность за действия своих людей и должен был доставлять их 
в суд и платить за них штрафы.


Достигнув преклонного возраста, Беовульф размышляет над деяниями, которые он 
осуществил во имя Хигелака, короля гаутов, своего господина: «Со сверкающим 
мечом я получил вознаграждение в войне… получив богатства, которые он даровал 
мне. Он дал мне землю, владения и родовое гнездо. Я всегда хотел идти перед ним 
пешком, когда он один в фургоне…» Награду, данную ему Хродгаром за убийство 
чудовища Гренделя и его матери, Беовульф принял от имени Хигелака и передал ему 
флаг, шлем, кольчугу, меч и четыре лошади одной масти. Хигелак, в свою очередь, 
дал ему меч, который принадлежал его отцу, деду Беовульфа по матери: «В эти 
времена нет у гаутов 
[92]
лучшего богатства среди мечей». Короли и великие вожди обычно описывались 
поэтически как «дарители богатств», «дарители колец», «прибежище воинов». Поэма 
«Странник» говорит о глубоком чувстве пустоты и одиночества человека, который 
потерял своего господина. Он вспоминает счастливые дни в зале для пиршеств, 
раздачу сокровищ и товарищество.


В своей последней битве Беовульф 
[93]
сильно пострадал от своих последователей, и его молодой родственник, Виглаф, 
горько упрекает своих товарищей в их предательстве. «Тот, кто захочет быть 
правдивым, может сказать, что этот господин давал вам богатства и вооружение, в 
которое вы сейчас облачены. Когда он сидел в зале, где все пили эль, он часто, 
как принц, давал своим воинам и тэнам 
[94]
шлемы и кольчуги, самые лучшие, которые только мог найти поблизости или в 
дальних краях, так что самому ему оставалось самое худшее, когда он шел 
сражаться». Виглаф продолжает упрекать своих товарищей в бесчестии.

Англосаксонские хроники говорят о сражении в 786 году, когда тэны короля 
Киневульфа из Уэссекса обнаружили, что король убит во время неожиданного 
нападения, когда они спали. Хотя сторонникам короля предлагали пощаду, те 
предпочли сражаться, пока все не погибли, кроме одного уэльского заложника, но 
и он был сильно изранен. Аналогично, когда убийцам Киневульфа и его людей была 
предложена пощада со стороны родственников убитых, те с негодованием ее 
отвергли. Преданность своему отряду была главным законом этих отрядов. Тех 
воинов, которые бежали с поля боя, называли nithing, трус, и они доживали свою 
жизнь в бесчестье.

Когда Пенда, король Мерсии, отправился на войну, за ним последовали тридцать 
duces regii, или эльдорменов. Видимо, они были принцами или вассальными 
королями (вождями) некогда независимых народов. Хартия Оффы, короля Мерсии, 777 
года включает фразу «мой вассальный король, эльдормен, своего собственного 
народа хвисс
[95]
». В самых ранних упоминаниях об этом правителе он именуется королем (rex). 
Эльдормен времени поздних саксов стал представителем короля в графстве, 
возглавлял местные военные силы и осуществлял административное правосудие в 
суде графства. Однако он был лишь наместником и являлся вассалом, назначенным 
управлять за свои способности. Биртнот, эльдормен Восточной Англии, описан в 
поэме «Малдон» как «благородный вассал Этельреда». В 860 году Осрик и Этелвульф,
 эльдормены Хэмпшира и Беркшира соответственно, повели силы своих графств 
против датчан и разбили их. Похоже на то, что графства Уэссекса возникли на 
месте проживания ранее независимых народов. В остальной части страны графства 
были созданы после датского завоевания, и разделения на графства были 
произведены всего лишь ради удобства. Графства обычно создавались вокруг города,
 который давал графству свое название. По датским законам (в области «датского 
права») во времена Альфреда каждое из графств представляло собой место 
расселения отряда датской армии. Эльдормену платили в пропорции от доходов и 
налогов, получаемых от городов на его территории, а также дарованием ему 
наделов земли. Он, похоже, получал больший вергельд, чем обычный вассал; на 
севере эта разница достигала четырех раз.

Командир подчиненного ему воинского отряда во время завоеваний становился 
вассалом в ходе расселения и закрепления на завоеванной территории. В VIII веке 
он обычно ожидал за свою службу надел земли, соответствующий его рангу. Обычно 
этот надел освобождался от налогов, а крестьяне — от всех повинностей, кроме 
военной — обязанности чинить мосты и работать на строительстве крепостей и 
других укреплений. Эти обязанности назывались trimoda necessitas, и каждый 
свободный крестьянин обязан был принимать в них участие. Однако в некоторых 
случаях вассал также требовал дополнительной службы, например участия в эскорте.
 Вассалам более высокого ранга служили вассалы более низкого уровня. У церкви 
были собственные вассалы, которые селились в ее владениях. Молодые сыновья 
вассалов сопровождали короля повсюду, являясь телохранителями, слугами высшего 
ранга и должностными лицами. Из вассалов в более почтенном возрасте подбирались 
люди для службы камергерами и сенешалями, некоторые были советниками и 
проводили при дворе лишь часть времени. Альфред организовал службу своих тэнов 
так, что они находились при дворе лишь один месяц из трех, чтобы иметь 
возможность заниматься своими владениями. Их вергельд составлял 1200 шиллингов, 
в то время как за свободного простолюдина выплачивали 200. Во времена Альфреда 
вассал платил 120 шиллингов за неявку на военную службу, тогда как свободный 
крестьянин только 30. Позднее, когда владения вассалов стали передаваться по 
наследству, вассалом считался человек, владеющий по крайней мере пятью 
крестьянскими хозяйствами с примерно 100 акрами земли каждое. 100 акров хватало 
для поддержания по крайней мере одного крестьянского хозяйства, однако размер 
надела менялся в зависимости от его плодородия. Если простолюдин настолько 
процветал, что сам имел пять наделов, с которых платил налоги королю, то за его 
убийство платился вергельд, как за тэна. Однако это право простолюдин получал 
только через три поколения владения пятью наделами. При этом он продолжал 
считаться простолюдином, даже если у него был меч с золотыми украшениями, 
кольчуга и шлем.
Писатели более позднего времени свидетельствуют, что купец, совершивший три 
поездки за море на своем собственном корабле, получал звание тэна. Хотя мы не 
знаем, как это происходило, присвоению титула должна была соответствовать 
определенная церемония, поскольку производство в тэны надо было довести до 
народа. Аналогично освобождение раба включало в себя вручение ему в руки оружия 
простолюдина, что символизировало переход раба в другое сословие. Законы 
Генриха I постановляли, что раб при освобождении должен получать оружие 
свободного человека и что церемония должна проводиться в каком-нибудь 
общественном месте — в церкви, на рынке, в деревне или при дворе — перед 
свидетелями.

Земельная перепись
[96]
, произведенная Вильгельмом Завоевателем в 1086 году
[97]
, делает различие между тэнами, которые могли делать со своей землей все, что 
хотели, и тэнами, которые теряли свою землю после того, как покидали своего 
господина. Похоже на то, что к первому классу относились те, кто приходил на 
службу к лорду ради защиты, а ко второму — те, кто получал землю от лорда в 
качестве дара.


Часть тэнов имела множество земельных наделов, разбросанных по множеству широв
[98]
. С другой стороны, согласно Земельной переписи, было множество тэнов, которые 
имели меньше пяти наделов, что часто происходило после раздела земли между 
сыновьями. Поместье Салден в Бакингемшире, оцениваемое в Земельной переписи 
чуть больше чем в три надела, находилось во владении четырех тэнов, которые 
служили совершенно разным правителям.


Оружие и защитное вооружение саксов

Оружие англосаксов самого раннего периода может быть реконструировано по весьма 
значительному количеству находок в погребениях и по упоминаниям в поэзии. Самым 
распространенным было копье, традиционное оружие Одина
[99]
. Обычно в погребениях от копий сохранялся только наконечник и несколько 
фрагментов деревянного древка (рис. 4). Как правило, древко изготовлялось из 
ясеня
[100]
, что видно из использования слова aesc в качестве синонима копья в поэзии 
саксов. Самих воинов при этом называли aescberend, копьеносцы. Находки в 
погребениях позволяют сделать вывод, что копья имели несколько более двух 
метров в длину, но иллюстрации к манускриптам более позднего времени показывают 
намного более длинные копья. Heriot некоего Вульфсиге включал в себя копье, 
перевитое золотой полосой
[101]
. Некоторые сохранившиеся наконечники копий имели углубления (насечку), в 
которые вставлялись (набивались) серебро, медь или бронза. Длина наконечников 
была разной, но не более шестидесяти сантиметров. В нескольких случаях на 
наконечник наносился узор. Наконечники с зазубринами обнаруживаются редко, но 
их часто можно видеть в иллюстрациях к рукописям. Копье использовалось и как 
колющее оружие, и как метательное. В «Малдоне» поэт пишет: «Тогда пусти тяжелое,
 как оглобля, копье, в дело; метни легкое копье с острым наконечником». 
Иллюстрации в манускриптах позднего времени иногда показывают воинов, держащих 
два-три копья с зазубренными наконечниками, одно из которых они бросают. Это, 
возможно, указывает на использование одного-двух легких метательных копий, 
вместе с более тяжелым копьем для ближнего боя. Три заостренных, похожих на 
наконечники франкского копья ангона наконечника были найдены среди восьми копий 
на погребальном корабле в Саттон-Ху, в то время как настоящие копья ангоны 
франкского типа были обнаружены в погребениях в Кенте и в нескольких ранних 
погребениях в других частях Южной Англии.

Намного реже, чем копья, в погребениях встречаются мечи, возможно из-за того, 
что они были достаточно большой редкостью, и из-за их магической и исторической 
важности. Одним из самых распространенных поэтических синонимов меча было 
«древнее наследие». Мечи часто упоминаются в завещаниях. Среди одиннадцати 
мечей, оставленных молодому принцу Ательстану в 1015 году, был один, «которым 
владел король Оффа» — возможно, «великий король Мерсии» (скончавшийся в 796 
году). Некто Эльфгар оставил своему господину примерно в 958 году меч, 
оцениваемый в 120 монет-тридцатипенсовиков золотом, которые ему дал король 
Эдмунд. На стоимость этого меча можно было купить 120 голов крупного рогатого 
скота или пятнадцать мужчин-рабов. В поэзии некоторые мечи имеют имена, такие 
как Хрунтинг, который Унферт одолжил Беовульфу для сражения при Грендельсмере, 
или Нэглинг, который был мечом героя в древние времена, являлся «древним 
наследием, с исключительной остротой» и имел клинок, на котором поблескивал 
узор. Подобные мечи оценивались особенно высоко, поскольку считалось, что они 
обладают «удачей», мужеством и доблестью их прежнего владельца. Иногда 
утверждалось, что мечи были древней работой великанов, подобно мечу Беовульфа, 
найденному в Грендельсмере, или мифического кузнеца Веланда, подобно мечу 
Миммингу в поэме «Вальдере», или их находили в погребальных холмах-курганах, 
насыпанных над могилами героев, подобно Скофнунгу, знаменитому исландскому мечу.



Большое количество мечей с рукоятями, похожими по конструкции на те, что были 
описаны в разделе о лангобардах, было найдено и в Англии (рис. 5). Крестовина и 
полоса навершия рукояти сохранялись редко, но их форма показана пластинами, 
приклепанными выше и ниже их. Деревянная пластинка сохранилась на рукояти, 
найденной в Крандейл-Дауне, но ныне на ней такой густой налет, что ее можно 
принять за железную. Крестовина из рога сохранилась на мече из Лейкенхит-Фена. 
Обе находки ныне находятся в Британском музее. Весьма похожая рукоять, 
обнаруженная в Вальсгарде, Швеция, имеет как полосу навершия рукояти, так и 
металлическую крестовину, украшенные так, чтобы соответствовать полосе и 
крестовине, приклепанным выше и ниже. Некоторые мечи конца V века, найденные в 
Питерсфингере, Уилтшир, и Абингдоне, Беркшир
[102]
, возможно, произведены в той же мастерской, что и мечи, обнаруженные в 
Германии. Предположительно, их изготовляли в районе Намюра (современная 
Бельгия). Несколько рукоятей, обнаруженных в Кенте, имеют кольцо, прикрепленное 
к ним при помощи петли, приклепанной к одному концу навершия рукояти. 
Назначение колец не совсем ясно, но известно, что клятвы часто приносились либо 
на рукояти меча, либо на кольце, и эти рукояти с кольцами, возможно, 
изготовлялись с учетом возможности принесения на них клятвы. Поскольку к 
некоторым старым мечам прикреплены кольца, но их нет на королевских мечах, была 
выдвинута версия, что кольца могли быть символом товарищества, даруемым королем 
своим самым знатным тэнам, и что кольцо удаляли после того, как меч менял 
своего владельца. Определенно не похоже на то, что кольца имели какую-то 
практическую ценность, поскольку большая часть мечей с кольцами, найденных на 
континенте, имеют кольца без отверстия в середине, изготовленные сплошным 
куском, которые не могли быть использованы для подвешивания меча или 
прикрепления амулета.

Рукоять, найденная в мемориальном погребении с кораблем одного 
восточноанглийского короля середины VII века в Саттон-Ху в Суффолке, имеет ту 
же общую конструкцию, но она была украшена вырезанными и отполированными 
кусками граната с узором из ступенек и четырехлистников. Также в корабле было 
обнаружено кольцо, отлитое вместе с оправой. Это кольцо не было прикреплено к 
мечу. Эта разновидность кольца, которая, предположительно, произошла от кольца 
на пальце, была обнаружена на мечах в Скандинавии и в землях франков. Полная 
рукоять, найденная в Камберленде и ныне находящаяся в Британском музее, 
возможно, относится к VII веку. Она изготовлена целиком из рога — навершие 
рукояти, рукоять и крестовина — и украшена наложенными пластинами с золотой 
филигранью. Углубления на рукояти предназначались для пальцев. Крестовина 
является прямой, а навершие рукояти имеет форму широкого корабля.
Клинки, которые вряд ли отличались от тех, которые были у франков, по всей 
видимости, часто привозились из-за границы. Однако рукояти могли добавляться и 
в Англии и, по всей видимости, время от времени меняли свой вид, как этого 
требовала мода. Частое сравнение в саксонской литературе клинков с ядом, по 
всей видимости, не надо понимать буквально. По всей видимости, упоминание 
кислоты относится к вытравливанию узора на лезвии или к символическому 
сравнению меча со змеей — оба этих сравнения относятся к клинку из-за его 
способности поражать быстро и из-за змееобразного узора на его поверхности.
Когда король Ательстан был ребенком, его дед Альфред подарил ему «саксонский 
меч с золотыми ножнами», но обычно ножны представляли собой две деревянных 
полосы, по одной на каждой стороне клинка, и были покрыты кожей, причем конец 
ножен имел металлическую пластинку. В Англии были найдены ножны, выложенные 
изнутри овечьей шерстью. Серебряный наконечник ножен, обнаруженных в 
Чессел-Дауне на острове Уайт, украшен узором из отверстий на передней части и 
имеет руническую надпись на задней; возможно, это — название меча. Найденный в 
Брайтгемптоне наконечник ножен, выполненный в виде U-образной оковки, 
изготовлен из серебра и украшен позолоченными бегущими животными.
Топор как оружие во времена ранних саксов, по-видимому, использовался редко, но 
легкие метательные топоры были найдены в Кенте и Уилтшире, что, возможно, 
говорит о присутствии здесь поселенцев-франков. Однако среди находок в 
погребальном корабле в Саттон-Ху был узкий молотообразный топор с железным 
топорищем примерно 60 см длиной.

Множество могил содержат ножи с лезвиями, заточенными с одной стороны. Иногда 
ножи имеют достаточную длину, чтобы отнести их к коротким мечам. На лезвиях 
ножей более позднего времени часто сделана насечка из медной и бронзовой 
проволоки. Нож из Ситтингбурна несет на себе имена изготовителя и владельца на 
англосаксонском языке, а еще один нож, найденный в Темзе, имеет на себе полный 
рунический алфавит. В двух письмах, написанных в нортумбрийских монастырях, 
упоминаются поднесенные в качестве подарков ножи, посланные в Рейнланд, что 
заставляет предполагать, что ножи были исключительного качества, поскольку 
Рейнланд уже тогда был знаменит своим оружием и орудиями труда. Эти ножи, 
по-видимому, принадлежали к типу handseax или hip seax
[103]
. Ножны у этого типа ножей были в целом похожи на ножны, находимые на 
континенте, если судить по сохранившимся наконечникам ножен.


После копий самым распространенным предметом вооружения были щиты. До наших 
дней от них обычно сохранялся железный умбон и рукоять (скоба), от которой 
отходят ремни почти к краям щита. Иногда в могилах обнаруживали элементы 
металлического обода щита, а в Кинби, Линкольншир, был найден щит, украшенный 
большим числом позолоченных бронзовых бляшек, переплетающихся в виде узора. Сам 
щит представлял собой деревянный диск, по всей видимости, 2,5 см толщиной, если 
судить по длине сохранившихся заклепок, и был плоским. Сейчас остатки этого 
щита находятся в Британском музее. Саксонская поэзия постоянно дает понять, что 
щиты изготовлялись из липы (Виглаф «сжал свой меч, желтое липовое дерево»). 
Закон Ательстана запрещает покрывать щиты овечьей кожей, возможно из-за того, 
что она тонка и легко пробивается по сравнению с кожей быка. Щит из Саттон-Ху 
особо выделяется своим богатством. Рукоять (скоба) немного отодвинута от умбона,
 чтобы дать больше места кисти руки; от ручки в разные стороны щита отходят 
украшенные полосы. Два гвоздя с большими шляпками держат кожаную полосу, в 
которую продевается рука, чтобы было удобней держать щит, составляющий метр в 
диаметре. За эту полосу можно подвешивать щит на стену или, с помощью 
дополнительных предметов, носить на спине. На поверхности щита в качестве 
украшения изображены чудовище и птица; справа от умбона располагается железная 
полоса для усиления щита. Диск щита имеет явно выраженную выпуклую форму. Как и 
другие объекты, найденные в погребении, щит имеет связь с вендельской культурой 
народа Швеции. При погребении щит был уже старым и ремонтировался перед тем, 
как быть захороненным (рис. 6)
[104]
.


Остатки деревянной части щита, найденные в Питерефингере, похоже, позволяют 
заключить, что щит состоял из двух деревянных дисков, один из которых был 
положен так, что древесные слои располагались перпендикулярно слоям другого 
диска, аналогично современной клееной фанере.

Отсутствие нательных доспехов в могилах саксов примечательно тем, что то же 
наблюдается и в землях франков. Куски найденной в Саттон-Ху кольчуги, к нашему 
времени рассыпавшейся, состоят из петлеобразных колец; концы колец не сварены, 
так что эта кольчуга скорее служила для погребения, чем для боя. Как показывают 
изображения более позднего времени, как правило, саксонский воин имел обычную 
одежду и был вооружен только копьем и щитом. Однако из поэзии видно, что герои 
носили кольчугу, то есть рубаху из стальных колец. Поэтические выражения 
«сотканные из колец латы», «сотканная грудная сеть», «плотно закрывающая руки 
боевая кольчуга», «боевая кольчуга, скрученная руками» позволяют судить, что 
имелся в виду именно этот тип защитного вооружения. Франкская шкатулка из 
Британского музея, которая была, по всей видимости, вырезана в Нортумбрии 
примерно в 700 году, показывает нападающих на дом Эгила Лучника двух воинов, на 
которых видно нечто подобное кольчуге. Эти кольчуги опускаются ниже талии и 
имеют рукава. Поверхность кольчуги покрыта соприкасающимися кружками, но, к 
сожалению, резьба столь схематична, что очень трудно уверенно судить, что хотел 
изобразить художник. Манускрипт из Британского музея, относящийся примерно к 
1000 году, «Психомахия» Пруденция, показывает кольчуги с короткими рукавами, 
доходящие только до талии. (
Cotton Ms.
Cleopatra. С. VIII.) Концы кольчуги состоят из треугольных колец, которые можно 
найти на краях дошедших до наших дней кольчуг. В рукописи нет упоминания, из 
чего был изготовлен шлем в виде фригийской шапки; сейчас предполагают, что этот 
шлем был сделан из кожи.

Погребение в Саттон-Ху представляет собой варварскую версию погребения 
полководца римской империи, и у нас нет оснований считать, что покойный был 
облачен в боевые доспехи. По всей видимости, король Этельхер — если в 
погребении именно он — был облачен в боевые доспехи во время сражения, когда 
погиб при Винведе (655) в Йоркшире. Утверждение Беды, что многие в этом 
сражении утонули, возможно, является объяснением того, что в корабле нет 
человеческих останков, поскольку тело короля пропало в волнах. Существует 
версия, что погребение относится к Редвальду Бретвалде, который скончался в 624 
или 625 году и не принял христианство. Шлем с золотыми пластинами в корабле 
принадлежит шведской вендельской культуре и был уже старым, когда его поместили 
в погребение. Он имеет забрало — защиту лица — и напоминает «шлемы с забралом» 
«Беовульфа». Единственной сохранившейся частью нательных лат являются большие 
прикрепленные на петлях золотые пряжки, украшенные гранатами, мозаичным стеклом 
и филигранью. Полагают, что пластины соединяли половины кожаного панциря на 
плечах, так же как на статуе императора Октавиана Августа, находящейся в 
Ватикане. Поворачивающиеся застежки можно было вынуть, чтобы разъединить 
половины. Небольшие цепи прикрепляют эти застежки с пряжками, чтобы их не 
потерять. Пояс мог соединять заднюю и переднюю части панциря вместе на поясе; 
пояс можно было повязать также под мышками.


До наших дней дошея только один боевой шлем саксов, из упомянутого ранее 
погребения в Бенти-Грэйндж. Сейчас этот шлем находится в Музее Шеффилда (рис.
 7). Шлем состоит из образующей кольцо железной полосы на уровне бровей, на 
которой расположились четыре железные арки, сходящиеся на вершине головы. 
Промежутки между полосами были когда-то заполнены пластинами из рога, следы 
которого сохранились. Пластины прикреплялись серебряными заклепками. Прямая 
железная полоса предохраняет нос. Кольчуга, найденная в этом погребении, могла 
закрывать шею, как это было у франков. Одной из самых интересных черт этого 
шлема являются его украшения. На самой вершине находится бронзовый дикий кабан, 
символ древнего германского (в том числе скандинавского) бога Фрейра
[105]
, который, как считали воины, их защищал. Серебро на боках вепря вырезано из 
старого римского сосуда. Глаза сделаны из граната, и похоже на то, что этот 
кабан когда-то был покрыт эмалью. Шлемы, охраняемые вепрями, упоминаются в 
«Беовульфе»; кузнецы, делающие оружие, считали, что меч такой шлем не побьет. В 
данном случае сила древних богов была усилена символом нового «государя победы, 
защитника воинов», поскольку защищающая нос полоса имела на себе серебряный 
крест Христа. Шлем с сильно стилизованным зверем, стоящим на его вершине, 
иллюстрирует страницу из рукописи VIII века — возможно, из Нортумбрии, — 
хранящейся в Ленинградской (ныне Санкт-Петербургской) публичной библиотеке. 
Относящаяся примерно к 700 году шкатулка франков имеет на себе изображение 
шлема с защищающей нос полосой; этот шлем закрывает всю голову и шею, но 
оставляет открытым лицо. Данный шлем, возможно, имел гибкую полосу, защищающую 
нос, которая спускалась под подбородок и закреплялась у горла шнурком.

Реформы Альфреда

В IX столетии западные саксы столкнулись с большим числом хорошо вооруженных и 
прекрасно руководимых профессиональных солдат, живущих на доходы с земли и 
очень подвижных благодаря лошадям. Датчане могли нанести удар как с моря, так и 
по суше намного быстрее, чем мог собраться для противодействия местный фирд
[106]
.

Хотя обязанности саксов по военной службе, по всей видимости, поначалу были не 
ограничены временем, сельское хозяйство и необходимость участия в местном 
самоуправлении сделали такую службу убыточной. Время года не ждало; когда 
крестьяне пропускали время сева или сбора урожая из-за военных действий, 
начинался голод. Согласно Англосаксонским хроникам, Альфред преодолел эту 
трудность, организовав фирд таким образом, что только половина крестьян служила 
одновременно, в то время как другая оставалась дома для возделывания своих 
земель и исполнения административных обязанностей. Благодаря этому он мог 
планировать и вести продолжительные кампании, зная, что у него на смену первой 
по окончании ее срока службы и проеданию своих продовольственных запасов есть 
вторая армия. У датских армий не было такой передышки, поэтому их можно было 
постепенно изматывать непрерывными стычками. Датчанам приходилось уходить за 
новыми рекрутами в Уэльс или в область «датского права». Альфред, по всей 
видимости, сильно выиграл от долгого мира после битвы при Эдингтоне (878), 
поскольку первое упоминание об этой реорганизации относится к 893 году, когда 
началось новое датское вторжение. Эта система, похоже, использовалась до 920 
года. Утверждается, что Альфред использовал шестую часть своих доходов для 
поддержки солдат и тэнов, служивших при дворе. Он реорганизовал своих тэнов 
таким образом, что они служили попеременно, один месяц из трех — по крайней 
мере, в мирное время.
Хотя в указах мало упоминаний об укреплениях «против язычников», только при 
Альфреде и его детях, Эдуарде Старом и Этельфлед, госпожи Мерсии, начались 
систематические укрепления опорных пунктов. Возможно, следуя примеру 
укрепленных базовых лагерей, весьма успешно использовавшихся датчанами в 
875–877 годах, саксы построили ряд укрепленных городов (называвшихся burgh, 
бург) — как для местных гарнизонов, способных делать вылазки и держать оборону 
независимо от основных сил, так и для сбора местных сил. Одной из неизменных 
повинностей, которые свободный крестьянин был обязан выполнять для короля, была 
trimoda necessitas — участие в строительстве укреплений. Предполагается, что 
Дайк, построенный Оффой, был возведен для того, чтобы отметить границу Мерсии и 
Уэльса. Защитные укрепления второй половины VI века, недавно раскопанные за 
саксонским королевским залом в Олд-Иверинге, Нортамберленд, состояли из 
внешнего частокола и двойного внутреннего частокола, на котором, возможно, 
располагались боевые площадки. Ассер, биограф Альфреда, рассказывает, как 
медленно и неумело осуществлялась работа. В главе о Вустере довольно ясно 
говорится, что целью бургов была защита епископа и церквей «и дать укрытие 
всему народу».
Между смертью Этельреда, правителя Мерсии, в 911 году, и Эдуарда Старого, в 924 
году, было построено не менее двадцати семи бургов. Из тех, что нам известны, 
почти все имеют стратегическое расположение на важном водном пути (подобно 
Оксфорду) или на старой римской дороге. В качестве примера можно привести 
Эддисбери в Чешире — здесь находится форт Айрон-Гейт, усиленный Этельредом в 
915 году. Этот форт все еще можно видеть на соединении Уотлинг-стрит с дорогой 
на Киндертон. Его ограда имеет примерно овальную форму и окружена рвом с 
высоким внешним берегом. Имеются следы и внутреннего вала. В некоторых случаях 
достаточно было только привести в порядок римские стены, как в Лондоне, где 
Альфред восстановил стены в 886 году. Аналогично были восстановлены стены в 
Честере, а предположительно в 908 году здесь был размещен гарнизон, поскольку 
ранее, в 893 году, город был оставлен перед лицом датской армии. Бург-Тоустер 
получил каменные стены в 920 году. В Уэреме, Дорсет, земляные валы были 
облицованы камнем вместо первоначальной облицовки из леса. Рочестер в 885 году 
и Эксетер в 893 году успешно выдержали осаду. Провал операций большой армии, 
приведенной Хестеном после его поражения от короля Арнульфа в 891 году, мог 
быть результатом созданной Альфредом схемы укреплений. Ни один из бургов не был 
взят, и Англосаксонские хроники упоминают много успешных вылазок со стороны 
burghware, городских гарнизонов.
По мере отвоевывания у датчан территорий при Эдуарде Старом датские города 
сдавались один за другим, как это было с Ноттингемом, получали новые укрепления 
и снабжались гарнизоном из местных англичан и датчан. Один из документов времен 
правления Эдуарда, называемый Burghal Hidage, содержит записи о районах, 
предназначенных для обслуживания определенных бургов под правлением западных 
саксов, в то время как другой документ несколько более позднего времени 
добавляет к этому: «Для поддержания и защиты стен, охраняющих акр земли, 
требуется 16 наделов. Если каждый надел представлен одним человеком, то каждый 
угол стены может быть снабжен 4 солдатами». Земельная перепись свидетельствует, 
что магистрат Честера имел право призывать одного человека от каждого надела в 
шире для ремонта городской стены и моста. Если какой-то человек не являлся на 
работы, его господин выплачивал королю штраф в 40 шиллингов. Некоторые строки в 
переписи заставляют предполагать, что поселенцев привлекали в новые города 
благоприятные условия владения недвижимостью.
Строительство укрепленных городов на континенте началось примерно в то же время.
 Король Франции Карл Лысый в 862 году приказал начать сооружение крепостей, а в 
869 году — укреплений для всех городов между Сеной и Луарой. Король Германии 
Генрих Птицелов, женивший своего старшего сына на Эдит, дочери Эдуарда Старого, 
столкнувшись с нападениями датчан и венгров, также успешно использовал линию 
укрепленных приграничных городов для отражения набегов. Летописец Видукинд 
записал, что Эдуард Старый приказал каждому девятому крестьянину жить в новых 
городах и строить дома для своих товарищей и что треть продукции остальных 
восьми крестьян должна храниться в городе на случай, если им придется искать в 
нем убежище. Все рынки, места собраний и праздники за пределами городов 
запрещались.

Для того чтобы встретить датчан в море и ограничить их мобильность вдоль 
побережья, Альфред имел специальные суда
[107]
, построенные в 896 году «почти вдвое больше обычных. Некоторые имели 60 весел, 
некоторые больше. Они были и быстрее, и крепче, а также выше других». Согласно 
Англосаксонским хроникам, они были построены не по образцу датских или фризских 
кораблей. Король сам решал, в каком виде они принесут наибольшую пользу. Сейчас 
мы не знаем, как финансировалось строительство этих кораблей, неизвестно и то, 
как набиралась команда, но о службе на корабле временами упоминается в переписи.
 В 1008 году король Этельред приказал построить по кораблю с каждых 300 — или, 
возможно, 310 — крестьянских наделов. И в других странах встречаются указы об 
объединении 300 хозяйств для ship-soke, постройки корабля. В 1003 или 1004 году 
архиепископ Эльфрик по своему завещанию оставил три корабля: один — королю, 
один — гражданам Кента и один — гражданам Уилтшира. Из этого можно заключить то,
 что и внутренние районы страны были обязаны предоставлять корабли и что 1008 
год не был первым, в котором заказывались суда.

Из документов видно, что служба на определенный срок относилась не только к 
сухопутным кампаниям, но и к морским и что корабли комплектовались 
обыкновенными солдатами, у которых наступил срок службы. Иногда обязанности 
изменялись: к примеру, Варвик посылал десять человек во время наземной кампании 
и четырех боцманов или четыре фунта, если король отправлялся в морскую 
экспедицию.
Города южного побережья, позднее известные как «Пять портов», и несколько 
других портов должны были предоставить определенное число кораблей; если же 
число кораблей было больше, это давало особые привилегии городу. Этельред 
Неблагоразумный (Неразумный) взял в 1012 году одного из вождей викингов, 
Торкелла Длинного, на службу вместе с 45 датскими кораблями. Наемный 
королевский военный флот существовал до 1051 года, когда, согласно 
Англосаксонским хроникам, Эдуард Исповедник распустил команду последних пяти из 
своих 14 кораблей. Однако морские наемники, называемые lithsmen, упоминаются на 
следующий год в качестве экипажей кораблей, воюющих против графа Годвина, так 
что, возможно, роспуск был лишь временным. Оплата этих наемников осуществлялась 
из налога, называвшегося данегельд или херегельд (военный налог), он появился 
из откупа от налетчиков, а потом стал постоянным налогом. Нет сомнения, что на 
других кораблях были тэны и епископы, поскольку оба этих класса упоминают 
военные суда в своих посмертных завещаниях.
На протяжении некоторого периода времени, во время правления Эдгара 
Миролюбивого (959–975), военно-морскому флоту после Пасхи устраивался сбор, во 
время которого проходили маневры.
Английская армия накануне завоевания страны Вильгельмом

Самой важной особенностью любой армии саксов была личная готовность следовать 
за лидером — королем или эльдорменом, — что было традицией германских военных 
отрядов. Несмотря на мистические узы, связывающие солдат с лидером, военные 
отряды обычно состояли из наемников, служивших если не за фиксированную плату, 
то за награды. Во время правления Этельреда Неблагоразумного (978—1016) роль 
наемников возросла. Олаф Трюгвасон (Трюгвесон), ставший позднее королем 
Норвегии, как утверждается, служил Этельреду в качестве командира норвежского 
военного отряда за плату, а Торкелл Длинный определенно получал от него 
жалованье. После датского завоевания Англии Свеном Вилобородым и его сыном 
Кнутом в 1016 году в наемных войсках появился новый элемент. Это были 
охранники-хускерлы
[108]
. Возможно, они появились при Кнуте в 1018 году, и, вероятно, этот институт был 
перенят у хорошо организованного братства викингов, обосновавшегося в устье 
Одера с центром в Йомсборге
[109]
, по общему мнению основанном Свеном. Телохранители выбирались из 
профессиональных воинов, доказавших свою храбрость, посвятивших жизнь военному 
делу и соблюдавших строгие правила поведения. Хускерлы объединялись в гильдию, 
или братство, находящееся при дворе и получающее плату от короля. Они, похоже, 
имели свой суд, призванный вместе с королем разбирать случаи нарушения кодекса 
чести.

Оплата этой категории происходила из данегельда и от специальных налогов, 
выплачиваемых определенными городами, от выплат вместо военной службы или от 
штрафов за нежелание служить в армии. По крайней мере два хускерла Кнута 
получали от него наделы земли. Хускерлы формировали небольшую, но эффективную, 
дисциплинированную и тяжеловооруженную армию, и эту армию оставили существовать 
и Эдуард Исповедник, и Гарольд. Эта система была, похоже, скопирована графами; 
английский граф Тостиг и датские вассалы назывались в одной из версий 
Англосаксонских хроник хускерлами, но здесь данное слово могло быть 
использовано в общем смысле. Существует множество других упоминаний того 
времени о наемных войсках на службе короля или графов, но эти солдаты 
определенно не были хускерлами.

Вторая часть английской армии состояла из тех, кто обязан был служить как 
владелец земли. Однако, предположительно для улучшения качества солдат, 
существовала система селективного отбора, нечто подобное тому, что было у Карла 
Великого. Дата, когда этот отбор был введен, неизвестна. Один из абзацев в 
Земельной переписи, относящийся к Беркширу, утверждает, что, «если король 
послал куда-либо армию, только один солдат идет от пяти hides
[110]
, и от каждого надела ему дается четыре шиллинга как средства на содержание и 
жалованье за два месяца. Эти деньги не посылались королю, а давались солдатам». 
Есть четкие свидетельства, что базовой единицей военного обложения саксонской 
Англии были пять наделов, цена которых сильно менялась от шира к ширу. Многие 
города облагались из расчета на пять наделов или несколько раз по пять наделов. 
К примеру, Малмсбери 
[111]
был обложен как пять наделов и должен был либо выплатить королю 20 шиллингов 
для поддержки его наемников, либо выставить одного человека в наземную армию 
или флот. Колчестер, Кембридж и Шрусбери, с другой стороны, были оценены в 100 
наделов, в то время как

Барнстапл, Тотнес и Лидфорд были объединены для того, чтобы составить единое 
целое. Нормальным владением тэна в переписи является имущество в пять наделов, 
в то время как свободный крестьянин, добивавшийся такого благосостояния, что у 
него также имелось пять наделов, приобретал положение, когда за него платили 
вергельд тэна. Владение тэном пятью наделами, похоже, восходит ко временам 
ранних саксов. Хотя позднее многие тэны имели меньшие владения, они, по всей 
видимости, принадлежали к древним, хотя и обедневшим родам, поскольку это 
звание было наследственным.
Хотя много сообществ владельцев пяти наделов представляли собой объединения 
тэнов, которые обычно служили сами, другие объединения обычно составляли два 
или большее число тэнов или свободных крестьян, которые собирались вместе, 
чтобы послать кого-то одного из их числа в армию. Обычно человек, выбранный для 
того, чтобы представлять все объединение, при каждой новой кампании был одним и 
тем же, что гарантировало прибытие в армию опытных воинов, которые, исходя из 
своих собственных интересов, обычно экипировали себя наилучшим образом. Если 
этот человек по какой-то причине был неспособен отправиться на войну, его место 
занимал кто-нибудь из остальных членов объединения.
Если объединение формировалось несколькими людьми, которые были состоятельными 
тэнами или аббатами, то они могли послать вместо себя одного из своих свободных 
крестьян, слугу тэна или аббата, или же просто человека, которому выделялось 
небольшое содержание в обмен на его службу.
В Rectitudines Singularum Personarum особо оговаривается, что тэн должен делать 
вклад из трех вещей: военной службы, участия в восстановлении укреплений и 
работы на мостах, «касательно своей земли». Из этого видно, что служба тэна 
была территориальной, а не личной, как иногда утверждается. Это хорошо 
иллюстрирует случай с двумя братьями, которые были тэнами. Они двое составляли 
одно объединение, но служил только один. В сохранившемся документе говорится, 
что этот воин представлял одно объединение в пять наделов и «служил как тэн».
Подобная селективная служба, по-видимому, использовалась и на территории 
«датского права», но, по всей видимости, она основывалась на определенном числе 
(по всей видимости, шести) curucates. Это слово заменяло слово hides, 
фигурировавшее в саксонских землях.
Хотя время постоянной службы составляло всего два месяца, нет свидетельств того,
 что в случае необходимости в армию не призывались больше чем раз в году. 
Является фактом, что в 1016 году солдат призывали пять раз. Однако, в отличие 
от набора рекрутов во времена позднего феодализма, солдат могли призывать 
только «в случае нужды», а не для подготовки.
Определенно можно сказать, что система селективного набора в армию существовала 
вплоть до 1094 года, когда Вильгельм Рыжий стал использовать ее лишь для службы 
за морем; но и он использовал ее только для того, чтобы конфисковать у каждого 
солдата 10 шиллингов, после чего отослал солдат домой. По всей видимости, это 
были деньги, которые солдаты имели на содержание; еще 10 шиллингов представляло 
собой жалованье, упомянутое в абзаце переписи; эти деньги обычно выплачивали в 
конце кампании. Если какой-то человек был должен сумму в 20 шиллингов, 
Малмсбери выплачивал 20 шиллингов, чтобы вместо него взяли наемника. Похоже, 
это свидетельствует, что 20 шиллингов были нормальной суммой на жалованье и 
содержание воина в армии. Это время стало началом замены натурального 
содержания денежным для проходящих военную службу; позднее эту систему назовут 
scutage, «щитовые деньги», она распространится на всю Европу и в конечном счете 
вытеснит феодальную военную службу.
Были в английской армии две группы воинов (хускерлы и представители пяти 
наделов), которые ехали на сражение верхом, хотя, согласно документам, воевали 
в основном в пешем строю. Хотя Англосаксонские хроники часто описывают, как 
датчан преследовали верхом (в 877 году «король Альфред следовал верхом за 
отрядом всадников вместе с английской армией до Эксетера»), по всей видимости, 
обычно для боя англичане спешивались. При Малдоне, к примеру, граф Биртнот ехал 
верхом к месту битвы и управлял своими войсками с лошади, но, когда должно было 
начаться сражение, он приказал увести свою лошадь и встал в ряды солдат. Однако 
его лошадь не могла быть далеко, поскольку поэт описывает, как один из 
спутников Биртнота бежал на лошади с поля сражения. Хроники описывают, как 
западные саксы в 937 году преследовали скоттов «конными отрядами» до 
Брунанбурга.
Остальная часть армии состояла из свободных людей, подлежащих военной службе. В 
приказе Эдуарда Исповедника, направленного в аббатство Рамси, свободные люди 
определяются как «приверженные вере, дееспособные и годные к военной службе». 
Все горожане Суонси и Пемброка были обязаны на службе содержать себя сами, но 
только при службе по соседству с городом и только на один день. За долгую 
службу им должен был платить король. Обычная служба производилась поблизости с 
родным домом и носила оборонительный характер; за границами своего шира служили 
редко. Особенности обычной службы можно видеть на границе с Уэльсом и 
Шотландией, где на местное войско, фирд, возлагались обязанности авангарда 
королевской армии при продвижении во время приграничных кампаний и для охраны 
тыла, когда войско отступало. Несомненно, король ценил опыт фирда и знание 
местных условий. Эта часть армии не передвигалась верхом и, по всей видимости, 
была лишь легко вооружена. На гобелене из Байё можно видеть не имеющих 
защитного вооружения англичан с дубинками и луками, которые сражаются позади 
своих облаченных в доспехи товарищей. По всей вино димости, это солдаты из 
Суссекса и Кента. Силы из различных широв все еще воевали отдельными 
подразделениями. Когда отряды из Восточной Англии и Кембриджшира воевали против 
датчан в 1010 году, воины из Восточной Англии побежали, тогда как воины из 
Кембриджшира держались стойко. В ранние времена король вел войско сам, 
дезертирство при этом считалось много более тяжелым проступком, если 
происходило на глазах короля: за это следовали смертная казнь или штраф, равный 
вергельду за убийство человека. Если же король не видел дезертира, то штраф 
составлял только 120 шиллингов. В отсутствие короля всю армию могли вести 
эльдормен и даже епископ. В 1010 году два войска вел Ульфкитель, эльдормен 
Восточной Англии. С этого времени титул eorl (эрл), который поначалу применялся 
только к скандинавам, начал заменять титул «эльдормен». Биртнот, возглавлявший 
саксов при Малдоне в 991 году, назывался эльдорменом в Англосаксонских хрониках,
 но в поэме «Малдон» он имеет титул «эрл». Законы Эдгара (962) требуют, чтобы 
каждый шир имел своего эльдормена, но несколько позже этот титул приобрел 
большую важность, и эльдормен или эрл стали управлять несколькими ширами. В 
1048 году Одца был произведен в графы Девона, Сомерсета, Дорсета и Корнуолла. В 
то время как Альфред имел эльдормена в каждом шире, где проживали западные 
саксы (два в Кенте и четыре в Мерсии), много большее королевство Эдуарда 
Исповедника было разделено только на шесть или семь частей, управляемых 
эльдорменами. Королевское должностное лицо в отдельном шире становилось теперь 
управляющим широм (scir gerefa). В его обязанности входило возглавлять войско и 
вести собрание граждан шира при обсуждении дел. Неясно, когда институт 
эльдорменов или графов стал наследственным. Ательстана Полукороля примерно в 
956 году сменил его сын Этельволд, а позднее — другой сын, Этельвин, но 
несколько подобных случаев еще не говорят, что это правило было общим.
О службе небольших подразделений внутри армии мы знаем очень мало. По переписи 
мы можем судить, что на отдельных солдат их господином накладывались 
обязательства, которые соответствовали величине обладаемой собственности. Во 
время завоевания Англии Вильгельмом некто Идрик, судя по записям, был рулевым 
корабля епископа Вустерского и служил командиром его воинов; похоже на то, что 
воины епископа действовали как единый отряд.
Оружие и защитное вооружение саксов позднего времени
Отсутствие вещей в могилах, относящихся к христианской эпохе, означает, что мы 
мало что можем знать о защитном вооружении саксов позднего времени. Закон о 
вергельде постановляет, что, если свободный человек разбогател настолько, что 
владеет шлемом, кольчугой и украшенным золотом мечом, но не имеет пяти наделов 
земли, с которых он платил бы королю налоги, он остается в положении свободного,
 но не переходит в сословие тэнов, что можно было бы ожидать из предметов, 
которыми он владеет. Условие, что люди, имеющие восемь наделов, должны 
приобрести шлем и кольчугу, упоминается в Англосаксонских хрониках под 1008 
годом, но похоже на то, что это было особое требование для военного флота или 
для какого-то особого случая. Главным оружием всех свободных людей оставались 
копье и щит, — и, судя по иллюстрациям в рукописях, большая часть воинов не 
имела ни кольчуги, ни шлема.
Находящаяся в Британском музее рукопись Эльфрика «Пересказ Пятикнижия» примерно 
1050 года показывает короля, на котором видна кольчуга до колен, расходящаяся 
впереди, предположительно, чтобы не мешала при езде верхом. Кольчуга 
по-прежнему имеет короткие рукава. На короле нет шлема, и никто из его 
спутников не облачен в латы или кольчугу. На их головах видны «фригийские» 
шапочки с перевернутым хохолком сзади. Голиаф в Кентерберийской псалтири 
примерно 1000 года одет в весьма похожую кольчугу, но на его голове конический 
шлем, выполненный из одного куска железа, имеющий широкий наносник, и 
отсутствует защита шеи (Британский музей). Относящаяся к середине XI века 
псалтирь из Британского музея имеет два изображения Голиафа с коническим шлемом 
на голове, по всей видимости сделанным из отдельных сегментов, установленных на 
надбровном обруче. У Голиафа нет кольчуги, но он несет большой выпуклый и, 
по-видимому, круглый щит с центральным умбоном. Короткие кольчуги в 
«Психомахии» уже упоминались, а некоторые из остроконечных шапок в этой 
рукописи, возможно, конические шлемы.

Гобелен из Байё показывает множество саксов, которые несут такие же удлиненные 
книзу щиты, как и нормандцы (
фото 6
). Использование таких щитов в саксонской Англии подтверждается некоторыми 
страницами хранящейся в Британском музее копии Утрехтской псалтири примерно 
1000 года, в которой показаны удлиненные книзу щиты вместо круглых, которые 
были изображены в оригинале. Иллюстрации к «Пересказу» Эльфрика показывают 
круглые щиты с ручками позади центральных умбонов. Эти щиты держались на 
расстоянии вытянутой руки. А вот псалтирь из Британского музея показывает тип 
захвата, использовавшийся, по-видимому, в щитах Саттон-Ху, когда солдаты 
держали щит на предплечье, используя ремень.


Главным изменением в вооружении саксонских воинов стало широкое использование 
датского топора. Хускерлы, сражающиеся вокруг Гарольда на гобелене из Байё, 
показаны с этими топорами в руках. Фактически этот топор является отличительной 
особенностью саксов на гобелене. Единственный норманн, показанный с длинным 
боевым топором, — это граф Гай (Гюи), который только что схватил Гарольда и мог 
использовать его топор
[112]
. Топорище должно было иметь примерно 1,25 м в длину. Огромное расширяющееся 
лезвие топора имеет серповидную режущую кромку. Наточенный край показан другим 
цветом. Граф Годвин преподнес Гардекнуту в качестве подкупа прекрасный корабль 
с 80 воинами в золотых шлемах, с пиками и датскими топорами. Хронист Вайс (Вас),
 описывая битву при Гастингсе, говорит, что, когда топором действовали двумя 
руками, тело было невозможно прикрыть. Без сомнения, в это время шлем свисал 
сзади.


Меч саксов IX века несколько отличался рукоятью от мечей более раннего времени. 
Железная крестовина перед рукой много длиннее и почти всегда изогнута по 
направлению к клинку (рис. 8). Более короткая железная полоса навершия 
изгибается в обратную сторону от клинка, и она изготовлялась как одно целое с 
тремя выпуклыми долями, которые сменили на мечах более раннюю отдельную 
«поднятую шляпу». В некоторых случаях долей пять. Много подобных клинков было 
найдено в Скандинавии. Предположительно, это были военные трофеи. Украшение 
обычно состояло из накладных серебряных пластин, на которых резцом наносились 
полосы, листья, животные или шахматные квадраты. Несколько английских рукоятей 
с украшениями представляют собой полосу с несколькими последовательными 
выпуклостями вдоль нее, как на навершии рукояти мечей франков позднего времени. 
Серебряная рукоять, обнаруженная в Феттер-Лейне (Лондон) и находящаяся ныне в 
Британском музее, имеет несколько выпуклостей, причем центральная много больше 
других, а половина поверхности металла как крестовины, так и полосы металла на 
навершии имеет густую гравировку с изображением спиральных змей.

В IX или X веке появились две новые головки рукояти. Одна похожа на стеганый 
чехольчик на чайник, вторая — на бразильский орех 
[113]
в скорлупе. В некоторых случаях навершие рукояти в виде стеганого чехольчика 
изготавливалось как бы из полосы, разделенной на несколько долей. Псалтирь из 
Британского музея, относящаяся примерно к 1050 году, показывает большое число 
мечей с головкой рукояти из бразильского ореха и длинной поперечной крестовиной,
 изогнутой к клинку, в то время как «Пересказ Пятикнижия» Эльфрика все еще 
показывает мечи с навершием рукояти, состоящим из трех долей, а также мечи с 
круглыми навершиями. Эти навершия, возможно, являются изображениями 
дискообразных наверший рукоятей, которые были найдены в погребениях викингов XI 
столетия в Финляндии. В таких рукоятях конец хвостовика клинка проходит сквозь 
навершие.

Клинки мечей саксов позднего времени обычно схожи с теми, которые относятся ко 
временам захватов викингов. С того времени до нас не дошло ни одних ножен, но 
резьба в церкви Эбберстон, около Скарборо, по всей видимости, показывает ножны 
U-образной формы и D-образный медальон у входного отверстия ножен. Иллюстрации 
в рукописи показывают, что меч крепился либо на поясной ремень, либо на ремень, 
перекинутый через правое плечо.

Утверждают, что герцог Вильгельм критиковал саксов за их плохих лучников, но 
использование луков было определенно неизвестно англам
[114]
. Остатки луков были найдены в Бифронсе и Чессел-Дауне вместе с наконечниками 
стрел. Лучников часто можно видеть на иллюстрациях в рукописях, к примеру в 
«Пересказе Пятикнижия» Эльфрика. Саксонское Ridle of the Bow больше относится к 
оружию войны, чем к оружию охоты. Сам Беовульф стреляет из лука в одного из 
живущих в воде чудовищ, а в Малдоне в 991 году поэт упоминает использование 
лука. Большая часть луков раннего времени, найденных в датских болотах и 
могилах германцев, изготовлена из тиса.

Стрелы переносились наконечниками вниз в цилиндрических колчанах, висящих на 
левом бедре на ремешке, перекинутом через правое плечо.




Часть вторая
Феодализм и рыцарство



Глава 5
Феодализм


Феодальная система в Англии, как ее преподают в школе, кажется довольно простой 
и последовательной, результатом навязывания относительно небольшой группой 
захватчиков 
[115]
системы, уже развившейся за пределами английских берегов и начавшей развиваться 
лишь после того, как эта система была навязана. Но даже в Англии это явление 
было исключительно сложным. С момента появления феодальная система стала 
развиваться исключительно быстро, изменяясь под влиянием обычаев англосаксов и 
перемены ситуации внутри королевства. Даже в наши дни это сложное явление 
вызывает споры по многим вопросам. На континенте феодальная система в разных 
странах серьезно различалась — в зависимости от обстоятельств, в которых 
осуществлялось ее развитие. В тех районах, которые были изучены, обычаи и 
феодальное право весьма сильно отличались от страны к стране, и было бы 
довольно неразумно пытаться рассказать о европейском феодализме в целом, кроме 
как в самых общих чертах. За пределами Северной Франции и тех стран, которым 
такой феодализм был насильственно навязан (например, Англия, Сицилия и Южная 
Италия, Иерусалимское королевство и др.), можно найти множество различий. Почти 
повсеместно, даже во Франции к югу от Луары, остались свободные земли, не 
имевшие никакого господина, в остальных же землях количество вассалов и 
сложность вассальных отношений менялись от места к месту. К примеру, в 
некоторых частях Южной Франции вассальные отношения устанавливались лишь 
клятвой верности, обещанием ни в каком виде не наносить вреда господину и его 
интересам; вопрос о принятии феодальной присяги при этом не ставился. 
Достаточно было, не прибегая к церемониям, простого пожатия рук, выражения воли 
стать вассалом и согласия на это господина. В Северной Италии клятва верности 
господину исчезла в XII столетии, и вассальные отношения устанавливались только 
клятвой верности вассала феодалу. Особый класс несвободных рыцарей, которые 
носили название ministeriales, существовал в Германии, Голландии, Бельгии и 
Люксембурге, но эти рыцари не давали клятвы верности господину, поскольку уже 
считались собственностью своего господина.


В России, Скандинавии, Кастилии и Леоне можно найти определенные феодальные 
обычаи, но в этих странах феодальная система никогда не была развитой в полной 
мере. Даже феодальная терминология была в разных европейских странах разной. К 
примеру, слово vavassor относилось во Франции к зависимому от сеньора вассалу 
низкого ранга, иногда служившему с неполным комплектом защитного вооружения; в 
Северной Италии этим словом обозначался вассал короны, а в Англии это слово 
могло означать свободного человека, являющегося военнообязанным — но не 
обязательно вассала. В Северной Италии система управления и организация больших 
торговых городов и традиции городской жизни, восходящие к римским временам, 
всегда брали верх над феодализмом, который был институтом, основанным 
исключительно на земельной собственности и сельских общинах. Богатство городов 
было много большим, чем богатство феодальных владений. Итальянское дворянство, 
значительная часть которого занималась торговлей, стремилось жить в городах и 
иногда имело там укрепленные дома. Примером города с такими домами является 
имеющий множество башен Сан-Джиминьяно
[116]
. В Германии тоже развилась довольно своеобразная социальная система, поскольку 
эта страна сравнительно меньше подвергалась опустошительным набегам норманнов
[117]
, а на троне сменяли друг друга достаточно сильные монархи, способные защитить 
свое государство и не допустить междоусобиц, в которые погрузилась, например, 
Франция после распада империи Каролингов
[118]
.

В целом, как мы уже говорили, сутью феодальной системы была служба в обмен на 
защиту. Даже в столь поздний период, как XIV век, между рыцарями и крестьянами 
существовал своего рода обмен — охрана за работу, — из которого, собственно, и 
развился феодализм. В книге «Пирс-землепашец» крестьянин говорит, что будет 
работать в поте лица своего на рыцаря, который, в свою очередь, будет защищать 
его и Святую Церковь от злодеев и охранять землю от преступников. Во Франции, 
колыбели феодализма, можно было добавить к этой фразе «нет земли без господина, 
нет господина без феодального поместья».

Вся земля рассматривалась как принадлежащая королю, который служит Богу. Высшее 
дворянство, сеньоры, имели наделы, которые теперь назывались fief, «лен, 
феодальное поместье», а не benefice, «поместье», в обмен на auxillium и 
consilium — обязанность служить королю с оговоренным числом рыцарей (этих 
рыцарей называли servicium debitum) и помогать королю советами во всех случаях, 
когда это требуется. Земельный собственник, в свою очередь, делил свой лен 
между более мелкими собственниками, в соответствии с числом рыцарей, которых он 
должен был предоставить королю для военной службы. Если земельное владение 
рыцаря было большим, он, в свою очередь, раздавал участки, чтобы получить 
дополнительное число рыцарей. Сеньор, в свою очередь, должен был защищать своих 
вассалов, — на континенте это означало участие в войне при угрозе владениям 
вассала и защита вассала в суде, даже в королевском суде. Сеньор также должен 
был давать советы вассалу и предоставлять необходимое обеспечение, которое 
обычно заключалось в том, что вассалу даровался лен. Согласно записям, во 
Франции имелось много вассалов, у которых был очень маленький лен; от них 
требовалась военная служба, которая уступала службе рыцаря, причем эти вассалы 
могли иметь неполный комплект доспехов. В XII столетии еще были вассалы, 
которые все еще не имели лена, их содержали в поместье господина, но число 
таких было невелико и постоянно сокращалось. Во Франции при слабых королях 
центробежные силы были столь велики, что герцоги и графы смогли вынудить 
множество вассалов короля служить в своих поместьях. К XI веку герцоги 
Бургундские были способны к возведению замков на аллодах 
[119]
в своей сфере влияния, и аллоды преобразовывались в лены герцога до того, как 
он получал на это разрешение.


Землю вассал получал «на содержание»
[120]
, как собственность она оставалась во владении сеньора. После смерти вассала 
земля передавалась наследнику, но, если вассал умирал без наследника или не 
выполнял своих феодальных обязанностей, лен возвращался сеньору, который мог 
либо оставить землю у себя, либо передать ее другому вассалу. Сеньор имел право 
опеки, которая заключалась в праве управления леном и получения прибыли в 
случае, если наследник или наследница не достигли совершеннолетия, а также 
права отвергать избранников при женитьбе наследника или наследницы. Он также 
мог отклонить кандидатуру жениха в случае желания вдовы вассала вновь выйти 
замуж. Две статьи в Великой хартии вольностей 
[121]
(1215) предусматривают меры против нарушения прав несовершеннолетних владельцев 
земли, а также меры против принуждения вдовы к браку против ее воли. В 
Иерусалимском королевстве наследнице большого феодального владения разрешалось 
выбрать из трех кандидатов на ее руку, отобранных королем. На части территории 
Франции опека была заменена системой, по которой близкий родственник наследника 
назначался опекуном, поселялся в доме и занимался леном в период 
несовершеннолетия истинного собственника. В Германии опекун больших ленов 
получал большое содержание, которое устанавливалось произвольно, но за 
опекунство в случае малых ленов плата за службу часто составляла коня и доспехи,
 которые выдавались только на время жизни, — это было отражением практики 
возвращения подарков господина в эпоху военных отрядов ранних времен. К концу 
XII столетия во Франции содержание было установлено как доход с лена в течение 
одного года. В Англии Великая хартия вольностей устанавливала содержание графу 
в 100 фунтов стерлингов, а рыцарю — в 100 шиллингов.

Поначалу господин имел право получать с вассала услуги в то время и в том 
объеме, в котором захочет, но постепенно эти права были сокращены до трех 
традиционных «обязанностей»: господин мог потребовать от вассала, чтобы его 
старший сын служил ему рыцарем; господин мог в первый раз выдать старшую дочь 
вассала по своему выбору; господин мог рассчитывать на плату вассалом выкупа, 
если попадет в плен во время войны. Но даже эти три обязанности не были приняты 
повсеместно в Италии и Германии. Аналогичные обязанности, налагавшиеся на 
несвободных людей, назывались tallage.
Вассалы короля и вассалы на более низких ступенях имели обязанности перед 
крестьянами на своих землях, заключавшиеся в осуществлении правосудия в местных 
судах и в защите крестьян от налетчиков, бандитов и прочих врагов — людей и 
зверей. За это крестьянин работал на собственных землях господина, перевозил 
его товары и платил налог продуктами питания и произведенными товарами. Право 
осуществлять правосудие происходило от древнего обычая свободного человека 
судить своих рабов, а также диктовалось необходимостью поддерживать порядок на 
землях господина и тем, что вассалы после распада империи Каролингов 
узурпировали многие права короля. Средневековое правосудие, основанное в 
основном на штрафах, было весьма выгодно для тех, кто его осуществлял. Для тех 
же, кого судили, такой суд был лучше, чем полное отсутствие порядка.
Многие звания, такие как герцог, граф (а в Германии порой и епископ), 
даровались тем, кто имел лен, но наряду с этим существовали и меньшие по 
важности должности, которые не были связаны с земельной собственностью: к 
примеру, мэр города, коннетабль замка или чиновник, собирающий налог на тех, 
кто переправляется через реку или переезжает через мост.
Денежное содержание или рента с земельного надела были средством, при помощи 
которого должностное лицо могло поддерживать свое существование, в обмен на что 
было обязано являться на военную службу — не за лен, а за ежегодное 
фиксированное жалованье. Самым известным примером такого содержания является 
соглашение с графом Фландрским по содержанию войск англонормандских королей. 
Подобная разновидность вассальной службы — в обмен на ежегодное жалованье — 
получила много большее распространение позднее, ее нашли особенно полезной 
Эдуард III и его союзники бургундцы (на территории современных Голландии, 
Бельгии, Люксембурга и др.).
Феодализм в Германии

В Германии феодализм установился позже, чем во Франции. Норманны нападали 
только на районы низовий Рейна, и время этих нападений было относительно 
коротким. Большую угрозу представляли венгры и славяне, располагавшиеся на 
восточных границах. Хотя их рейды ускорили развитие вассальных отношений и 
феодализма еще даже до реформ Генриха Птицелова (919–936), только после 
междоусобных войн Генриха IV (1056–1106), мятежей крупных феодалов в XII 
столетии и ослабления королевской власти «борьбой за назначение епископов» 
[122]
власть дворянства значительно усилилась и многие свободные крестьяне попали в 
крепостную зависимость. В Германии со времен междуплеменных войн сохранилось 
название военного вождя герцог; власть герцогов, вместе с властью отцов церкви, 
не позволяла стране погрузиться в окончательный хаос даже при таких слабых 
королях, как Людвиг Дитятя (899–911) и Конрад I (911–918). Хотя Карл Великий 
сильно ущемил институт герцогов и заменил их своими собственными 
представителями-франками, ко времени Генриха Птицелова они снова начинают 
набирать власть в районах своего происхождения — Франконии, Швабии, Баварии и 
Саксонии. Племенное происхождение великих герцогств не позволяло феодализму 
принять столь жесткие организационные формы, как, к примеру, во Франции. 
Герцоги признавали, что должны служить королю, но считали, что их земля не 
является в конечном счете собственностью короля. В пределах своего герцогства 
они чеканили монету, созывали ассамблеи, осуществляли правосудие и контроль над 
деятельностью церкви — как во времена Меровингов.


Дворянство всегда включало в себя множество людей, которые считали, что они 
имеют право делить свои земли по собственному усмотрению, не испрашивая 
разрешения короля. Поначалу эти наделы назывались солнечными ленами 
(Sonnenlehen), поскольку этими землями распоряжались независимо от воли земных 
господ, а позднее — знаменными ленами (Fahnlenen), поскольку при пожаловании 
лена использовалось знамя. Поначалу такое пожалование осуществляли только 
герцоги, позднее — маркграфы, и в конце концов все самые ценные лены были 
розданы таким образом. Пожалование при помощи знамени можно видеть на 
иллюстрации в Sachsenspiegel 
[123]
примерно 1360 года, точно так же, как пожалование при помощи перчатки, 
упоминание о котором можно найти в памятнике французского героического эпоса 
«Песнь о Роланде». Sachsenspiegel также позволяет познакомиться с актом 
предоставления защиты как одному человеку, так и группе лиц и содержит 
соответствующую клятву на священных реликвиях (Земельная библиотека Саксонии, 
Дрезден).

Феодализм во французском стиле, союз института вассалитета с институтом 
дарования поместий и ленов, принятие принципов защиты и клятвы верности 
появились позже и всегда были больше распространены в землях, примыкающих к 
Франции. Развитие феодализма повсеместно задерживалось существованием 
королевских чиновников, герцогов, графов и сотников. Оттон I Великий (912; 
германский король, 936–973, с 962 император Священной Римской империи) ввел в 
иерархию епископов и аббатов, назначенных короной. Вормский конкордат 1122 года 
частично подтвердил это тем, что по нему императору на территории Германии было 
предоставлено право ограниченного вмешательства в выборы епископов и аббатов и 
передачи им в лен земельных владений перед посвящением их в сан папой. Таким 
образом, церковные феодалы были одной из главных опор короля. Вассалам, в 
отличие от герцогов, было запрещено вести свои войны, они не имели права и 
чеканить монету, однако им позволялось вершить правосудие в несложных вопросах. 
При Оттоне I даже герцоги подлежали королевскому суду. К феодальной анархии, 
что царила во Франции, в Германии относились с презрением, и попытки Генриха II 
ввести Божий закон были сочтены несправедливым отражением общественного закона.
Лены не были наследственными до XI столетия, и, хотя графы стали получать лен 
по наследству ко временам Генриха II (973; германский император в 1002–1024), 
даже звание великого герцога не являлось полностью наследственным до правления 
Генриха IV (1050; германский император в 1056–1106). Рыцари и рыцарство, по 
всей видимости, не существовали до XII века. Первая письменная запись, в 
которой упоминается рыцарство в Германии, относится к посвящению в рыцари 
венгерского короля германским королем Конрадом III в 1146 году, возможно, в 
подражание французской практике, которую германцы могли видеть во Втором 
крестовом походе.
В Германии осталось очень много свободных людей, которые не подчинялись 
какому-либо сеньору. До XI века частым явлением были вассалы без лена, и 
Heerban — войско, основанное на обязанности всех свободных людей защищать 
королевство, — сохранилось в Германии дольше, чем где бы то ни было. В битве 
при Бувине (1214), где французы во главе с королем Филиппом II Августом 
одержали победу над войском германского императора Отгона IV, много свободных 
саксов сражалось в пешем строю. Эти свободные люди (Fregebur), которые чаще 
всего встречались в Саксонии и Баварии и намного в меньшем числе в Швабии и 
Франконии, имели такой же вергельд, как и рыцари (Ritter), давали клятву, как в 
Англии, и формировали Heerban.
Главной особенностью, отличавшей немецкий феодализм от феодализма в других 
странах, была ministerialis, «несвободные рыцари». Хотя в Англии и Франции 
вассалы могли быть проданы, отданы или дарованы волей своего господина, они по 
закону считались свободными, тогда как ministerialis свободными не были. Они, 
похоже, произошли из высшего слоя крепостных, осуществлявших услуги, а не 
работавших на земле и во времена Каролингов поднявшихся до должностей 
управляющих. Поначалу их служба была совершенно невоенной, и в 789 году Карл 
Великий постановил, что «несвободные рыцари», которые оказывали важные военные 
услуги, должны получить свободу. По прошествии времени они становились 
должностными лицами — как у дворян, так и при королевском дворе, поскольку их 
должность при вассале свидетельствовала об их умении вести хозяйство, а также о 
преданности вассала, который не потерял свой земельный надел из-за обвинения в 
неверности. Слуга привык повиноваться, у свободного вассала подобной привычки 
не было. К XII веку, когда класс, в который входили «несвободные рыцари», 
полностью сформировался, его представители стали регулярно выполнять военные 
обязанности, а их статус стал наследственным — если не по закону, то фактически.
 Итальянские военные кампании показали, что «несвободные рыцари» очень нужны 
армии, поскольку немецкие феодалы неохотно служили столь далеко от дома. В 
воинских контингентах из Южной Германии, которые посылали в эти кампании, число 
вассалов сократилось с 71 процента в 1096–1146 годах до 3 процентов в 1191–1240 
годах. Место отсутствующих заполнили «несвободные рыцари». Они составили 
большую часть армии Конрада III во время Второго крестового похода. Их срок 
службы неизвестен, но, по всей видимости, он был больше, чем у рыцаря, который 
служил шесть месяцев без оплаты и мог быть призван на следующий срок после 
перерыва в шесть недель.
При Генрихе IV (р. 1050, император в 1056–1106) почти все должностные лица были 
«несвободными рыцарями». Их от всей души ненавидели за их грубые манеры, 
гордость и мелочную тиранию. В XII веке они начали получать рыцарское звание и 
присваивать себе титулы дворян в соответствии с количеством пожалованной им 
земли, так что к концу столетия эти два сословия, свободное и несвободное 
дворянство, стали практически неразличимы. В Италии «несвободные рыцари» иногда 
занимали высокие административные посты, как Марквард из Анвейлера, который был 
регентом Сицилии и после освобождения от зависимости в 1197 году стал герцогом 
Равеннским и маркизом Анконы.

В Германии разделение общества на социальные слои заняло больше времени, чем, к 
примеру, во Франции, — в частности, из-за того, что «несвободные рыцари» 
занимали самые разные по рангу посты, а частично из-за большого числа свободных 
крестьян, что препятствовало росту числа крепостных, которых было много во 
Франции. Лишь небольшое число феодалов низшего ранга не имело каких-либо 
вассалов, и место вассалов у них занимали «несвободные рыцари». Те феодалы, у 
кого вассалы были, редко даровали им наделы. Низшие феодалы жили с доходов со 
своих поместий в неукрепленных особняках, что было возможно только в 
сравнительно безопасных условиях сельской местности. Замки обычно принадлежали 
королевским наместникам и часто имели гарнизон, содержавшийся за счет короля. 
Во время правления Генриха IV мятежными феодалами и стремящимися к 
независимости «несвободными рыцарями» было воздвигнуто множество замков, на 
строительство которых они не имели разрешения. Продолжительное 
несовершеннолетие этого короля и его последующая ссора с папой римским по 
поводу пожалования епископских званий ослабили королевскую власть, 
способствовали усилению центробежных сил, всегда сопровождающих феодализм, и 
лишили короля поддержки церкви, которой добивался Конрад II (1024–1099), чтобы 
противопоставить церковь баронам. Этот король сделал все, что мог, чтобы 
подорвать растущую мощь крупнейших баронов, установив твердую, основанную на 
происхождении собственность на лены, принадлежавшие вассалам вассалов в 
Германии, и легализовав систему ленов в Италии. Благодаря этому он получил 
поддержку и симпатии субвассалов 
[124]
и ослабил хватку сеньоров, но это, в свою очередь, способствовало распаду 
Германии.


В конце XI века Бенцо из Альбы предложил, чтобы Генрих IV заменил феодальную 
военную службу налогом, сравнимым со «щитовыми деньгами», и стал использовать 
наемную армию. Такое же предложение было сделано после битвы при Бувине в 1214 
году, но наемники, похоже, никогда не играли значительной роли в германских 
армиях до конца Средних веков. Вместо этого монархи, такие как Генрих V (р. 
1081; император в 1106–1125) и Фридрих I Гогенштауфен Барбаросса (р. ок. 1125, 
император в 1152–1190), полагались на свои личные владения и семейные связи, 
чтобы обеспечить себя вассалами и союзниками. Падение Генриха Льва, герцога 
Саксонии и Баварии
[125]
, в 1180 году ослабило традиционную власть древних герцогств и привело к 
появлению многих небольших феодальных государств. Падение дома Гогенштауфенов в 
XIII веке не позволило появиться в Германии сильному государству, какими стали 
Франция и Англия. Центробежные силы феодализма взяли верх. Вассалы получили 
независимость от своих господ, и положение в Германии стало напоминать 
положение во Франции при поздних Каролингах.

Феодализм в Англии

Завоевание нормандцами Англии принесло на эти острова феодализм, но с 
несколькими своеобразными чертами. По всей видимости, нормандцы, попав в Англию,
 стремились улучшить систему, существовавшую в Нормандии. Кроме того, возникший 
английский феодализм адаптировал существовавшие у саксов методы управления. 
Приблизительно из 5 тысяч рыцарей, которые сформировали экспедиционные силы 
Вильгельма Завоевателя, только примерно половина были нормандцами, тогда как 
остальные являлись французами, бретонцами, аквитанцами и фламандцами, которые 
служили в качестве наемников или были искателями удачи. Собственные вассалы 
герцога Вильгельма отказались следовать за ним, поскольку феодальная служба не 
делала обязательной службу за пределами Французского королевства и только 
обещание получить во владение завоеванные земли могло побудить вассалов 
двинуться в дорогу. Поскольку Вильгельм не имел никаких прежних обязательств по 
отношению к своим воинам, а все прежние крупные англосаксонские феодалы после 
завоевания были лишены земли, Вильгельм мог начать с чистого листа и ввести 
более или менее единообразную систему для всей страны, а также отказаться от 
тех существовавших на континенте обычаев, которые он считал опасными. Поскольку 
преданность людей Вильгельма гарантировалась пониманием этими воинами того, что 
их надежды стать земельными собственниками зависят от мощи войска короля, 
Вильгельм мог установить для них правила, которые считал необходимыми. Частные 
войны между баронами, ограниченные в Нормандии, в Англии были запрещены, все 
спорные вопросы следовало теперь выносить на суд короля. Во Франции же частные 
войны были подавлены только в правление Людовика Святого (р. 1215; король в 
1226–1270). Вильгельм разделил всю землю среди чуть меньше 200 сеньоров, многие 
из которых были его главными вассалами в Нормандии, в обмен на предоставление 
определенного количества рыцарей, причем это число часто представляло собой 
число пять, умноженное в несколько раз. Церковь получила землю в обмен на 
военную службу примерно 780 рыцарей, располагавшихся при аббатствах, соборах, 
монастырях, точно так же, как если бы они проживали у землевладельцев. Квота 
рыцарей была большей, чем в Нормандии, и целиком определялась королем, в 
отличие от традиций Нормандского герцогства, где только часть рыцарей, 
получивших наделы в поместье, должна была служить герцогу и даже еще меньшее 
число — верховному владыке, королю Франции. Дознание в Байё 1133 года показало, 
что из рыцарей, обязанных состоять на военной службе у епископа Байё, только 
шестая часть должна была обязана служить герцогу, и только одна двенадцатая — 
королю Франции. Принятый в Нормандии обычай произвольно менять время службы 
рыцарей, имеющих неполные доспехи, в Англии был совершенно неизвестен. Король 
лично владел крупнейшими участками земли в стране, и он ставил самых доверенных 
заместителей на ключевые посты. Его сводный брат епископ Одо из Байё, к примеру,
 был назначен в Дувр, главный порт на Канале
[126]
, а Вильгельм фитц-Осборн получил пост в Херефорде для охраны границы с Уэльсом.


Сеньоры короля получили множество поместий, разбросанных по всей стране. Для 
этого, похоже, было три причины: во-первых, из-за того, что страна была только 
что завоеванным, разделенным на части государством, во-вторых, потому, что в 
первую очередь конфискации подверглись только те земли, которые принадлежали 
саксам, сражавшимся под Гастингсом или слишком медлившим с выражением 
преданности (только после крупного восстания в 1069 году произошла полная 
конфискация земель саксов), в-третьих, из-за того, что в некоторых случаях один 
нормандец мог получить землю сакса, у которого не все земельные владения 
располагались в одном шире. Жоффрей Алселин получил все земли тэна Токи, сына 
Оути, разбросанные по всей области «датского права». Эти земли Жоффрей получил 
за выполнение таких же обязанностей, которые Токи выполнял у короля Эдуарда, а 
также за военную службу. Очень редко бывшим владельцам земли из числа саксов 
позволяли выкупать обратно свои земли, другие же могли стать вассалами 
нормандского землевладельца. Иногда земельные владения сеньора, которому 
принадлежал весьма значительный замок, группировались вокруг этого замка для 
того, чтобы создать castellaria для содержания замка, хотя другие земельные 
наделы, принадлежащие тому же сеньору, могли быть разбросаны по всей Англии. 
Примером этого является земляной надел Генри де Феррарса для содержания замка 
Тутбери на границе Дербишира и Стаффордшира, со 114 участками земли в Дербишире 
и восемью в Стаффордшире, а также меньшего числа участков, раскиданных в 12 
других ширах. Лены крупнейших континентальных баронов также были разбросаны, 
хотя в данном случае из-за того, что они приобретались в случайном порядке на 
протяжении длительного времени, а не по плану, установленному их монархом. 
Поместье нормандца обычно называлось леном, fee, то есть землей, которым его 
наделяли; если большой участок имел нормандец, эту землю называли честью, 
honour. Хотя новых поселенцев обычно называли нормандцами, многие из них, 
принадлежавшие ко всем рангам, были французами, фламандцами или бретонцами.

По всей видимости, не существовало никакой определенной системы, по которой 
сеньор осуществлял servicium debitum
[127]
. Некоторые нанимали рыцарей, когда король этого от них требовал, из числа 
безземельных младших сыновей землевладельцев, ищущих свою удачу и надеющихся 
получить за службу собственный рыцарский лен. У других феодалов рыцари были 
постоянно, чтобы сопровождать при переездах из поместья в поместье (как в 
Англии, так и в Нормандии) и охранять замки. Когда население завоеванных земель 
было умиротворено 
[128]
и угроза восстаний в Англии уменьшилась, необходимость в содержании большого 
числа рыцарей отпала. В этих условиях подавляющее число сеньоров даровали части 
своих владений баронам меньшего ранга или отдельным рыцарям в обмен на их 
военную службу. Даже в столь позднее время, как 1166 год, Cartae Baronum 
[129]
упоминает некоторые феоды с недостаточным числом наделенных землей рыцарей, 
показывая, что рыцари поместья или простые наемники могли быть приняты на 
службу, чтобы получить требуемое число положенного для данного крупного 
землевладения. Для церковных высших должностных лиц было, должно быть, 
обременительным, когда грубые рыцари постоянно ссорились в принадлежащих церкви 
залах, но одновременно с этим они не хотели терять контроль над землей, наделяя 
рыцарей феодами. Поначалу эти дарования земли были, по всей видимости, 
ненаследственными; три самые ранние хартии, подтверждающие наделение феодами 
такого вида — все в правление Вильгельма I, — оговаривают, что дарование земли 
распространяется только на срок жизни, хотя в более позднее время лен 
передавался сыну умершего владельца, и это особое владение стало наследственным.
 К правлению Генриха I рыцарский лен обычно переходил к наследнику без 
возражений.


Вассал сеньора, владевший несколькими рыцарскими ленами, конечным владельцем 
которых был сеньор, находился в том же положении к своему господину, как 
господин относился к королю. Вассал сеньора осуществлял управление в своем 
поместье, служил в подчиненных барону учреждениях в качестве управляющего, 
оберцеремониймейстера, дворецкого или коннетабля, то есть выполнял те же 
обязанности, которые сам барон выполнял при дворе короля. Также вассал вассала 
был советником в суде чести и осуществлял свою собственную servicium debitum, 
чтобы присоединиться к своему сеньору с отрядом рыцарей, когда это потребуется. 
По всей видимости, именно из этого класса, как и из слоя сеньоров, появились 
должностные лица, которые в XIV веке получили название баннерет
[130]
.

Во многих документах говорится о том, что военная служба рыцарей Франции, 
Нормандии и Северной Италии составляла сорок дней в году, как во время мира, 
так и во время войны. Однако в Англии только один документ упоминает 
продолжительность службы для рыцарей. Это дарование, сделанное примерно в 1140 
году (не кем иным, как королевским церемониймейстером Джоном фитц-Гилбертом), 
лена в обмен на службу рыцаря на протяжении двух месяцев во время войны и 
сорока дней во время мира. Форма изложения заставляет думать, что такие условия 
были обычными. Поскольку обычно срок службы не оговаривался, он мог быть столь 
хорошо известен, что не нуждался в упоминании, и вышеупомянутое дарование лена 
могло, таким образом, относиться к исключительному случаю. Однако время службы 
до завоевания нормандцами составляло также два месяца, и если этот срок 
сохранился после завоевания, то он вполне мог устраивать рыцарей. Известно, что 
гарнизон в замке Ричмонд в Норт-Йоркшире также служил по два месяца. Позднее, в 
XII столетии, это время было, по всей видимости, сокращено до сорока дней, 
такой срок, судя по всему, стал повсеместно принятым, поскольку сержанты и 
пехота служили именно такое время. Во Франции — но, по всей видимости, не в 
Англии — тот, кто получал надел как часть лена рыцаря, иногда служили за это 
сорок дней; тот, кто владел половиной лена, обычно служил двадцать дней.
В 1086 году, в конце своего правления, Вильгельм I приказал землевладельцам 
всех рангов явиться в Солсбери и принести клятву личной преданности королю. Он 
понял, что обычная клятва вассала своему сеньору исключает службу королю и 
приводит к тому, что вассалы сеньоров следуют за своим сеньором, когда он 
решается на мятеж. Но не похоже на то, что рыцари того времени, все еще 
незначительные фигуры в социальном плане, считались достаточно важными фигурами,
 чтобы у них брали клятву; по всей видимости, для клятвы были вызваны только 
крупнейшие вассалы сеньоров.
Эта личная клятва королю повторялась в дальнейшем много раз. Самой важной была 
клятва 1166 года, когда Генрих II приказал сделать обзор состояния рыцарства в 
своем королевстве, чтобы все рыцари, которые еще не принесли ему присягу, могли 
сделать это к определенной дате. Он спросил своих крупнейших землевладельцев, 
сколько рыцарей имели наделы в их землях за время после смерти Генриха I, 
сколько имели на момент переписи и сколько рыцарей нуждаются в наделах для 
выполнения своей servicium debitum. Результаты обзора были записаны в Cartae 
Baronum. Результатом обзора стало увеличение квоты в 1168 году. Фактически 
землю получило много большее число рыцарей, чем это требовалось. Еще в 1135 
году епископ Дарема предоставил землю 64 рыцарям, хотя servicium debitum 
требовала от него только десять; однако это могло диктоваться необходимостью 
защищать границу от набегов скоттов (шотландцев).

Наряду с владениями рыцарей существовали также владения сержантов (in 
sergentaria) — владения за какую-нибудь особую службу, меньшую, чем служба 
рыцаря, и очень часто оказываемую сеньору лично. Это могла быть чисто 
гражданская служба, такая как содержание охотничьего сокола или гончих для 
короля, обеспечение настольными скатертями специфического зрелища с животными 
или приготовление королю блюда из жареной свинины, когда он охотился в Уичвуде. 
С другой стороны, это могла быть военная служба, такая как несение королевского 
флага во время кампании в Уэльсе или командование силами округа
[131]
, в котором сержант проживал. Некоторые арендаторы среди сержантов осуществляли 
рыцарскую службу в армии, но это были исключительные случаи. Характерным для 
этой службы было то, что разные сержанты выполняли разные обязанности, и при 
даровании им земли эти обязанности оговаривались полностью. Где служба была 
военной, она обычно составляла сорок дней и проходила за счет сержанта, хотя в 
записях упоминается и более короткое время. Один сержант должен был 
предоставлять пехотинца для службы в Уэльсе, снабдив его куском копченой свиной 
грудинки; когда грудинка съедалась, пехотинец получал право вернуться домой. 
Некоторые сержанты были обязаны снабжать всадников, другие — пехотинцев, 
зафиксированы также случаи снабжения лучников и арбалетчиков. В 1213 году 
собранная английским королем Иоанном Безземельным в Дувре армия включала в себя 
сержантов; подразумевалось, что они должны служить верхом, но сержанты 
французских владений, записанные в Prisia Servientum под 1202–1203 годами, были 
пехотинцами. Сержанты сравнительно раннего времени были способны служить по 
доверенности, а к XIII веку они очень часто выполняли свою службу за денежное 
вознаграждение.

Средневековые летописцы часто называют представителей нижних рангов армии 
сержантами (servientes), но к этому слою относятся не только те, кто получал 
землю как представители слоя сержантов. Последние, без сомнения, присутствовали 
в армии; военные сержанты выполняли свои обязательства, налагаемые при 
получении земли, остальные же служили из-за обязанности свободных людей нести 
военную службу. Иоанн Ибелинский пишет, что города и церкви в Иерусалимском 
королевстве имели на службе 5025 сержантов в критические для королевства 
периоды. В некоторых случаях из сержантов могли формировать подразделения 
легковооруженных всадников и конных лучников. Уильям из Тира, писавший примерно 
в 1170–1180 годах, повествует о легкой коннице.
Относительно конных сержантов обычно считается, что они были несколько легче 
вооружены, чем рыцари. Иногда они принимали участие в военных кампаниях, 
осуществляя разведку — традиционное занятие легкой кавалерии. В документах 
более позднего времени часто военные обязанности одного рыцаря сравниваются с 
военными обязанностями двух сержантов. Жалованье сержанта колебалось в среднем 
около половины жалованья рыцаря, а жалованье рыцаря иногда уравнивалось с 
жалованьем двух сержантов. К примеру, из списка для переклички для военной 
кампании в Уэльсе в 1245 году видно, что на военную службу можно было принимать 
вместо одного рыцаря двух сержантов. Однако в летописях говорится, что сержанты 
принимали участие вместе с рыцарями в действиях конницы, а это значит, что, 
возможно, они были экипированы практически одинаково.

Servientes armorum (тяжеловооруженные сержанты) возникли, по-видимому, при 
Филиппе II Августе, как телохранители против ассасинов 
[132]
во время Третьего крестового похода. Позднее такой институт телохранителей был 
скопирован большинством европейских королей. Представителей этого сословия 
легко можно отличить на средневековых рисунках по булавам, которые они несли. 
Хотя поначалу они были телохранителями, их постоянное присутствие при короле 
означало, что они неизбежно становились посланниками для доставки приказов, а 
также лицами, выполнявшими приказы. Во времена, когда читать умели немногие, 
королевский герб на булавах этих людей стал средством их идентификации, и, 
таким образом, это оружие стало знаком королевской власти. К XIV веку булавы 
французских королевских сержантов стали изготовляться из серебра, и на них 
эмалью стал наноситься королевский герб.


Привнося в завоеванную Англию инновации от нормандов, Вильгельм 1 использовал 
также и саксонские институты правления, более высокоразвитые, чем на континенте.
 
[133]
Здесь были и официальные послания короля с указаниями и сеть судов в ширах и 
округах, саксонская чеканка монеты, система ежегодного сбора налогов, данегельд.
 Нормандские бароны получили посты шерифов, и до восстания 1069 года многие 
англосаксы занимали посты высокого уровня, как, к примеру, граф Моркар 
Нортумбрийский. Самым важным институтом, который использовал Вильгельм, была 
дофеодальная военная организация, при которой во время войны на службу 
призывались все свободные мужчины, а те, кто оставался дома, помогали в 
экипировке и платили жалованье тем, кто служил от их имени. Военные силы при 
этом созывались по распоряжению шерифа. Эти силы, позднее известные как набор 
рекрутов шира, вместе с набором рекрутов из городов, составляли феодальную 
армию и могли быть использованы против чересчур усилившихся сеньоров даже в том 
случае, если они собирали против короля собственных вассалов.


Хотя Вильгельм запретил своим баронам воевать друг с другом, они были столь 
склонны к насилию, что подобный запрет помешать им не мог. Как правление 
Вильгельма, так и правление его сыновей постоянно омрачались междоусобными 
войнами баронов и мятежами. Саксонские тэны и свободные люди воевали вместе с 
лояльными королю феодалами во время мятежей баронов, таких как мятежи Ёсташа 
(Евстахия) де Булонь 
[134]
в 1067 году, графа Хиефорда и баронов Восточной Англии в 1075 году. В 1068 году 
англичане воевали против сил сыновей Гарольда, и командующим силами Сомерсета в 
этом случае был Иднот, который являлся одним из придворных короля Эдуарда. В 
следующем году воины из Лондона, Солсбери и Уинчестера были задействованы в 
подавлении мятежей в Солсбери и Дорсете. Англо-нормандский хронист XII века 
Ордерикус Виталис много раз описывает, как англичане воюют на стороне короля 
против мятежников. Сохранение военных институтов, существовавших до 
Нормандского завоевания, можно видеть, к примеру, в «Земельной переписи», 
которая в некоторых местах упоминает о военной службе, которую несли обычные 
мелкие землевладельцы во время смерти короля Эдуарда и продолжали нести во 
время переписи. В переписи есть множество ссылок на обязанность служить на 
земле или море, что заставляет предположить, что Вильгельм сохранил 
существовавшую у саксов обязанность служить в морских силах. Право собирать 
fyrdwite, штраф за неявку на службу в войско, упоминается и в документах, 
относящихся ко времени после Нормандского завоевания. Большое число мелких 
землевладений, принадлежавших сержантам, было даровано за обязанность 
командовать местными силами или нести знамя своего округа. Большое число 
англичан, призванных на службу в 1094 году, стало пехотинцами. Почти наверняка 
это было результатом отбора в фирд, поскольку у каждого было 10 шиллингов, — 
известно, что король собрал у них эти деньги. Эти 10 шиллингов, как 
предполагается, составляли их прожиточный минимум, упомянутый в переписи в 
абзаце про Беркшир. Англичане, которых следует отличать от англо-нормандского 
войска, определенно служили во Франции во время кампании 1078 года против Фулка 
Анжуйского, когда Ордерикус говорит о Normannos et Anglos 
[135]
и упоминает имя одного из них, Токи, сына Вигота из Уоллингфорда, 
участвовавшего в осаде Жерберуа. Присутствие людей из фирда объяснено в Leis 
Willelmi начала XII века, где постановляется, что свободные люди обязаны 
служить за морем. Исчезновение системы отбора для службы не отмечено в записях, 
но основа территориального войска — обязательство всех свободных людей служить 
королю во время войны — осталось в Assize of Arms от 1186 года. На развитие 
англо-нормандской феодальной армии более позднего времени англосаксонская 
военная система повлияла достаточно сильно.


Хотя несколько похожая организация, arriere-ban, которую могли использовать в 
случае войны, существовала на Европейском континенте, на Вильгельма не могло не 
оказать впечатление качество созданного на основе отбора фирда саксов под 
Гастингсом. 
[136]
Во Франции arriere-ban, похоже, использовалась от случая к случаю, и потому 
плохо обученная и, по всей видимости, плохо вооруженная пехота, вероятно, не 
могла эффективно бороться с конницей. (Автор дает неверную информацию. В битве 
при Бувине (1214), например, масштабы которой на порядок превосходят бой при 
Гастингсе, французская пехота во многом решила исход сражения, опрокинув 
фланговым ударом сомкнутой колонной сначала фламандских рыцарей на правом 
фланге, а затем немецких рыцарей в центре 
[137]
Королю Франции приходилось полагаться на воинов из своих наследственных земель 
и из земель тех вассалов, которые сохраняли ему преданность во время мятежей.


Свидетельством того, что англичане продолжали сражаться в рядах пехоты и что их 
метод повлиял на нормандцев, является то, что при Тиншебре (Тиншебра) (1106) 
нормандцы для боя сошли с лошадей, а при Стандарде (1138) жители Северной 
Англии и нормандские рыцари стояли плечом к плечу в пешем строю, почти как 
армия Гарольда при Гастингсе. 
[138]




Глава 6
Организация

Принесение феодальной присяги

К середине XI столетия некоторые вассалы имели земли, дарованные им несколькими 
сеньорами, и, поскольку было невозможно давать клятву верности нескольким 
сеньорам, появилась новая концепция клятвы вассала. Клятва вассала давалась 
главному господину, в некоторых районах — первому сеньору, который даровал 
землю, в других — тому, кто даровал самый большой надел земли. Клятва 
преданности остальным сеньорам предусматривала, что выше всего стоит клятва, 
данная главному из них. Поскольку личная служба всем сеньорам была невозможна, 
неизбежной становилась служба за деньги. К правлению Генриха I (р. 1068; правил 
в 1100–1135) каждый договор на вассальные отношения в Англии оговаривал 
преданность королю, так что в конечном счете клятва вассала стала клятвой 
королю, к чему во Франции пришли лишь в XIII столетии. 
[139]
В Германии Фридрих Барбаросса (правил в 1152–1190) безуспешно пытался ввести 
клятву вассала, однако феодалы сохраняли независимость, и это стало одной из 
причин раздробленности Германии.


Хотя земельный надел обычно делился между наследниками, особо важные наделы как 
правило полностью переходили во владение главного наследника по мужской линии 
или, в некоторых областях, к члену семьи, назначенному сеньором. В Нормандии и 
остальной Франции существовала система, называемая parage
[140]
; лен делился между наследниками, но землевладельцем становился старший в роду, 
который действовал в интересах прочих наследников, помогая им обеспечить 
servicium debitum, но он сам не приносил клятвы верности. В Германии землю 
получали все наследники и на всех налагались определенные обязанности. Обе 
системы испытания временем не выдержали из-за большой раздробленности земельных 
наделов через несколько поколений. Известны случаи, когда наследник получал 
одну девяностую часть поместья, а также когда вассал подчинялся девяти сеньорам.
 В Англии юстициарий (верховный судья и наместник королей нормандской династии) 
Ранульф Гланвилль постановил, что земли, участвующие в поддержке армии, должны 
целиком переходить старшему сыну. Статут quia Emptores 1290 года 
[141]
был призван остановить дробление феодальных наделов; земля, отчуждаемая 
свободным человеком, должна была приобретаться новым владельцем земли 
непосредственно у господина последнего владельца земли.

Служба
На континенте было несколько различных форм службы рыцарей. К примеру, в то 
время, как граф Геннегау (Эно), как вассал епископа Льежа, должен был служить 
со всеми своими людьми, верховыми и пешими, во Франции, и в частности в 
Нормандии, доля людей, обязанных выполнять servicium debitium, была довольно 
мала в сравнении с размером земельной собственности. Во Франции (в том числе в 
герцогстве Нормандия) были землевладельцы, получившие часть своей земли от 
короля за обязательство сорокадневной службы в армии (in exercitu или service 
d'host); и несколько большие доли за службу на такой же срок они получали от 
своего непосредственного господина. При этом число земельных наделов, как от 
монарха, так и от непосредственного господина, было много меньше, чем число 
наделов, которыми владели рыцари. «Дознание в Байё» 1133 года свидетельствует, 
что эти оставшиеся земли даровались за счет всего рыцарства и, таким образом, 
появлялись не за счет земель землевладельцев или верховного владыки. 
(Аналогичная система была в Англии, в которой произошло как бы возвращение к 
системе отбора в фирд, когда часть военнообязанных помогала экипироваться 
остальным. К примеру, сохранилась запись, что четыре рыцаря, служившие 
аббатству Ридинг, получали поддержку всех других землевладельцев аббатства.) 
Все рыцари, получившие землю от епископа Байё, служили только при мобилизации 
на войну (pro bello nominato или nomine belli), то есть когда arriere-ban 
(ополчение), полный состав рекрутов из числа свободных людей, призывался на 
службу в случае общенациональной опасности. Призванные при этом служили как 
свободные люди, а не как землевладельцы.

По крайней мере, в теории главный землевладелец мог призвать всех наделенных им 
землей рыцарей для довольно ограниченной службы (service de chevauch?e), если 
только он не должен был осуществлять призыв по приказу короля; и, согласно 
«Дознанию в Байё», призыву на службу подлежали все землевладельцы епископа, 
которые, как утверждается, подлежали службе, когда епископ этого требовал, и 
служили они за счет епископа. Поскольку междоусобные войны в Англии были 
запрещены, подобный тип службы, видимо, ограничивался эскортированием и охраной 
самого барона или его семьи. Нет сомнения, что в случае мятежа главный 
землевладелец противозаконно использовал рыцарей для своих целей. Английские 
крупные землевладельцы, по всей видимости, имели также право призывать на 
службу своих вассалов in exercitu
[142]
, поскольку им могла понадобиться помощь для отражения набегов.

«Дознание в Байё» также упоминает службу землевладельцев, имеющих 50–60 акров и 
больше, которые служили во время общенациональной опасности, верхом и 
вооруженные копьем, щитом и мечом. Их земельные наделы были меньше, чем у 
рыцарей, и, таким образом, они не считались способными купить кольчугу, так что 
при упоминаниях о них не говорится ни о каких доспехах. Когда в средневековом 
указе оговаривалось оружие и доспехи, то давалось описание минимального 
снаряжения. Возможно, многие из этих землевладельцев стремились приобрести хотя 
бы кольчугу. Именно эти люди, возможно, упоминаются летописцами как верховые 
сержанты (servientes), это слово имело широкое значение и использовалось для 
обозначения конных воинов, стоявших по рангу ниже рыцарей; часто оно 
применялось также по отношению к обычным пехотинцам.

Хотя в документах XIV века увеличивается число упоминаний о единообразно 
экипированных войсковых формированиях, возможно, что намного раньше некоторые 
контингенты баронов были одеты в костюмы, обозначающие принадлежность к их 
господину. К 1218 году относится упоминание о главаре банды разбойников, 
покупающем на 100 марок серебром 
[143]
одежду, в какую одевались бароны или графы.

Охрана замка

Помимо службы в полевых условиях рыцари также были обязаны осуществлять 
гарнизонную службу в конкретном замке короля или барона. Поначалу эти 
обязанности были довольно независимы друг от друга. Замок особо нуждался в 
охране именно в те времена, когда собиралась наземная армия. Естественно, 
рыцарь не мог выполнять обе обязанности одновременно. Можно определенно сказать,
 что в Германии, в некоторых областях Франции, в частности в Нормандии, 
обязанность охраны замков ложилась на социальную группу, которая по статусу 
была ниже, чем рыцарство. В Англии тоже, как свидетельствуют записи, охрана 
замков осуществлялась городскими жителями, как в Порт-Честере 
[144]
; часто эту обязанность выполняли землевладельцы из числа сержантов. Конечно, в 
большинстве случаев не было нужды иметь гарнизоны во всех замках. Во время 
кампании в Уэльсе только пограничные крепости нуждались в пополнении людьми, 
так что рыцари, обязанные охранять замки, далекие от мест сражений, могли 
служить в полевой армии. В опасные времена для усиления гарнизонов могло быть 
послано дополнительное число рыцарей и сержантов. Необходимость уменьшить 
охрану замков ради создания достаточно большой, чтобы противодействовать 
вторжению, армии особенно была характерна для Иерусалимского королевства. Когда 
Балиан из Ибелина прибыл в замок Ла-Фев во время набега сарацин на этот район, 
он смог в нем найти только двух воинов (оба были больными). После катастрофы у 
Хиттина (1187) 
[145]
Балиан, вызванный организовать защиту Иерусалима, нашел в городе только двух 
рыцарей.

Свидетельства очень неполны, но относительно Англии установлено несколько 
случаев, когда оговаривались обязанность служить в войске и охрана замка. 
Рыцари аббатства Бери-Сент-Эдмундс размещались в замке Норуич (Норидж), а 
позднее в замке Бери, одновременно с этим они не были освобождены от 
обязанности служить в армии. Повсеместно охрана замка исключала любую другую 
военную службу, если только за нее не платили отдельно, как, к примеру, 60 
рыцарям графа О, когда тот формировал гарнизон гастингского замка. Но в этом 
случае служба не осуществлялась за пределами страны, если только граф за нее не 
платил отдельно. Иногда большой земельный надел мог облагаться большой квотой 
рыцарей для охраны какого-либо определенного замка и меньшей квотой для службы 
в войске; иногда соотношение было обратным. К примеру, граф Солсбери должен был 
предоставить 40 рыцарей для службы в армии, но только 20 для гарнизонной службы 
в замке Солсбери. Некоторые различия в числе служивших при замке могли 
объясняться тем, что обычно служба в собственном замке барона нигде не 
записывалась, тогда как служба в замке короля фиксировалась. Возможно, двойные 
обязанности вызывали недовольство, и в Великой хартии вольностей было оговорено,
 что «рыцарь, взятый или посланный на военную службу, должен быть освобожден от 
охраны замка на время равное времени военной службы».
Продолжительность службы различалась от замка к замку. В нескольких случаях 
раннего времени на континенте эта служба, похоже, была постоянной, но в Англии 
служба осуществлялась попеременно, сроком от трех месяцев (как у рыцарей 
Бери-Сент-Эдмундса и графа О) до пятнадцати дней, как у рыцарей, обязанных 
служить в Дувре. В некоторых случаях эта служба осуществлялась чаще одного раза 
в год. В прочих местах рыцарь был обязан служить сорок дней; иногда в записях 
говорится, что этот срок устанавливался только во время войны. Постоянная смена 
гарантировала, что некоторая часть рыцарей будет на службе постоянно; к примеру,
 40 рыцарей из Бери служили в замке Норуич (Норидж) по 10 человек в одно время 
на протяжении четверти года. Обязанность служить в этом замке имели в общей 
сложности 200 рыцарей.
Свидетельство о наемной охране замка упоминается при правлении Генриха I и 
получает повсеместное распространение к концу XII века, хотя Великая хартия 
вольностей постановляет, что желающий служить рыцарь не должен принуждаться к 
тому, чтобы его заменили наемником. Есть свидетельства, что плата за службу 
позволяла нанять вместо себя наемника, при этом упоминания о замещающих 
наемниках в замках встречаются чаще, чем о замещающих наемниках в армии. Плата 
за ежегодную пятнадцатидневную службу в Дувре составляла 10 шиллингов, а за два 
пятнадцатидневных периода — 20 шиллингов. Этих денег хватало, чтобы заплатить 
замещающему наемнику по 8 пенсов в день, и именно такую сумму, как известно, 
получали рыцари, служившие в дуврском замке в 1165 году. К сожалению, 
сохранившиеся цифры для других замков противоречивы, и, возможно, они 
определялись из соглашений между сеньором и вассалами в разные периоды времени.

Сейчас трудно определить численность гарнизонов в военное время. В мирное время 
гарнизон Норуича (Нориджа), похоже, имел примерно 50 рыцарей, но в 1075 году в 
нем было 300 рыцарей и сержантов с некоторым дополнительным числом лучников. 
Оба года относятся ко времени мятежей, но в 1075 году этот замок был только что 
взят королевскими войсками. Когда в 1216 году сдался Фрамлингем
[146]
, его гарнизон включал в себя 26 рыцарей, 20 сержантов и 7 арбалетчиков. В 
Ричмонде в Норт-Йоркшире список жалованья для охраны замка позволяет сделать 
вывод, что гарнизон состоял из 186 рыцарей, разделенных на 6 групп, каждая из 
которых имела от 26 до 42 человек, служивших по два месяца. Меньшие группы 
служили зимой, когда нападения были редки, большие — летом, когда рейды 
налетчиков случались чаще. Гарнизон в гастингском замке в мирное время 
насчитывал 15 рыцарей. Замок Одигем в Хэмпшире в 1216 году удерживался против 
высадившихся французов 
[147]
3 рыцарями и 10 сержантами.

«Щитовые деньги»

По мере того как владения рыцарей становились наследственными, они стали 
попадать к женщинам или в руки тех, кто был слишком молод для службы; эти 
владения могли быть и поделены между наследниками. Кроме того, наступало время, 
когда рыцарь 
[148]
становился слишком старым, чтобы нести службу. Потому в конце концов стало 
обычным явлением, что вместо личной военной службы с земельного владения 
платился налог, названный scutage (то есть «щитовые деньги»), чтобы король мог 
взять на службу наемников. Примерно в 1125 году упоминается налог в третью 
часть доходов с рыцарского надела в Уорикшире, что составляло 20 шиллингов 
ежегодно. Эти выплаты следует отличать от штрафов, налагавшихся на тех, кто 
отказывался служить в arriere-ban или фирде
[149]
, что было обязательным для всех свободных людей, а не только рыцарей. К концу 
правления Эдуарда Исповедника (правил в 1042–1066) несколько городов, таких как 
Малмсбери, уже откупались от военной службы за денежную плату. Откуп от военной 
службы зафиксирован в Германии в XI веке, а во Франции — в XII. «Щитовые 
деньги» определенно выплачивались в Англии во времена правления Генриха I 
(правил в 1100–1135) и упоминаются в указе, направленном в монастырь Льюис 
(Восточный Суссекс) в 1100 году, в то время как из указа 1130 года видно, что 
«щитовые деньги» выплачивались уже во времена Вильгельма Рыжего (правил в 
1087–1100). К концу XII столетия в Англии и Нормандии это считалось уже 
совершенно естественным и требование выдачи денег объявлялось при начале 
приготовлений к войне. В правление Иоанна Безземельного (правил в 1199–1236) 
землевладельцы из числа сержантов в Англии также посылали вместо себя на службу 
наемников. К концу XIII столетия «щитовые деньги» стали всеобщим явлением и во 
Франции. Это не был ежегодный налог, как данегельд, деньги взимались королем, 
только когда ему требовались войска для военной кампании. Обязательная служба 
рыцарей в мирное время, похоже, исчезла ко второй половине XII века, и, по всей 
видимости, к услугам наемников не прибегали. «Щитовые деньги» король получал от 
крупнейших землевладельцев, которые собирали их у своих вассалов, не только 
относящихся к классу рыцарей, но со всех, кто имел хотя бы небольшой надел 
земли. К правлению Стефана Блуаского 
[150]
относится упоминание о человеке, которого обязали платить 24 пенса, тогда как с 
обычного надела земли требовали 20 шиллингов. Поскольку «щитовые деньги» 
взыскивались по разным расценкам, то и вклад отдельного человека был разным. 
Этот вид «щитовых денег» — с людей, которые не подлежали военной службе феодалу 
— стал быстро распространяться, и «щитовые деньги» превратились в обычный налог,
 потеряв свой характер денежных сборов во время войны. «Щитовые деньги» платили 
не только рыцари, которые должны были осуществлять servicium debitum, но также 
и прочие «дополнительные» рыцари, имеющие земельные наделы; но похоже на то, 
что некоторое время этому налогу многим удавалось успешно сопротивляться.


Государственный казначей Ричард фитц-Нигел, писавший в правление Генриха II 
(правил в 1154–1189), особо отмечал, что «щитовые деньги» собирались для 
выплаты жалованья солдатам, но из его слов неясно, поступали ли они только на 
жалованье. Хотя точно известно, что при французском короле Филиппе III Смелом 
(1245; король в 1270–1285) в 1274 году была произведена оценка имущества для 
обложения налогом на «щитовые деньги», даже столетием позже об Англии ничего 
определенного в этом отношении сказать нельзя, поскольку за столетие жалованье 
рыцаря возросло с 6 пенсов до 1 шиллинга в день, а «щитовые деньги» собирались 
в разных случаях в разных размерах, изменяясь от 2 марок (26/8
[151]
 пенса) до 1 марки в течение времени правления Генриха II. Кроме того, время 
службы в военное время английских рыцарей в XII столетии точно неизвестно. К 
концу столетия выплаты «щитовых денег» стали меньше, хотя цены постоянно 
повышались, и к этому времени уже не было возможности послать в армию вместо 
себя наемника.

Наемники
Наемные войска (stipendiarii или solidarii), солдаты, служащие за плату без 
каких-либо связей с феодалом, имеющие племенные отношения со своим командиром 
или не имеющие их вовсе, составляли важную часть большинства англо-нормандских 
армий. Сами нормандцы пришли в Англию как наемники. После завоевания много 
саксов отправились в Византию (Восточную Римскую империю), чтобы поступить на 
службу к императору. Армия, которую в 1066 году вел герцог Вильгельм, включала 
большое число наемников, многие из которых оставались на службе до 1070 года, 
когда была подавлена первая волна английских восстаний и герцог, как говорят 
источники, щедро с ними расплатился. В данном случае, как и во многих других, 
воины должны были обязательно получать плату, поскольку служба за пределами 
королевства (в данном случае Французского) не являлась обязательной. Временное 
ограничение, установленное на servicium debitium, делало неизбежным привлечение 
наемников для продолжительных военных кампаний, поскольку единственным 
ограничением на их службу была толщина кошелька нанимателя. Почти во всех 
случаях, когда рыцарь получал земельный надел, он начинал постепенно терять 
свое мастерство, занимаясь хозяйственными делами и управлением на своей 
территории, так что профессиональные солдаты, по всей видимости, действовали во 
время военных кампаний более успешно.
В Англии, где люди не желали служить за морем и где для успешной высадки на 
другом берегу Ла-Манша надо было собрать много кораблей на момент сбора армии, 
использование наемников для военных действий на континенте стало очень 
распространенным. Продолжающееся обложение данегельдом, ежегодным налогом, не 
имеющим аналогов в Западной Европе и составляющим 2 шиллинга со стандартного 
земельного надела (hide), давало английскому королю возможность брать на службу 
наемников в очень больших количествах. Во время мятежей такие короли, как 
Генрих I и Иоанн Безземельный, полагались в основном на наемников, поскольку 
они были не уверены в лояльности даже тех вассалов, которые прежде воевали на 
их стороне. То, что Иоанн предпочел наемников, стало причиной ропота баронов, а 
Великая хартия вольностей поставила условие, чтобы все наемники покинули 
государство. Данегельд был отменен во время правления Стефана и только на 
короткое время был восстановлен Генрихом II.

Наемники могли быть поделены на три типа. К первому относились рыцари и бароны, 
находящиеся в непосредственных земельных владениях короля; причем бароны имели 
в этих землях собственные наделы. Епископ Вустера, к примеру, предпочел иметь 
большое количество, так сказать, «домашних» рыцарей — возможно, из-за того, что 
он боялся, раздав наделы, потерять над ними контроль. Рыцари в собственных 
землевладениях английского короля стали особенно многочисленными в XIV веке, не 
только составив небольшой кавалерийский отряд, увеличенный за счет сержантов 
королевских владений, но также став командным составом при организации военных 
кампаний и командным резервом, из которого отбирались полевые командиры. Кроме 
того, у короля были профессиональные солдаты — как местные, так и из-за рубежа,
 — которых нанимали на время военных кампаний. В Северной Европе пехота 
«низменных земель»
[152]
, особенно из Брабанта, ценилась особенно высоко. Утверждается, что люди из 
этой провинции показали себя особенно доблестно при Бувине в 1214 году
[153]
. В XII столетии важным резервом для набора рекрутов для англо-нормандской 
армии стал Уэльс. Наемники брались на службу также и баронами — либо для борьбы 
с королем, либо для независимых военных экспедиций за море, как, к примеру, 
экспедиции Стронгбоу 
[154]
в Ирландии, в которой было использовано много ирландских лучников-пехотинцев. В 
некоторых случаях в конце кампании наемники могли получить наделы земли, как те 
из аббатства в Питерборо (Кембриджшир), кто был поначалу нанят, чтобы сместить 
Херварда
[155]
. По мере того как проходило время, все рыцари начали получать плату, если им 
приходилось служить больше обусловленного периода феодальной службы. К концу 
XII века короли на части Нормандии и Франции начали платить рыцарям даже за 
сорокадневную службу. К 1208 году надел земли в Пиблшире (юг Шотландии) давался 
за службу в королевской коннице; при этом с земли платился налог в 12 пенсов в 
Мартынов день. При этом конному воину лошадь и пищу предоставлял даритель земли,
 причем в случае, если лошадь погибала в сражении, он должен был ее 
компенсировать. Кроме рыцарей и наемников, была еще и третья группа — солдаты 
из армий союзников. Эти армии субсидировались королем, но поддержка могла иметь 
или не иметь феодального характера. В 1100 году было заключено соглашение на 
службу 1000 рыцарей за вознаграждение в 500 фунтов стерлингов в год. Решающая 
кавалерийская атака под Тиншебре (1106) (где английский король Генрих I разбил 
своего брата Роберта, объединив Англию и Нормандию) была произведена отрядами с 
Мэна и Бретани, которыми командовали их собственные графы. Граф Бретани был 
вассалом Генриха I, но граф Мэна, вероятнее всего, вассалом не являлся.

Наемные войска, вместе с рыцарскими орденами, образовывали костяк сил 
Иерусалимского королевства после его создания, поскольку в этих землях не было 
достаточно феодальных собственников, чтобы защищать страну. Браки приводили к 
объединению земель, высокая детская смертность не позволяла иметь достаточно 
воинов, а постоянные набеги врагов опустошали земли — все это не давало 
возможности создать сильное феодальное войско. Иоанн Ибелин, граф Яффы, 
оценивает общее число рыцарей в Иерусалимском королевстве во времена Балдуина 
IV Прокаженного (р. 1161, правил в 1174–1185, умер от проказы) в 577 человек, 
исключая рыцарей военных орденов. Местное население, за исключением армян, не 
давало особо хороших солдат. Таким образом, основную часть армии Иерусалимского 
королевства составляли наемники. Большая часть армии, разбитой у Тивериадского 
озера (1187), была нанята на деньги, присланные английским королем Генрихом II.
Оплата солдат со временем менялась, согласно качеству войск и его экипировке. 
Жалованье рыцарей в начале XII века в Англии составляло, по всей видимости, 6 
пенсов в день. В период 1162–1168 годов они определенно получали 8 пенсов в 
день, а в 1173 году жалованье поднялось до 1 шиллинга. К 1205 году оно 
составляло 2 шиллинга в день, хотя Ричард I Львиное Сердце утверждал в 1198 
году, что наемные рыцари стоят ему 3 шиллинга в день. В 1136 году конный 
сержант получал 3 пенса в день (в то время, когда рыцари, по всей видимости, 
получали 6 пенсов). Поскольку сержанты получали половину жалованья рыцаря, надо 
думать, что эта пропорция сохранилась на протяжении всего столетия. Ричард I 
платил своей уэльской пехоте во время кампании во Франции 2 или 3 пенса в день, 
а уэльская легкая кавалерия получала 4 или 6 пенсов в день.
Военное командование
Самые важные военные посты короны — сенешали, коннетабли и маршалы — имеют 
своим происхождением должности в домовладениях королей ранних времен. 
Первоначальное значение слова «сенешаль» — «старый слуга». Позднее это слово 
стало выглядеть в переводе на латинский как dapifer (тот, кто переносит блюда 
на пиру), а на английский — steward. Со временем так стал называться человек, 
который имел наследственное право управлять королевскими владениями и 
действовать в качестве королевского представителя, выполняющего обязанности 
монарха в королевском суде. В XI столетии сенешаль становится главнокомандующим 
войсками французской короны, но злоупотребление своими обязанностями семейством 
Гарланд привело к ограничению прав сенешалей в 1127 году Людовиком VI. 
Впоследствии назначение сенешалей производилось только на пожизненный срок и 
даровалось лишь крупнейшим феодалам, имеющим тесные кровные связи с королем. 
После смерти Тибо де Блуа в 1191 году этот пост оставался вакантным, кроме 
отдельных назначений, производимых для церемоний коронации. Некоторые из 
крупнейших феодалов Франции имели собственных сенешалей, и в нескольких случаях 
этот институт пережил возвращение земельных наделов к королю, как это, к 
примеру, имело место в Пуату.
«Коннетабль» появился от «графа конюшни» (comes stabuli), это название было 
позаимствовано франками в Византии. В XI веке этот пост занимал командующий 
войсками под общим руководством сенешаля, и, когда сенешали исчезли, коннетабли 
взяли на себя большую часть их функций. К XIII веку коннетабль Франции вел 
авангард королевской армии, а в следующем столетии стал командующим. У короля 
Франции этот пост никогда не был наследственным, но порой являлся таковым у 
вассалов — к примеру, семейство Креспен давало наследственных коннетаблей 
Нормандии. Этот пост был введен в Англии англо-нормандскими королями, но, в 
отличие от французского коннетабля, английский не был выше по рангу, чем маршал.
 Хотя иногда встречаются упоминания о коннетаблях, возглавлявших английские 
армии, этот пост поначалу не был наследственным, коннетабли командовали потому, 
что они были еще и баронами. Их официальной задачей, как это до сих пор имеет 
место в Шотландии, было поддержание порядка в районе двора, при котором они 
служили, а также защита королевской персоны и двора. Военные обязанности более 
позднего времени, по всей видимости, появились оттого, что коннетабль выполнял 
свои обязанности в королевском лагере. Когда Эдуард III установил рыцарский суд,
 лорд верховный коннетабль и граф-маршал председательствовали в суде при 
разборе преступлений, совершенных рыцарями. Занимались они также и другими 
делами, такими как организация судебных поединков и турниров. Граф-маршал 
председательствовал, как он это делает и в наши дни, в случаях, связанных с 
геральдикой.
Слово marshal, «маршал», поначалу означало всего лишь «конный слуга». Во 
времена Меровингов это слово относилось к королевскому конюшему — чиновнику, 
который был ниже коннетабля по рангу. Позднее, возможно, это слово стало 
ассоциироваться только с военной службой, как и коннетабль, из-за обязанности 
маршала поддерживать порядок в лагере. К XII веку маршал, по всей видимости, 
взял на себя обязанности коннетабля на войне и в походе, по крайней мере в 
Англии. Здесь звание маршалов стало наследственным, во Франции же оно не было 
наследственным никогда. По указу 1386 года звание маршала превратилось в звание 
граф-маршал. Существовало также звание marescalci campi, оно относилось к 
непосредственным подчиненным маршала, которые шли впереди армии, чтобы 
подобрать удобное место для лагеря и самые лучшие места для установки палаток 
(шатров) командования.
В целом, насколько можно судить по сохранившимся документам, армия того времени 
была разделена в полевых условиях на отдельные отряды крупных землевладельцев, 
которые возглавлялись либо ими лично, либо замещающими их лицами из числа 
подчиненных баронов. Армии первых крестоносцев обычно делились на отряды, 
состоящие из солдат одной нации, что было всего лишь развитием идеи отрядов 
одного землевладельца. Пехота, состоявшая из коренных жителей Англии, по всей 
видимости, иногда возглавлялась землевладельцами (теми, которым их земельный 
надел за выполнение службы даровал король). Отряды, предоставленные церковью, 
иногда организовывал и возглавлял коннетабль, если только, как Одо из Байё и 
Адемар из Ле-Пюи, он не руководил всеми войсками. Несмотря на постановление 
синода Венстминстерского аббатства от 1175 года, что духовенство не должно 
носить оружие и надевать доспехи, большое число аббатов вели свои servicium 
debitum лично при осаде Виндзора в 1193 году, и летописцы много лет с 
возмущением писали про воюющих священников. В 1369 году Эдуард III собрал всех 
солдат своего королевства, как священников, так и мирян, чтобы отразить 
французское вторжение. Даже в столь позднее время, как 1513 год, молодой 
архиепископ из Сент-Андруса оказался среди убитых при Флодцене.
Фактически титул коннетабль (constable) применялся очень вольно — по отношению 
к командующим войсками, комендантам замков и даже капитанам кораблей, но к 
концу XII столетия слово «коннетабли» (constabulary), похоже, стало применяться 
только лишь по отношению к войскам в условиях войны и похода. Сохранились 
упоминания о штрафах, которые приходилось платить рыцарям за неявку в войска, 
подчиненные коннетаблям. Под 1196 годом упоминается Уильям Мариско, как 
коннетабль 500 солдат уэльской пехоты, — и это, похоже, является обычным 
размером воинского формирования этого времени. Зафиксированы также конные 
отряды неизвестной численности, руководимые коннетаблями. 40 рыцарей из 
аббатства Бери-Сент-Эдмундс, обязанные служить в охране замка в Норидже 
(Норуиче), были разделены на четыре группы по 10 человек в каждой. Это не 
доказывает, что отряд под командой коннетабля составлял 10 человек и что, если 
бы число рыцарей было большим, численность коннетаблей пропорционально 
возрастала. Существовали коннетабли бургов и округов, в 1205 году в Англии им 
было приказано формировать в своих районах отряды «тяжеловооруженных сержантов»,
 причем каждый отряд возглавлялся коннетаблем шира (графства).
В Англии приказ о мобилизации, по всей видимости, посылался письменно главным 
землевладельцам, как церковным, так и светским, и шерифам, которые осуществляли 
мобилизацию мелких землевладельцев и тех, кто был обязан нести службу в фирде.

«Правила рыцарей-тамплиеров» предписывают, чтобы рыцарю на поле боя помогали 
два оруженосца, один из которых ехал перед рыцарем и держал его копье, в то 
время как другой находился позади и вел его запасную лошадь. Перед началом 
битвы запасных лошадей отводили в тыл, где владелец лошади вручал ее 
должностному лицу, носившему звание gonfanonier. Ни один из оруженосцев не 
принимал участия в битве. Вайс, писавший примерно в 1170 году, утверждал, что 
запасную лошадь вел воин, несший и запасное копье. Поначалу оруженосцу, по всей 
видимости, запрещалось носить кольчугу и шлем; он мог пользоваться только 
легкой пикой. В Англии сохранилось два самых ранних ясных изображения людей, 
ведущих рыцарских коней. Они представляют собой небольшие фигуры в нижней части 
гробниц, одна из которых находится в соборе Эксетера и относится примерно к 
1320 году, а вторая, относящаяся примерно к 1330 году, расположена в Минстере 
на острове Шеппи. На первой гробнице оруженосец не вооружен, на второй облачен 
в толстый позолоченный стеганый гамбезон
[156]
, а не в кольчугу.

Указы на войне
Для того чтобы поддерживать дисциплину в армии, особенно в лагере, по всей 
видимости, перед военной кампанией вырабатывались правила, которые объявлялись 
по всей армии. Самый ранний опубликованный устав этого типа принадлежит 
Фридриху Барбароссе; устав был выпущен в 1158 году, когда Барбаросса вел 
военные действия в Италии. В 1155 году Барбаросса запретил носить мечи в лагере.
 Любой, кто не соблюдал это правило и ранил своего товарища, лишался руки и 
даже головы. Тремя годами позже Барбаросса потребовал от всего своего войска 
сохранять в армии мир. Если вспыхивали ссоры, никто не должен был 
присоединяться к ним, кроме как пытаться разнять дерущихся деревянными шестами. 
За нанесенную товарищу рану наказывали увечьем, а за убийство — смертью. В 
обоих случаях требовалось два свидетеля, не связанные с жертвой. Если 
свидетелей не находилось, спорящие стороны должны были выяснить отношения при 
помощи поединка. Солдат, ограбивший купца, должен был заплатить ему две 
стоимости отнятого и поклясться, что он не знал, что ограбленный — купец. Если 
грабитель был слугой, его остригали наголо и ставили клеймо на щеку, если 
только его хозяин не платил за него выкуп. Правила предусматривали, что любой, 
кто видит, что его товарищ грабит церковь или рынок, должен по возможности ему 
помешать, но без борьбы, или должен объявить о нем властям. Это правило типично 
для кодекса Барбароссы, целью которого было предотвратить преступления с 
минимальным пролитием крови.
Развитие военных сил в Англии
Инфляция на протяжении XII столетия делала лошадей, оружие и доспехи все дороже 
и в то же время уменьшала сумму, выплачиваемую как «щитовые деньги», хотя по 
мере того, как шло время, король, похоже, пытался требовать все большую плату. 
Земля, дарованная рыцарям, заставляла их заниматься своими наделами, и по мере 
того, как они все больше углублялись в хозяйство и все больше занимались делами 
гражданской администрации поместья или шира, они все меньше желали выполнять 
военные обязанности. К примеру, в большом количестве судов право вести дела 
имели только рыцари, и это могло означать, что, как и во многих других делах 
шира (графства), рыцарь должен был участвовать в работе пяти-шести судов во 
время проведения всего одного судебного разбирательства. Поскольку деньги 
становились все доступней — еще в правление Генриха I плата продуктами питания 
в королевских владениях была заменена на денежную плату, — стало проще платить 
«щитовые деньги», чем тратить деньги на вооружение и подготовку и проходить 
обряд посвящения в рыцари с сопутствующими ему празднованиями. В результате все 
меньшее число людей становилось рыцарями.
Долгий период внутреннего мира при Генрихе I означал, что всеобщая мобилизация 
объявлялась очень редко, а ее чисто военное значение уменьшилось. Похоже на то, 
что местные войска приняли лишь небольшое участие в гражданской войне во 
времена короля Стефана Блуаского, хотя закаленные крестьяне севера страны 
показали свою способность воевать в битве при Стандарде (1138) против 
шотландцев, а мобилизованные горожане из Лондона и Данвича (на современных 
картах — Данич, графство Суффолк), согласно записям, хорошо сражались в начале 
следующего правления.

Генрих II, один из самых выдающихся правителей Англии, понял, что настало время 
для полной реорганизации военной системы. По указу 1166 года он потребовал от 
всех своих главных землевладельцев вернуть все дарованные когда-то рыцарям 
наделы и предоставить новые наделы для того, чтобы число рыцарей 
соответствовало определенным квотам. Крупные землевладельцы должны были также 
назвать имена всех своих рыцарей, чтобы все рыцари, которые не смогли получить 
наделы, дали к определенной дате присягу верности лично ему. В 1169 году все 
рыцари, свободные граждане, землевладельцы, если им исполнилось пятнадцать лет, 
должны были дать королю личную клятву. Простая оценка земельного имущества 
теперь уже устарела, и на некоторое время были установлены налоги на доход с 
земли и движимое имущество. Великий Ассиз о вооружении (Assize of Arms) 1181 
года распространяет эту систему также на военное имущество. Чтобы восполнить 
нехватку рыцарей, каждый владелец рыцарского надела, независимо от того, 
действительно ли он являлся рыцарем, должен был иметь кольчугу, шлем, щит и 
копье — то есть вооружение рыцаря. Каждый сеньор, который не даровал достаточно 
земли, чтобы рыцари могли выполнять свою servicium debitum, должен был 
приобрести вооружение и доспехи для всех рыцарей, которые у него были. Каждый 
свободный гражданин с доходом в 16 марок от ренты или продажи товаров должен 
был экипироваться так же, как и владелец рыцарского надела. Свободные горожане 
с доходом в 10 марок должны были приобрести haubergeon (упрощенная форма 
кольчуги), легкий железный шлем, называемый capelet 
[157]
и копье. Все горожане и все свободные крестьяне должны были служить в стеганой 
куртке, железном capelet и с копьем. Правила относительно свободных граждан 
предусматривали реорганизацию фирда, хотя Ассиз о вооружении в целом объединил 
феодальные и дофеодальные элементы в единую систему. Давать военную клятву 
могли теперь только свободные граждане, — это ограничение отсутствовало в 
несколько более ранних правилах, выпущенных для Анжу. Первое упоминание о 
вилланах (то есть крепостных), давших военную клятву, появилось в Англии в 
приказе на сбор налогов в 1225 году. С начала XIII века приказ на мобилизацию, 
посылаемый шерифам, определенно включал не только владельцев феодальных наделов,
 но также и «тяжеловооруженных сержантов», то есть тех, кто дал военную клятву 
в соответствии с Ассизом о вооружении 1181 года. В критическом 1205 году все, 
кому было больше двенадцати лет, давали военную присягу и поступали под 
командование коннетаблей бургов, городов или округов, в зависимости от того, 
где они находились. Коннетабли широв были обязаны экипировать всех для защиты 
королевства. Тот, кто не являлся на службу, терял свои земли или — в случае, 
если он не имел земли, — платил штраф в 4 пенса. Коннетабли широв 
просуществовали до 1230 года, когда их обязанности перешли к шерифам.

К 1224 году нехватка настоящих рыцарей стала так велика, что все лица, имевшие 
рыцарские наделы, получили приказ получить посвящение в рыцари до 1225 года. 
Это почти наверняка обязывало их экипироваться подобно рыцарям, так же как и 
после аналогичного приказа 1234 года. Через определенные интервалы подобный 
приказ повторялся на протяжении всего столетия, часто перед важной кампанией, 
обычно под угрозой описи имущества. Это был не просто метод получения денег, 
как, к примеру, указ 1242 года, предписывающий, что штраф должен платиться тем, 
кто служит в армии. К концу правления Генриха, по всей видимости, примерно 
четыре пятых из тех, кто могли стать рыцарями, ими стали.
В течение второй половины XII века в некоторых случаях король просил своих 
крупнейших землевладельцев служить с уменьшенным числом рыцарей — особенно 
часто для службы за границей королевства, во Франции или Уэльсе. К примеру, 
Генрих II мобилизовал одну треть servicium debitum для уэльской кампании 1157 
года для того, как утверждалось, чтобы не налагать слишком большое бремя на 
рядовых рыцарей, жителей городов и свободных крестьян. В 1177 году Генрих 
попросил своих главных землевладельцев послужить за рубежом один год с таким 
числом рыцарей, которое они могут привести с собой, не причиняя себе тяжелый 
финансовый урон. Похоже на то, что, если «щитовые деньги» платились регулярно, 
военная служба имела менее обязательный характер, а возможно, не была 
обязательна вообще. К примеру, в 1197 году рыцари аббатства Бери-Сент-Эдмундс 
заявили, что они не обязаны служить во Франции. Сохранилось большое число 
записей о штрафах, наложенных на тех, кто отказывался отправиться воевать в 
Нормандию, и эти штрафы были больше, чем собранные «щитовые деньги». В 1197 
году, когда «щитовые деньги» составляли 20 шиллингов с надела, с аббата 
аббатства Святого Августина в Кентербери было взыскано 40 фунтов стерлингов на 
servicium debitum 15 рыцарей. Возможно, эта дополнительная сумма представляла 
собой стоимость экипировки и посылки его рыцарей во Францию. Многие из 
крупнейших главных землевладельцев Англии имели земли по обеим сторонам 
Ла-Манша, так что присутствие важного английского барона во французской армии 
не доказывает, что он служил с servicium debitum от своего английского 
государства.
Аналогичное сокращение числа мобилизованных рыцарей продолжалось в правления 
сыновей Генриха. Когда Ричарду I Львиное Сердце понадобились войска для 
продолжительной кампании во Франции в 1196 году, он обратился к архиепископу 
Кентерберийскому Хуберту Вальтеру с письменной просьбой, чтобы главные 
землевладельцы Англии прибыли в Нормандию по крайней мере с семью рыцарями, но 
чтобы они могли служить продолжительный период. Те, у кого были лены на 
церковных землевладениях и кто был военнообязанным, получили просьбу оказать 
такую поддержку, «чтобы доставить удовольствие королю». 
Землевладельцы-нормандцы должны были служить со всеми, кто имел наделы на их 
землях. Двумя годами позже король снова обратился с письменной просьбой к 
сеньорам, чтобы они либо предоставили ему в обшей сложности 300 рыцарей на один 
год, либо прислали ему денег, которые бы позволили нанять рыцарей из расчета 3 
шиллинга вдень. В 1205 году Иоанн Безземельный приказал главным землевладельцам 
предоставить одного рыцаря из каждых 10 военнообязанных для службы по крайней 
мере в 80 дней. Каждому должны были платить 2 шиллинга в день, и эти деньги 
предоставлялись оставшимися 9 рыцарями.
Итог борьбы вокруг Великой хартии вольностей сильно ослабил короля и поощрил 
баронов на попытки увеличить свои привилегии за счет прав короны. Указы о 
мобилизации на феодальную службу в первой половине XIII века показывают, что 
становятся обычными уменьшенные квоты, и на эти уменьшенные квоты теперь стали 
смотреть как на законное право.



Глава 7
Рыцарство и посвящение в рыцари

Поначалу рыцарь был всего лишь конным воином, и саксы, используя для 
обозначения рыцаря слово cniht, имели в виду молодого человека на военной 
службе или вассала в данном землевладении. Использование саксонского слова 
показывает, что люди с этим статусом принадлежали к завоеванному народу. Мы 
ничего не знаем о предшественниках первых рыцарей, получивших феодальные наделы 
в Англии, но, без сомнения, как только их наделы стали наследственными, должна 
была появиться определенная гордость предками. В «Земельной переписи» время от 
времени используется слово miles, обычно переводимое как «рыцарь», относительно 
некоторых владельцев очень небольших феодальных наделов, из чего можно 
предположить, что рыцари жили немногим лучше крестьян. И в самом деле, на 
континенте (во Франции) есть записи раннего времени о том, что в рыцари 
посвящали крепостных крестьян. Ассиз о вооружении 1181 года, похоже, уравнивает 
рыцарей со свободными гражданами, имеющими 16 марок ренты или движимой 
собственности. К XIII веку рыцарский феодальный надел, похоже, оценивался в 20 
фунтов стерлингов в год, поскольку во многих случаях человек, владеющий землей 
с таким доходом, был обязан быть посвященным в рыцари.
Изменение статуса рыцаря с простого кавалериста в члены наследственной касты 
очень хорошо иллюстрируют «Законы рыцарей-тамплиеров». Хотя рыцари и сержанты, 
подпадающие под эти изданные в 1130 году законы, различались по цвету их одежд 
— белая для рыцарей, коричневая для сержантов, — о социальном составе рыцарства 
нельзя сказать ничего определенного. В 1250 году, однако, появилось правило, 
что рыцарь-тамплиер должен стать рыцарем до вступления в орден и быть сыном 
рыцаря или, по крайней мере, являться потомком рыцаря по отцовской линии. Ни 
один из рыцарей не мог служить в ордене как сержант, даже для выражения 
смирения, — и если он делал это тайком, его ждало наказание.

Матвей Парижский (Мэтью Пэрис) оставил запись о произведенном в 1250 году 
посвящении в рыцари человека, «не имевшего предков из рыцарей или дворян», — но 
ясно, что такие случаи были редкостью. В столь раннее время, как 1140 год, 
король Рожер II Сицилийский 
[158]
постановил, что только выходцы из рыцарских родов могут получить рыцарское 
достоинство; в последующие полтора века вслед за этим указом было издано 
множество других законов. Указ Фридриха Барбароссы запрещал крестьянам 
пользоваться рыцарским оружием — копьем и мечом. Но это правило явно не 
распространялось на остальную Европу. Во Франции не было указов как таковых, но 
при Людовике IX Святом (р. 1215; правил в 1226–1270) королевские суды 
установили правила, сходные с законами Барбароссы. Фактически же, как это 
всегда случается, состоятельные горожане, приобретавшие земельную собственность 
во Франции, через несколько поколений постепенно уже входили в круг дворянства. 
К концу XIII века для богатых горожан Прованса стало обычным принимать 
посвящение в рыцари. Однако идея наследственного дворянства глубоко впечаталась 
в общественном сознании, если судить по словам Леона Готье, что, если в 
рыцарском романе крепостной крестьянин показывает какие-либо благородные черты, 
он наверняка является давно потерянным сыном короля или барона.


В Европе же на этот счет не было каких-то правил. 
[159]
По всей видимости, для того, чтобы подвинуть не желающих этого вассалов принять 
рыцарское звание, короли, начиная с Генриха III, похоже, предприняли 
решительные попытки сделать это звание более привлекательным путем введения 
пышности в церемонию посвящения в рыцари. Много рыцарей получили посвящение в 
особо важных случаях, как, к примеру, группа рыцарей, получивших посвящение 
вместе с братом короля, Ричардом Корнуоллским, в 1225 году. Какие бы причины 
для этого ни были, но в результате рыцарское звание поднялось много выше звания 
сержанта кавалерии.

Рыцарство никогда не было наследственным, кроме как для самых важных принцев в 
поздний период существования рыцарства. Баронеты (титул введен королем 
Великобритании Иоанном I в 1611 году) получили обращение «сэр», как и рыцари, 
но фактически не были рыцарями, хотя они обычно имели право обращаться с 
просьбой о принятии в рыцарское достоинство. Несколько ирландских титулов, 
таких как «рыцарь Керри» и «белый рыцарь», по наследству передавались из 
глубокой древности, хотя обладатели этих титулов не были рыцарями.

В XI веке рыцарей с детства учили искусству войны и обращения с оружием. Они 
должны были владеть мечом, копьем, топором (секирой), палицей и луком, а также 
умело пользоваться щитом, знать приемы борьбы — но самым главным было искусство 
держаться в седле и управлять лошадью. Лошадь приучалась повиноваться командам 
своего хозяина немедленно и точно, стоять, если надо, неподвижно среди всеобщей 
свалки и в шуме сражения, поворачивать или двигаться вперед или назад по 
команде, останавливаться без команд поводьями и послушно идти на стену из людей 
и других лошадей не сворачивая, тем более не отступая назад. Почти наверняка 
можно сказать, что эти требования не могли быть достигнуты в ранние времена; по 
всей видимости, они оказались достижимы лишь в XVI столетии, когда искусство 
тренировки лошадей впервые было описано в книгах. 
[160]
Летописец Монстреле в 1410 году написал об изумлении рыцарей Северной Франции, 
Фландрии и Брабанта способностью войск Ломбардии и Гаскони поворачивать лошадей 
на полном скаку — этот маневр они тогда еще не освоили. Тем не менее лошадь и 
ее тренировка были столь важны для рыцарства, что французское слово, 
обозначающее управление лошадьми, chevalerie, стало названием, относящимся ко 
всему понятию рыцарства, тогда как в других странах, кроме Британии, 
обозначение рыцаря — caballero, chevalier, Ritter — означает всадника.


Рыцарство имеет своим происхождением германскую традицию
[161]
, когда юноша вступал в мужское сословие во время церемонии, в которой отец, 
родственник или племенной вождь дарил ему оружие. Этот обычай был позднее 
одобрен церковью и несколько изменил свои цели, а позднее получил окончательный 
вид и романтический характер после схваток с сарацинами в Испании (маврами) и 
Святой земле (турками, египтянами и др.). Главной в идее рыцарства была 
преданность — для Роланда было бы немыслимо лишиться чести, оставив позицию, 
доверенную ему императором (что описывает «Песнь о Роланде»). Считалось не 
по-рыцарски даже воспользоваться предательством в лагере неприятеля: Уильям 
Маршал осудил Филиппа II Августа (французского короля) за то, что он 
воспользовался предательством командиров одного из замков Иоанна 
[162]
в Нормандии. Рыцарь не мог также показать трусость: «Лучше погибнуть, чем быть 
названным трусом». У рыцарства культивировался подвиг. Можно прочесть о многих 
битвах, которые были проиграны из-за безрассудных атак, от которых 
предостерегали самые опытные рыцари, получавшие за это насмешки и обвинения в 
трусости от некоторых более безрассудных рыцарей. В 1187 году Герард 
Ридфортский, гроссмейстер ордена тамплиеров, насмехался над своими собственными 
маршалом и магистром госпитальеров за их предостережения и вынудил их к 
безнадежной бешеной атаке. Маршал погиб одним из последних, но Герард бежал с 
двумя рыцарями, причем из всего войска спаслось только 130 человек. Притом что 
импульсивные действия — неистовство в битве или внезапное великодушие — 
ценились высоко, обычно среди рыцарей поддерживалась строгая дисциплина. Законы 
ордена тамплиеров устанавливали строгие правила относительно подчинения рыцарей 
с разным рангом, и любой, нарушивший субординацию перед лицом противника, мог 
быть исключен из ордена.

Церковь изменила эти примитивные идеалы, введя христианские ценности и добавив 
стремление к бедности и чистоте к свойственной тевтонской традиции щедрости. 
Готфрид Бульонский (Годфруа Буйонский) (один из главных командиров Первого 
крестового похода) прославлялся за предоставление еды и помощи бедным и за то, 
что всегда разделял невзгоды своих солдат. Щедрость и стремление раздавать 
богатые подарки принадлежали к числу главных добродетелей, прославляемых 
поэтами и летописцами. Гуго де Мери в сочинении «О победе Христа над 
Антихристом» писал: «Если щедрость умрет, мы все будем страдать от бедности и 
нищеты». Без сомнения, подобное замечание странствующего менестреля имеет 
определенный интерес. Церковь наложила на рыцарство обязанность защиты слабых, 
вдов и сирот, а также призвала брать под свое особое покровительство женщин 
благородного происхождения. Как бы близок к смерти ни был Людовик IX Святой, он 
всегда разделял невзгоды своих самых бедных воинов. Идея того, что рыцарь имеет 
особые христианские обязательства, впервые ясно была произнесена Иоанном из 
Солсбери в его «Поликратике» (Polycraticus), законченном к 1159 году. Иоанн 
считал, что рыцари должны дать религиозную клятву при вступлении в рыцарство и 
что перед церемонией их оружие должно быть положено на алтарь. Эта концепция 
была подробнее развита Стефаном из Фужера, который в своей «Книге о манерах» 
примерно 1170 года впервые отозвался о рыцарстве как об ордене и о возможности 
понижения рыцаря в звании, если он показал себя бесчестно. Истинный рыцарь 
должен вести себя так, чтобы о нем нельзя было сказать, что он утратил доверие, 
или оставил без зашиты хорошего человека, или допустил, чтобы вдова или 
маленький ребенок голодали.

Наиболее сильным образом концепция рыцарства выражена в книге «Жизнь Людовика 
Святого» 
[163]
Жана де Жуанвиля (1224–1319). Он писал во времена, когда, будучи пленником в 
руках египтян, получил возможность вернуться на родину. Он отказался под 
предлогом того, что у него нет денег, но в действительности по той причине, что 
ему сказал его двоюродный брат, Буленкур, когда Жуанвиль собирался отплыть
[164]
: «Ты отправляешься за море, но подумай о том, что будет, когда ты вернешься 
назад, поскольку ни один рыцарь, богатый или бедный, не может вернуться, не 
потеряв чести, если он уедет по милости сарацин и оставит пленными воинов, 
попавших в плен из-за затеянной им войны».

Возможно, тема идеализированной любви к прекрасным и благородным дамам, столь 
типичная для рыцарства позднего периода, была вызвана особым почитанием 
Богородицы Девы Марии в XI веке, особенно в Нормандии. Этот аспект идеологии 
рыцарства был усилен «труверами» при дворе Алиеноры Аквитанской и ее дочери 
Марии, супруги одного из самых богатых и влиятельных принцев, Анри, графа 
Шампани и Брие. Собственный «трувер» Марии, Кретьен де Труа, писал под ее 
влиянием «Ланселот, или Рыцарь телеги» — историю о совершенном 
рыцаре-возлюбленном Ланселоте и королеве Гвиневере.

Церковь приказывала рыцарству защищать христианство и обращать меч против 
неверных — без жалости и перерыва. Рыцарь воевал за вознаграждение на небесах, 
куда его отнесут ангелы, как иногда изображалось на гробницах рыцарей. 
Совершенный рыцарь должен был, подобно Людовику IX Святому, быть на мессе 
каждый день. Рыцарь был обязан избегать низких поступков и ставить правду выше 
всего, защищать право и карать за несправедливость, а также быть со всеми 
галантным и скромным. К вымышленным героям, таким как Роланд 
[165]
и Огир Датчанин, церковь добавила собственных героев, святого Георгия и святого 
Михаила, в качестве примеров военной доблести, а также таких людей, как Готфрид 
Бульонский, отказавшийся носить земную корону в городе, где его Господь носил 
корону из терний. Готфрид Бульонский в рыцарских романах стал одним из «девяти 
героев».


Церковь также повлияла на рыцарство тем, что способствовала усилению феодальных 
связей и повысила преданность тем, что объявила клятву священной. Рыцарские 
романы часто повествуют о преданности рыцарей своим боевым товарищам или 
сеньору, в чьем владении они получали военную выучку
[166]
.


Нет нужды говорить, что эти очень высокие идеалы достигались очень редко — если 
вообще достигались. Еще в 1100 году Жильбер Ногентский сетовал на то, что 
рыцарство не соблюдает тех норм, которые должно было соблюдать. Моралисты на 
протяжении всех Средних веков писали о том же самом. Святой Бернар из Клерво в 
своей Laude novae militae 
[167]
порицает погрязших в мирских делах рыцарей и отмечает, как низко они пали, 
забыв о рыцарских идеалах и предавшись гордыне, жадности и блуду. Тем не менее 
эти идеалы давали какую-то цель обществу, которое не было полностью церковным. 
Они являлись идеальным кодексом поведения, который определенно изменил грубые и 
бессердечные манеры раннего Средневековья. Контакты с сарацинами оказали на 
христиан два противоположных действия. В Испании и Святой земле христиане 
[168]
обнаружили, что живут много беднее культурных народов с много более высокими 
жизненными стандартами, чем их собственные. 
[169]
В своих сочинениях сарацинские писатели часто выражали страх перед нашествием 
«христианских варваров. Переняв у сарацин привычку к роскошной жизни, 
комфортабельным домам, местную одежду, приспособленную для жаркого климата, 
наняв хорошо обученных докторов и слуг из числа местных жителей, рыцари также 
переняли и некоторые учения. А с пониманием сарацин пришла и терпимость. 
Ненависть борьбы с неверными частично сменилась любовью к комфортабельной жизни 
и растущему интересу к прибыли от торговли. В 1236 году папа Григорий IX 
вынужден был выпустить буллу, запрещающую госпитальерам и тамплиерам вступать в 
союз с ассасинами, которые показали себя великодушными врагами. Определенное 
милосердие
[170]
, проявленное сарацинами к населению Иерусалима после его занятия в 1187 году, 
разительно отличалось от кровавой бойни, устроенной крестоносцами, когда они 
штурмом взяли город (1099). Поведение Саладина всегда было великодушным. Он 
посылал подарки христианским принцам, осаждавшим Акру, а позднее и Ричарду I, 
когда тот был болен. Осаждая Керак в 1183 году, он приказал расчетам осадных 
орудий не целиться в башню, в которой находились только что женившийся владелец 
замка и его супруга. Все западноевропейские рыцари желали быть не менее 
благородными, чем Саладин, их заклятый враг. Ни один герой в рыцарском романе 
не нападал на невооруженного человека, а во многих случаях упавшего врага не 
пронзали копьем.

Рыцарство стало своего рода орденом, для которого не существовало национальных 
границ. В 1389 году английские рыцари в португальском лагере, болея дизентерией 
и ослабленные голодом, были способны выздороветь только благодаря их 
противникам, французам, которым была предоставлена безопасность для оказания 
помощи раненым. Позднее военные действия возобновились. В противоположность 
этому, когда какой-либо город был взят, его по законам войны грабили, иногда 
через промежуток в несколько дней, в который победитель торжественно въезжал в 
город. Очень часто при этом горожане и пленные подвергались истреблению. 
Фруассар несколько раз пишет о рыцарях, патрулирующих улицы для защиты 
высокородных дам во время подобного рода оргий, но летописец Ангерран де 
Монстреле с ужасом рассказывает о случае, когда несколько французских рыцарей 
присоединились к изнасилованиям, производимым сержантами. Этот случай служит 
демонстрацией одного из самых неприглядных аспектов рыцарства: придерживаясь 
показных принципов помощи бедным и слабым без надежды на награду, они презирали 
все, что находилось за пределами замка. Такой контраст между теорией и 
практикой, похоже, был типичным для многих аспектов средневековой жизни. Король 
имел право заниматься государственными делами во время богослужения, а епископ 
не колебался, когда ему надо было прервать короля, чтобы обсудить срочное дело. 
Правители Иерусалимского королевства более позднего времени использовали 
союзников-сарацин для усиления своих армий.
Посвящение в рыцари
Хотя с ранних времен в землях германцев вступление юноши в военный отряд всегда 
сопровождалось определенными церемониями, сейчас невозможно определить, когда 
впервые появилась церемония посвящения в рыцари. В 791 году Карл Великий 
официально опоясал перевязью с мечом своего тринадцатилетнего сына Людовика, 
что символизировало переход во взрослое состояние. Обычаи германцев включали 
подарки из оружия во время церемонии; церемония посвящения в рыцари неизменно 
включала в себя возложение пояса с мечом покровителем или господином рыцаря, а 
также пристегивание рыцарских шпор — второго из самых важных атрибутов 
рыцарства. Иоанн Солсберийский, писавший до 1159 года, описывает новый обычай, 
получавший все большее распространение: молодой человек, чей возраст 
приближался к рыцарскому, направился в церковь, положил свой меч на алтарь и 
смиренно предложил себя Богу. Со временем этот символизм усилился: рыцарь 
совершал омовение, очищая себя в церемониальном бассейне, после чего облачался 
в новые одежды. В 1204 году английский король Иоанн (Безземельный) потратил 33 
фунта стерлингов на три алых и три зеленых одеяния, два балдахина, матрас и 
другие вещи, чтобы стать безымянным рыцарем. Рисунки Матвея Парижского в 
«Жизнеописании двух Офф» (Британский музей) показывают посвящение в рыцари 
молодого Оффы. В одной сцене, когда два человека застегивают на нем шпоры, 
король Вармунд опоясывает молодого рыцаря перевязью с рыцарским мечом.

В следующей сцене показано, как Оффа получает свое оружие и доспехи. Пока он 
надевает кольчугу, рядом стоит слуга — со щитом и флагом рыцаря со знаменем 
Оффы; на том и другом гербе изображен золотой Андреевский крест. Поскольку 
церемония посвящения в рыцари была дорогой, посвящение старшего сына сеньора 
было одним из тех случаев, когда он был вынужден обращаться за денежной помощью 
к своим вассалам. Сама церемония в разных местах и в разные времена была разной.
 К примеру, бдение в церкви, похоже, не было известно в Германии. Обычно для 
посвящения в рыцари выбирался либо один из самых больших праздников церкви, 
Рождество, Пасха, Троицын день (и так далее), либо какое-то важное семейное 
событие, такое как женитьба, как в случае с Александром III Шотландским в 1252 
году. Поначалу любой рыцарь мог посвятить в рыцари претендента на это звание, 
но в Германии по традиции будущий рыцарь мог предпочесть, чтобы посвящение 
произвел его отец или брат отца. В «Песнях» многие кандидаты выбирают 
посвящение в рыцари каким-нибудь важным сеньором или их королем в масштабной 
церемонии, в которой в рыцари одновременно посвящаются множество людей, которым 
при этом даруются лошади, оружие, одежды, а иногда даже наделы. Когда Александр 
III получил посвящение от брата своего отца, Генриха III Английского, для 
большей чести вместе с ним рыцарское звание получили еще 20 человек. Со 
временем короли стали стремиться, чтобы посвящение осуществлялось только ими, 
но по крайней мере до XVI века все еще имели место случаи, когда в рыцари 
посвящали либо те, кто замещал короля на поле боя, либо особенно известные 
рыцари, вроде Баярда
[171]
, который посвятил в рыцари самого Франциска I (французский король из династии 
Валуа, р. 1494, правил в 1515–1547, ум. 1547).

Непосредственное посвящение происходило после облачения кандидата в одежды и 
повязывания перевязи с мечом, путем приложения меча плашмя к плечу или же 
сильным ударом кулака. Это сопровождалось фразой вроде «Будь хорошим рыцарем», 
на что новый рыцарь мог ответить: «Так я буду, с Божьей помощью». Ничего 
подобного, похоже, не было во время посвящения в рыцари Жоффрея Анжуйского в 
1127 году, если судить по описанию Жана Турского, который писал гораздо позже. 
Однако сильный удар определенно описан в церемонии посвящения в рыцари Арнула 
II, графа Ардрского на Троицын день 1181 года. После посвящения рыцаря обычно 
обнимал человек, который оказывал ему эту честь. Во многих случаях 
новоиспеченный рыцарь поднимался на свою лошадь и демонстрировал умение на 
столбе с мишенью для ударов копьем, на изображавшем противника чучеле или на 
рыцарском турнире, нанося удары в полную силу. Хотя церковь играла свою роль (в 
бдениях и благословении оружия), оружие рыцарю вручалось мирским человеком, не 
священником. Однако позднее церковь разработала свою церемонию, согласно 
которой производилось посвящение в рыцари. Священники всех рангов, начиная с 
папы римского, могли посвящать в рыцари.
Турнир

Молодой человек, который готовился стать рыцарем, обычно неустанно 
практиковался как владеть оружием, так и управлять лошадью. De re militari 
[172]
Вегеция (написал около 390–410 годов н. э.), одна из самых популярных в Средние 
века римских книг, описывала, как практиковались римские воины, нанося удары 
мечом по толстому столбу, врытому в землю на поле для упражнений. При этом 
упражняющийся воин должен был все время тщательно прикрываться щитом. Рисунки 
на полях манускрипта XIV века «Роман об Александре» в Бодлеианской библиотеке в 
Оксфорде показывают юношей, практикующихся в использовании копий в пешем строю, 
целящихся в щит, который держит товарищ, или верхом на деревянной лошади на 
колесах, направляемой товарищами на столб с квадратной мишенью. Один мальчик 
бежит на толстый столб для упражнений, имеющий поворачивающуюся верхнюю 
перекладину. На одном конце перекладины укреплен щит, с другого конца свисает 
противовес. Когда по мишени наносят удар, перекладина поворачивается и 
противовес может нанести сильный удар, если тренирующийся достаточно быстро не 
нагнется. Если при этом тренирующийся находится на лошади, он может даже с нее 
упасть. В завершающий период обучения идут уроки борьбы и владения различными 
видами оружия. При этом поединки ведутся как против товарищей по обучению, так 
и против более опытных людей. Этот тип обучения был направлен не только для 
обретения умения обращаться с оружием и управлять лошадью, но также приучал к 
острой физической боли и к трудностям битвы. Средневековый писатель Ховеден 
писал: «Рыцарь не может блистать на войне, если он не приготовился к этому на 
турнирах. Ему надо видеть, как течет его кровь, как хрустят его зубы под 
ударами кулаков. Ему необходимо быть сброшенным на землю, чтобы чувствовать 
тяжесть тела своего неприятеля. Необходимо, чтобы, выбитый двадцать раз из 
седла, он двадцать раз поднимался вновь, еще более ожесточенный для боя. Только 
таким образом он может вступить в серьезную войну с надеждой быть победителем»
[173]
. Английский король Ричард I, похоже, считал турниры важным элементом 
подготовки, а отсутствие турниров в Англии — причиной того, что англичане не 
столь неистовы в бою, как французы, которые привыкли принимать участие в 
турнирах.

Относительно времени появления турниров предполагаются разные даты, а 
относительно их изобретателя — разные имена. Однако учебный бой между двумя 
бойцами или группами бойцов может иметь такую же древность, как и сама война, а 
турниры, по всей видимости, возникли именно из этих учебных боев. В германских 
землях они часто происходили в начале и конце военных кампаний и, по всей 
видимости, идут от варварских времен. Летописец Нитхарт описывает дружеский 
поединок, имевший место во время встречи Людовика Баварского и Карла Лысого в 
842 году. Возможно, участников поединка подвиг на него классический прецедент в 
троянских играх, описанный Вергилием в «Энеиде» (книга V, с. 553–587). На 
протяжении всех Средних веков происходили дружеские поединки между отрядами 
кавалерии — что было «правильным» турниром, отдельными всадниками — что 
называлось «рыцарским поединком», и между спешившимися рыцарями «у барьеров» 
арены, где происходили бои. Поединки пеших обычно происходили по очереди, 
гораздо реже между группами из двух или трех человек и совсем редко между 
достаточно большими группами. Точные значения различных названий, 
использовавшихся писателями того времени для боев разного вида, еще не совсем 
ясны. На протяжении XI и XII столетий турниры были исключительно опасны, 
поскольку использовалось стандартное боевое оружие и порой участники поединка 
гибли. Папа Иннокентий II выпустил запрет на турниры во время собора в Клермоне 
в 1130 году из-за вызываемых ими смертей, и это запрещение было повторено в 
1139 и 1179 годах. Церковь плохо относилась к турнирам, поскольку рыцари, 
которые могли бы отправиться в Крестовые походы, тратили на них время и деньги. 
В 1148 году папа Евгений III издал указ, запрещающий турниры, и призвал рыцарей 
принять участие в Крестовом походе. Аналогичные обращения повторялись при 
последующих походах. Иннокентий III в 1206 году сделал послабления в запрете, 
отдав право разрешать турниры местным епископам, но в обмен на денежные взносы 
на Крестовый поход. Письмо епископа Тура, датированное тем же годом, показывает,
 как успешно это нововведение сказалось на сборе средств. Кроме развлечения, 
турниры давали довольно простую возможность покрыть себя славой на глазах 
обожаемой дамы (поскольку женщины к концу XII века начали посещать рыцарские 
турниры), причем без множества неудобств и затрат на долгие военные кампании в 
местностях, где знатные дамы, как мы понимаем, встречались очень редко. 
Некоторые рыцари, такие как Уильям Маршал, граф Пемброкский (ум. 1219), 
получали через турниры возможность приобрести определенное благосостояние за 
счет выкупов от побежденных рыцарей и продажи их лошадей и вооружения (которые, 
по правилам, доставались победителю). Граф Пемброкский, как утверждается, за 
свою жизнь победил во время турниров около 500 рыцарей. Погибших на турнирах 
нельзя было хоронить по христианскому обряду, и в некоторых случаях это правило 
соблюдалось даже для лиц высокого ранга. Однако рост образования постепенно 
ослабил тягу к острым ощущениям и уменьшил желание тратить жизнь на езду верхом.
 Писатели позднего Средневековья, такие как доминиканец Хумберт Романский, 
обвиняли турниры в греховности, считая причиной их проведения гордыню, а их 
результатом — еще большую гордыню. Хумберт полагал, что турниры поощряют 
жадность, любовь к азартным играм и блуд. Широкое распространение последнего 
достаточно пространно иллюстрируется летописцами того времени.

Весьма слабые короли Франции раннего времени были не в состоянии ввести в силу 
запрет на проведение турниров
[174]
, но между 1200 и 1348 годами только в одной Англии было выпущено примерно сто 
сорок королевских эдиктов против турниров. Рыцари, принимавшие участие в 
турнирах, должны были быть арестованы, а земли тех, кто отправился за море, 
чтобы принять участие в турнирах, должны были быть конфискованы. Для королей 
турниры были не только нежелательной потерей хороших бойцов, но и возможностью 
для недовольных баронов собираться вместе и замышлять заговоры. Кроме того, 
ссора во время турнира могла разгореться в гражданскую войну. Согласно Матвею 
Парижскому, турнир, на котором, помимо прочего, был убит Жильбер (Гилберт), 
граф Эссекский, начался как шутка и завершился смертельным поединком. Ричард I, 
отчаянно нуждаясь в деньгах, продавал разрешения на турниры, которые 
проводились в пяти специально отведенных для этого местах под внимательным 
надзором королевских чиновников. Ричард был поклонником всего французского и 
считал турниры нормальной и желаемой частью жизни. Все, кто принимал участие в 
турнирах, должны были подписать документ, в котором обязывались, отправляясь на 
турнир, сохранять мир. Турнир проводился под наблюдением судьи и двух его 
рыцарей, а также двух чиновников, записывавших имена участников. В 1260 году 
французский король Людовик IX Святой запретил проведение турниров в своем 
королевстве из-за Крестового похода, и в нескольких случаях позже короли 
Франции повторили это запрещение.

Согласно Матвею Парижскому, к середине XIII века обычным стало употребление 
тупоконечной пики для некоторых разновидностей поединков. Часослов Джеффри 
д'Аспермона примерно 1290 года показывает копье с тремя наконечниками, что 
уменьшало возможность проникновения в тело (Национальная галерея, Мельбурн). 
Этот тип наконечника рыцарского копья назывался коронель из-за его сходства с 
короной. Lances enrochies, то есть копья с коронелями, упоминаются в поэме 
«Турниры в Шовенси» 1284 года. К концу столетия обычные турниры стали 
проводиться в соответствии с определенными правилами, в которых оговаривались 
тип доспехов, которые необходимо было надевать на себя, и используемое оружие. 
Набор этих правил, выпущенный в Англии не позднее 1295 года, предусматривал, 
что используемый меч не должен иметь заостренный наконечник. В этих правилах 
есть упоминания — едва ли не одни из самых ранних — о легковооруженных 
оруженосцах, которые сопровождали рыцарей и несли их флаги. Те, кто приходил 
посмотреть турнир, не имели права иметь при себе оружие (и даже приносить 
камень) под угрозой семилетнего заключения.
Хотя турниры начинались как упражнения, они скоро превратились в публичный 
спектакль, проводившийся по таким случаям, как свадьба и посвящение в рыцари, в 
результате чего участники турнира несли большие расходы на пышные одеяния, 
изысканное оружие и экипировку своих спутников. От совершенного рыцаря 
требовалась щедрость, а это означало, что платить надо было даже менестрелю, 
который воспевал подвиги рыцаря и его богатство. Совершенный рыцарь должен был 
отказываться от выкупа за плененных рыцарей и возвращать их оружие и лошадей 
или даже давать лучшее взамен прежнего. Таким образом, все могли видеть его 
презрение к материальным приобретениям, что не в последнюю очередь было 
призвано оказать впечатление на даму, которая, хоть и была недоступным образом 
чистоты в придворной любовной лирике, фактически являлась призом, что иногда 
вполне ясно можно видеть у поэтов и иллюстраторов. Рыцарь нес на себе 
какой-нибудь подаренный дамой сувенир — ее рукав или шарф; после того как 
турнир заканчивался, этот сувенир (в крови и порванный) могли вернуть даме, 
чтобы она его носила. Поскольку браки обычно заключались из соображений 
сохранения и увеличения имевшихся владений и никакого отношения к турнирам не 
имели, да и к тому же рыцари были в основном женатыми людьми, можно понять, что 
этот элемент рыцарской жизни являлся лишь частью замысловатой игры, довольно 
мало связанной с реальностью.
Типичным является турнир, произошедший примерно в 1200 году, описанный в поэме 
«Морис фон Краон». Турнир проводился французским рыцарем Морисом де Краоном в 
честь супруги его соседа, виконтессы де Бомон. Сам бой и потраченные на него 
деньги служили доказательством его преданности ей: только отважные и щедрые 
могли заслужить эту красавицу. Де Краон прибыл на поле боя в большом корабле на 
колесах и после формальной демонстрации удали показал свою щедрость, отпустив 
побежденного им рыцаря без выкупа и даже подарив ему собственную кольчугу. 
После этого не было вопросов о благосклонности виконтессы; она стала наградой 
Морису.

Доспехи, разработанные специально для использования на турнирах, по всей 
видимости, начали видоизменяться в середине XIII столетия. Жуанвиль описывает, 
что, когда он лежал на палубе своего корабля в приступе лихорадки, его люди 
защищали его от нападавших египтян, положив на него haubert a tournoier
[175]
. Список доспехов, приобретенных для турнира, проводившегося в Виндзорском 
парке в 1278 году, включал кожаные шлемы («gal?e de cor») по 16 пенсов каждый. 
Некоторые из этих шлемов были посеребрены, а другие, для лиц более высокого 
ранга, позолочены. Кожаные кирасы (quiretis) по 3 шиллинга каждая, кожаные 
наплечники и кожаные наголовники конских доспехов были предоставлены Мило ле 
Куирье. Деревянные щиты были куплены у Стивена-столяра за 5 пенсов каждый; 
позднее на них был нарисован герб владельца щита, точно так же, как герб был 
нанесен на одеяние бойца и попону его лошади. Питер Фурбиссер предоставил мечи 
из пергамента и китового уса за 7 пенсов каждый; они позднее были посеребрены, 
а ножны и головки рукояти позолочены. Поскольку не было предоставлено никакого 
другого оружия, этот турнир, по всей видимости, приобрел форму простой m?l?e 
(свалки) с их относительно безвредными мечами из китового уса.




Глава 8
Военные (рыцарские) ордена

Крестовые походы имели как военный, так и религиозный характер, а в Святой 
земле эти стороны средневековой жизни нашли свое логическое воплощение в 
создании братств рыцарей-монахов великих военных орденов.

Место, которое считали Латинским приютом, основанным в Иерусалиме Карлом 
Великим, было приобретено в 1070 году купцами из Амальфи, Италия
[176]
. Здесь был основан госпиталь 
[177]
для христианских паломников. Постепенно здесь образовалось братство по уходу за 
больными и ранеными. После взятия города в 1099 году Готфрид Бульонский и много 
других дворян даровали госпиталю земли как в Святой земле, так и в Европе. В то 
время госпиталь возглавлял один лишь Жерар, которого в папской булле более 
позднего времени назвали учредителем ордена госпитальеров. В 1113 году папа 
Пасхалий II объявил госпитальерам папскую протекцию. Постепенно госпитальеры 
получили полную независимость от юрисдикции местного духовенства, подчиняясь 
только папе. Их самые ранние законы, очень похожие на законы 
каноников-августинцев, связывали братьев клятвой бедности (имуществом ордена 
они владели сообща), чистоты (женитьба была запрещена) и послушания (подчинение 
правилам сообщества и старших по рангу). В самых ранних известных законах 
«ордена всадников госпиталя Святого Иоанна Иерусалимского» нет упоминаний ни о 
военных обязанностях, ни о разделении на рыцарей и сержантов. Однако правило, 
что оружие должно применяться только для защиты королевства или для нападений 
на города сарацин, был упомянут в папской булле Александра III (1178–1180) как 
«соответствующее обычаю Раймонда», то есть Раймонда де Пюи, который стал 
Великим магистром, первым гроссмейстером ордена после Жерара, и скончался 
примерно в 1160 году. Госпитальеры определенно были организованы как военный 
орден примерно к 1135 году, когда им был дарован замок Бетгемлин 
[178]
в 1142 году, которой они владели до 1271 года. Европейские организации ордена 
состояли из провинций (позднее их назвали «лангами», то есть «языками») и из 
групп приоров, которые сами делились на командорства из нескольких рыцарей или 
сержантов.


Пример рыцарей-тамплиеров, возможно, привел к изменению целей госпитальеров. 
Они никогда не теряли из виду свою первоначальную задачу, уход за больными и 
ранеными, и поддержка больниц и госпиталей остается главным видом деятельности 
ордена вплоть до настоящего времени. Женщин впервые стали принимать в этот 
орден со времени повторного взятия Иерусалима, но, конечно, жили они в 
отдельных общинах. Со временем святой покровитель основателей ордена святой 
Иоанн Милостивый постепенно сменился на более важного святого Иоанна 
Евангелиста. Одеяние рыцарей поначалу было черным с белым крестом, концы 
которого расходились в стороны надвое, — эта разновидность ныне известна под 
названием мальтийского креста, поскольку после оставления Святой земли 
рыцари-госпитальеры долгое время находились на Мальте. 
[179]
В 1259 году цвет военного облачения рыцарей сменился на красный, но белый крест 
на нем остался. Вместе с рыцарями-тамплиерами орден госпитальеров образовывал 
своего рода щит Иерусалимского королевства, предоставляя гарнизоны для многих 
его крупнейших крепостей и давая большое число дисциплинированных, умелых и 
опытных рыцарей для военных кампаний короля. Каждое поколение рыцарей приходило 
из Европы. Оно не росло в нездоровом климате Востока или под влиянием 
расслабляющих обычаев. Поскольку феодалам становилось все труднее находить 
рыцарям земельный надел, наделы стали раздаваться орденами. После потери 
последней крепости в Святой земле госпитальеры перебрались на Кипр, а в 1310 
году 
[180]
на Родос. Назначение одного из них «адмиралом галер» в 1299 году и последующие 
аналогичные назначения показывают, что госпитальеры нашли для себя новую сферу 
деятельности. Впоследствии они стали патрулировать воды Восточного 
Средиземноморья, подавляя пиратство и сопровождая пилигримов, тогда как их 
консулы в городах сарацин следили за соблюдением интересов паломников.


Орден рыцарей Храма (храмовники, или тамплиеры) был чисто военным и был основан 
в 1118–1119 годах Гуго де Пейнсом, простым рыцарем из Шампани, и фламандцем 
Годфруа де Сен-Омером для патрулирования дороги в Иерусалим и защиты пилигримов 
от бандитов и налетчиков. Название орден получил из-за того, что дарованные им 
Балдуином I помещения частично находились на месте, где, по преданию, 
располагался храм Соломона. Законы ордена были составлены самим святым Бернаром 
и утверждены папой Гонорием II в 1128 году на совете в Труа. Подобно 
госпитальерам, тамплиерам был дарован полный иммунитет от внешнего контроля, и 
они отвечали только перед папой. В 1145 году папой Евгением III им было 
даровано право носить белую мантию с красным крестом, но это право касалось 
только рыцарей; сержанты и прочие носили черное или коричневое одеяние, также с 
красным крестом. Флаг тамплиеров, с верхней черной половиной и белой нижней, 
«они называют Beaus?ant из-за того, что они учтивы и дружелюбны к друзьям 
Христа, но с врагами суровы и враждебны». Женатым рыцарям было разрешено 
вступать в этот орден пожизненно или на годичный срок, но они должны были 
обещать завещать ордену половину своей собственности. Однако им не выдавалась 
белая мантия. Внутри ордена существовала строгая иерархия: гроссмейстер, 
тамплиеры высших рангов, сенешали, маршалы и провинциальные маршалы, Командор 
Земли и Королевства Иерусалимского, ниже их — командующий флотом в Акре 
(современная Акка, Галилея, север Израиля). Эта иерархия существовала в 
учреждениях тамплиеров во всей Европе, где собственностью, подаренной ордену, 
управляли командоры провинций и приоры крупнейших владений и настоятели 
отдельных домов. Организация постоянно направляла деньги и новых рекрутов в 
Святую землю. Многие сеньоры, которые не могли принять участие в походах лично, 
давали вместо этого земли рыцарям; поскольку управление ордена было успешным, 
они становились все богаче; еще при Вильгельме Тирском 
[181]
орден стали подозревать в том, что его истинной целью является овладение 
богатствами всего мира. В середине XIII века Матвей Парижский утверждал, что 
тамплиеры имеют 9 тысяч поместий. После потери крестоносцами Святой земли 
тамплиеры, в отличие от госпитальеров, не нашли новой официальной сферы 
деятельности. Они превратились в своего рода международных банкиров и стали 
ссужать деньги, и именно в Темпле (Храме), штаб-квартире тамплиеров в Лондоне, 
Губерт де Бург, к примеру, хранил свои богатства. Огромное состояние тамплиеров 
и их фактическая независимость от всех властей внутри королевства не могли не 
вызвать желания захватить их деньги. Секретность в их ритуалах и организации 
привела к слухам о том, что тамплиеры совершают ритуалы, о которых даже страшно 
говорить. В конечном счете французский король Филипп IV Красивый в своих 
попытках усилить власть короны решил наполнить собственную сокровищницу и в то 
же время восстановить контроль над землями, которыми орден владел во Франции. 
Ему удалось найти информатора, некоего Эскю де Флорана, бывшего 
рыцаря-тамплиера. С одобрения профранцузского папы Климента V король обвинил 
тамплиеров в богохульстве, поклонении идолам, убийствах, предательстве Святой 
земли и содомии. Под ужасными пытками многие рыцари признали обвинения и стали 
выдавать своих товарищей. В 1310 году, после двух лет расследований инквизиции, 
44 рыцаря были сожжены в Париже, в Пор-де-Сен-Антуане. В 1312 году орден был 
полностью разгромлен (юридически упразднен Климентом V), и его земли были 
переданы — по крайней мере, теоретически 
[182]
— госпитальерам
[183]
. Сколько бы ни содержалось правды в первоначальных обвинениях, признания, 
сделанные под пытками, не могут считаться надежным свидетельством.


Хотя эти два великих ордена в эпоху Крестовых походов преобладали, существовало 
много и других орденов, даже в Святой земле. Тевтонский орден берет свое начало 
от госпиталя, устроенного на корабле, вытащенном на берег какими-то германскими 
купцами во время осады Акры (1189). 
[184]
В отличие от упомянутых двух орденов, которые имели приорства в каждой стране, 
рыцари-тевтонцы были исключительно немцами. Их одеяние было белым с черным 
крестом. Князь Фридрих Швабский позднее утвердил их статус как духовного ордена 
(1190). В 1191 году папа Климент III утвердил их своей буллой как 
духовно-рыцарский орден, подобный госпитальерам. 
[185]
В начале XIII века орден действовал в Трансильвании. В 1226 году произошла 
большая перемена в судьбе Тевтонского ордена, когда польский князь Конрад 
Мазовецкий предложил ему провинцию Кульм на Висле, к югу от современного 
Гданьска (Данцига) на условии, что орден будет защищать земли Конрада от 
язычников пруссов
[186]
. Гроссмейстер ордена, Герман фон Зальца, друг Фридриха II (из Швабии, имевшего 
титул «короля Иерусалима»), убедил последнего даровать Кульм ордену с целью 
последующего завоевания Пруссии. Первые рыцари прибыли в Пруссию в 1230 году. 
Орден начал быстро увеличивать свои земли и строить замки на территориях, 
которые он завоевал. Позднее орден стал доставлять на эти земли переселенцев из 
Германии. В 1237 году орден формально объединился с небольшим орденом 
меченосцев
[187]
, основанным в 1202 году епископом Риги для обращения в христианство населения 
Ливонии (современные Южная Эстония и Северная Латвия). В 1309 году 
штаб-квартира и резиденция гроссмейстера Тевтонского ордена окончательно 
переместились в Мариенбург (современный Мальборк на севере Польши), и орден 
занялся расширением своих владений за счет балтийских стран, поначалу во имя 
церкви, но позднее во имя германского императора. В Португалии уничтожение 
ордена тамплиеров привело к созданию в 1318 году ордена Христа королем Динишем 
I (правил 1279–1325), действовавшим по согласию папы. И король и папа имели 
право посвящать в рыцари этого ордена.

В XII веке в Испании существовали три отдельных военных ордена, чьей задачей 
было проведение Крестовых походов. Рыцари Калатравы и рыцари 
Сан-Хулиан-де-Перейро принадлежали к цистерианцам (Цистерианский орден — 
католический монашеский орден, основан в 1098 году во Франции 
монахами-бенедиктинцами). Первый орден был основан Санчо III Кастильским в 1158 
году для удержания города-крепости Калатрава, освобожденного от мавров Альфонсо 
VII около 1146 года и отданного ордену цистерианцев. Рыцари Калатравы получили 
свою конфирмацию как военный орден в 1164 году. Орден Алькантары восходит 
своими корнями к братству рыцарей Святого Хулиана де Перейро, основанному в 
1156 (или 1166) году двумя братьями рыцарями де Барриентос. Они получили 
конфирмацию у папы Александра III в 1177 году. В 1213 году ордену была доверена 
защита Алькантары, после чего орден получил известность как орден Алькантары. 
Рыцари обоих этих орденов носили багряно-красный крест на белой мантии.
Третий орден, рыцарей Святого Иакова (Сантьяго) Кампостелского, по традиции 
считают основанным Рамиро II Леонским (931–950), но конфирмация ордена была 
осуществлена папой Александром III в 1175 году. Отличительной особенностью 
рыцарей этого ордена был красный меч Святого Иакова с цветками лилии на 
навершии рукояти и концах поперечного перекрестья.



Глава 9
Крестовые походы


Турки-сельджуки были одним из многих племен тюркских кочевников, которые 
кочевали в Центральной Азии в X–XI веках в поисках новых земель для кочевий и 
завоевания. Они представляли собой свободную конфедерацию племенных групп, 
объединенных жаждой власти и наживы. Свое название они получили от князя 
Сельджука, который, как утверждали племенные вожди, был их общим предком. 
Упадок халифата Аббасидов с центром в Багдаде 
[188]
привел турок, наряду со многими другими народами, на Ближний Восток, сначала в 
качестве наемников. В 1040 году сельджуки, кочевавшие с разрешения Газневидов 
на Копетдаге, разгромили государство Газневидов, захватив Хорасан и другие 
области. В 1055 году главный князь сельджуков Тогрул-бек захватил Исфахан, а 
между 1040 и 1055 годами весь Иран. В 1055 году он двинулся на Багдад, где 
заставил халифа Кайма дать Тогрул-беку титул султана. По мере того как силы 
сельджуков увеличивались, они все чаще стали совершать набеги и походы на 
христианские земли в Армении, Грузии и Восточной Римской (Византийской) империи.
 В 1065 году сельджуки взяли, разрушили и сожгли столицу Армении — Ани. 
Нуждаясь в больших безлюдных пространствах для кочевий, сельджуки разрушали 
города и селения, беспощадно истребляли оседлое население завоеванных 
территорий (или продавали людей в рабство). Затем настал черед Византийской 
империи. Империю в это время ослабляла борьба с нормандцами в Италии и на 
западе Балканского полуострова. В середине XI века империю потрясали феодальные 
усобицы, ожесточенная борьба за престол. С 1057 по 1081 год сменилось пять 
императоров.


В 1070 году новый (с 1068) император Роман Диоген, понимая важность возвращения 
захваченных турками армянских земель, отправился в поход с самой большой армией,
 которую только смог собрать. В ней, по всей видимости, было около 100 тысяч 
человек. Для этого император был вынужден набрать множество наемников, среди 
которых были и куманы
[189]
, французы и нормандцы. Император, похоже, по природе был порывист и из-за того,
 что его приход к власти произошел благодаря его женитьбе на овдовевшей 
императрице, имел множество личных врагов, причем одним из самых ярых был один 
из его командиров, Андроник Дукас, племянник умершего императора. Роман быстро 
провел войско мимо озера Ван (около восточной границы современной Турции) и 
здесь с удивлением обнаружил, что к нему приближается войско султана 
Алп-Арслана. Куманы (тоже тюрки) поспешили дезертировать из византийского 
войска, а Руссель де Байель, командовавший французскими наемниками, так и не 
присоединился к битве.


Трудно сказать, в чем была причина несчастья, случившегося с Базилакесом, 
командиром отряда из Феодосиополя
[190]
, — плохая подготовка, отсутствие дисциплины или обе эти причины. Столкнувшись 
с конной разведкой турок, Базилакес позволил заманить свой отряд в засаду 
далеко от византийского лагеря. (Кстати, «Тактика», хорошо известный труд 
императора Льва VI, достаточно выразительно описывает угрозу подобного рода 
действий.) И отряд Базилакеса был истреблен.

Роман построил свою армию перед лагерем согласно советам императора Льва 
относительно использования конницы. Фланги византийского войска были прикрыты 
двумя отрядами конницы, возможно несколько выдвинутыми вперед для того, чтобы 
нарушить порядки противника на флангах. Сильный резерв, которым командовал 
Андроник Дукас, Роман поставил во вторую линию, позади главных сил. Надо 
сказать, византийская конница не являлась идеальным средством против 
легковооруженных верховых лучников турок и должна была сопровождаться лучниками.
 Согласно «Тактике», если под тюрком-кочевником убивают лошадь, он почти 
беззащитен, так как не приучен сражаться в пешем строю. Поскольку византийцы 
имели меньше лучников, турки могли перемещаться вдоль боевых порядков 
византийцев, пуская в них тучи стрел. Мечи и булавы турки пускали в ход лишь 
тогда, когда видели, что ряды противника расстроены. В этих условиях правильным 
было бы, если бы византийцы сразу пошли на сближение, поскольку турки не смогли 
бы выдержать удара византийской тяжелой конницы, — но при этом требовалось, 
чтобы фланги и тыл были прикрыты рекой или болотом, чтобы не допустить 
окружения.
В этом сражении турки получили возможность воевать так, как они привыкли. 
Византийские конные лучники пробовали отвечать на турецкие стрелы, но, 
поскольку их было значительно меньше, эти стрелы не нанесли ощутимого урона, а 
вот потери среди самих византийцев были значительны. Императорская армия начала 
терять лошадей, и в конце дня Роман был вынужден двинуться вперед, что было 
сделано в прекрасном порядке. Турки, однако, начали медленно отходить, 
отказываясь от ближнего боя. К вечеру византийцы прошли место турецкого лагеря 
и остановились, усталые и испытывающие жажду. Роман приказал армии развернуться 
и вернуться в лагерь. По всей видимости, приказ не был понят всеми 
подразделениями, и, когда начался отход, на флангах появились разрывы, которыми 
турки не замедлили воспользоваться. В конечном счете Роман приказал войскам 
остановиться, развернуться и отбить нападение. В наши дни историки соглашаются 
с тем, что продолжение отступления византийского резерва после приказа 
остановиться было вызвано предательством его командира, Андроника. Хотя 
оставшиеся на месте войска отважно защищались, сражаясь спина к спине против 
окружившего их противника, а часть фланговых отрядов византийцев смогла 
вырваться из окружения, сам император был захвачен в плен, а воины центральной 
части его войска истреблены.
Империя (и особенно ее армия) так и не смогла оправиться от этой катастрофы, от 
последовавшей за разгромом междоусобицы и от полного опустошения провинций 
Малой Азии, которые на протяжении многих лет давали основную часть воинов для 
византийской армии. Когда позже крестоносцы шли по этим некогда цветущим землям,
 вокруг них простиралась пустыня. Турки прошли по Малой Азии почти не встречая 
серьезного сопротивления, поскольку в империи шла борьба за престол, и к 1082 
году вся Малая Азия была захвачена сельджуками. Окончательный контроль над 
Малой Азией был установлен сельджуками в 1084 году, когда великий город 
Антиохия, важный опорный пункт у основания полуострова, пал из-за предательства 
командующего гарнизоном города Филарета.

Экономика Византийской империи после Манцикерта 
[191]
пошатнулась, доля драгоценных металлов в монетах уменьшилась наполовину 
относительно ее предшествующего уровня. Остатки империи, на которые нападали с 
севера славянские государства и кочевники из причерноморских степей, с запада 
нормандцы из Южной Италии, а с востока турки-сельджуки, были спасены только 
блистательными дипломатическими интригами императора Алексея Комнина и 
благодаря распрям (которые он вызвал) между различными группами сельджуков. 
Убийство султана Мелик-Шаха в 1092 году и последующая усобица между его 
сыновьями, начавшаяся во время, когда Алексей снова наполнил казну, перестроил 
флот и твердо обосновался на троне, дали возможность византийцам проводить 
наступательную политику. Для этого императору требовались надежные, преданные 
наемники.


Хотя Первый настоящий крестовый поход начался в 1096 году (после того, как 
эмиссары императора обратились к папе Урбану II с просьбой отвоевать провинции 
Малой Азии, а папа в 1095 году на Клермонском соборе выступил с призывом 
отправиться в Крестовый поход для освобождения Гроба Господня), идея «священной 
войны» давно не была чужда Западной Европе. Еще в середине IX века папа Лев IV 
объявил, что того, кто умрет ради защиты христианства, ожидает награда на 
небесах. Реконкиста по возвращению территорий, захваченных мусульманами в 
Испании, начавшаяся в начале XI века
[192]
, была энергично поддержана клюнийскими монахами (от монастыря Клюни), ведущим 
религиозным движением того времени. В 1064 году папа Александр II предложил 
индульгенции всем, кто воевал с неверными в Испании. Папа Григорий VII был 
особенно воинственным. Еще будучи кардиналом, он убедил Александра II 
поддержать агрессию нормандцев Вильгельма против Англии. Став папой, он 
обратился к императору Генриху IV в 1075 году с предложением послать экспедицию 
для того, чтобы восстановить владения Восточной Римской империи, утраченные 
после поражения при Манцикерте. Он, по всей видимости, намеревался лично ее 
возглавить, возможно полагая, что успешная военная кампания может дать ему 
преимущества в споре о верховенстве с патриархом Константинопольским. Григорий 
VII также поощрял походы, призванные отвоевать у мавров Испанию.


Мотивы церкви имели самый разный характер. Без сомнения, самым главным было 
желание распространить христианство, но важным соображением было направить 
агрессивную энергию западных рыцарей на какую-нибудь полезную цель и тем самым 
прекратить постоянные междоусобицы между крупными феодалами и королями, которые 
опустошали Европу. Кампания, призванная ограничить кровопролитие между 
христианами, началась на соборе в Шарру в 989 году. В 1054 году собор в Нарбоне 
попытался установить «божественное перемирие» 
[193]
с «божественным миром», который защищал имущество церкви и бедных во время 
войны. После большого первоначального энтузиазма это движение разделило судьбу 
всех последующих идеалистических движений по ограничению войн, поскольку всего 
через несколько лет его покинули некоторые из самых ярых некогда его 
сторонников. В таких условиях следовало поддерживать любой план направить 
насилие в сторону от Центральной Европы. Третьей причиной было то, что 
отвоеванные земли в Испании стали принадлежать освободившим их христианским 
воинам, как вассалам престола святого Петра (престол святого Петра — престол 
римского папы, поскольку святой Петр был первым римским епископом, а все папы — 
его преемники). Этой системы стали придерживаться во всех последующих Крестовых 
походах.


Мотивы тех, кто присоединился к крестоносцам, тоже были разными. Без сомнения, 
многие горели желанием нести христианство, раз к этому призывала церковь, и 
вернуть «святые места» христианству, убивая неверных, которых они считали 
оскорбителями церкви и угнетателями своих братьев-христиан. Эти чувства были, 
однако, отнюдь не повсеместными. Свирепость крестоносцев по отношению к 
мусульманам в Испании разительно отличалась от толерантности, проявленной ими 
по отношению к коренным испанцам. 
[194]
Мусульманский эмир Севильи был союзником Альфонсо VI Кастильского (ум. 1108), а 
Сид Кампеадор, герой испанских легенд, как король Артур в Англии, был в 
реальности наемником, готовым, если заплатят больше, перейти на сторону 
мусульман
[195]
.

Некоторые рыцари, без сомнения, отправились в Крестовый поход в надежде 
получить прощение своих грехов. Другие же, безземельные рыцари (младшие сыновья 
в семье и «солдаты удачи»), присоединялись к этим походам в надежде приобрести 
землю и высокое положение за морем, и папа римский в своих обращениях довольно 
откровенно использовал эти надежды. Даже некоторые из лидеров Первого 
крестового похода, такие как Балдуин, брат Готфрида Бульонского, были, можно 
сказать, безземельными. Других в поход, видимо, посылали любовь к войне или 
страх правосудия. Очень малое число крестоносцев представляли, сколь большие 
расстояния придется пройти или насколько трудным окажется выполнение 
поставленных задач. Без сомнения, зная, что Бог на их стороне, они не 
сомневались в успешности своей миссии.

Урбан II, один из самых выдающихся дипломатов своей эпохи, смог уменьшить все 
более расширяющийся раскол между восточной (православной) и западной 
(католической) церквями. Он с энтузиазмом воспринял идею «священной войны» для 
освобождения страдающих христиан на Востоке и снова открыл маршруты паломников 
к «святым местам», закрытые из-за анархической сумятицы в Малой Азии и Святой 
земле, вызванной набегами 
[196]
сельджуков. Призыв Урбана прозвучал на соборе в Клермоне 27 ноября 1095 года 
перед большим количеством собравшихся на поле за границами города. Урбан описал 
собравшимся страдания братьев-христиан и трудности, переживаемые паломниками, 
после чего призвал своих слушателей, богатых и бедных, перестать воевать друг с 
другом и посвятить свои мечи службе одному лишь Богу. Он предложил им награду в 
виде новых земель и отпущение грехов тем, кто погибнет.

Папа распространил свой призыв с помощью синодальных писем ко всем епископам, а 
также, возможно, писем к королям, князьям и другим правителям западного мира. 
Отклик был колоссальным по масштабам и полным энтузиазма. Пока папа римский 
занимался приготовлениями, подыскивая для того, чтобы возглавить поход, 
соответствующих великой цели командиров, создавал флот для снабжения 
крестоносцев (через Геную), подготавливал церковников к тому, чтобы церковь 
защищала земли всех, принявших христианство, к нему шли обещания поддержки со 
всех направлений.

Наиболее успешными, похоже, оказались призывы странствующих проповедников, 
таких как Петр Амьенский, которые породили надежды у крестьян, чья жизнь 
казалась им особенно мрачной из-за притеснений феодалов, нехватки земли из-за 
роста населения и ряда сильнейших неурожаев. Призрачные обещания проповедников, 
казалось, предоставляют сельским жителям, чьи надежды на землю казались 
безнадежными, верную дорогу к лучшей жизни и спасению души. Петр Амьенский, 
двигавшийся по Франции и Северной Германии, собрал вокруг себя огромную массу 
людей, почти совершенно неорганизованную и недисциплинированную, по большей 
части людей из беднейших классов, как сельских жителей, так и горожан, а также 
множество преступников, желавших избежать наказания, и лишь небольшое число 
мелких, в основном германских, дворян. Многие шли вместе с семьями. Долгий и 
катастрофический марш через Центральную Европу этого народного Крестового 
похода был неожиданным для Восточной Римской (Византийской) империи, которая 
готовилась встречать крестоносцев по проходящим через Адриатику маршрутам 
паломников. Этот Крестовый поход провалился вскоре после того, как прибывшие 
достигли Малой Азии. 
[197]
С чисто военной точки зрения этот Крестовый поход не имел никакого значения. Не 
имел значения и так называемый германский Крестовый поход, который начался с 
погромов и истребления евреев в Рейнланде, Мозеле и всех городах по пути 
движения крестоносцев, но не продвинулся много дальше венгерской границы, где 
был рассеян венгерскими войсками. Однако оба Крестовых похода увеличили 
недоверие в Константинополе к приближавшимся армиям крестоносцев. Опыт 
византийских купцов, как до Манцикерта, так и позднее, и контакты с нормандцами 
в Южной Италии научили византийцев не доверять «франкам», как безбожным, алчным 
варварам, бесстрашным в атаке, но потому и особенно опасным сейчас, когда они 
подходят все ближе, причем не в виде желанных наемников, а в виде больших армий 
под командованием высокородных дворян.

Император дал указание создать базы снабжения вдоль маршрутов, по которым, как 
ожидалось, должны были двигаться крестоносцы. Он послал должностных лиц 
высокого ранга для встречи и приветствия лидеров крестоносцев и спешного 
препровождения их в столицу с эскортом императорской армии — для того, чтобы не 
допустить, разграбления «франки» сельской местности, через которую должны были 
пройти. Алексей I Комнин понимал, что главным мотивом крестоносцев было желание 
получить землю (на что он лично не имел возражений, если крестоносцы создадут 
буферные государства между турками и отвоеванными территориями империи). Для 
того чтобы установить контроль над деятельностью крестоносцев, император решил 
заставить каждого лидера прибывших войск дать клятву преданности по принятому 
на Западе образцу, после чего этих опасных и непредсказуемых союзников он 
собирался переправить на кораблях в Малую Азию — раньше, чем крестоносцы 
уступят искушению разграбить Константинополь. Император стремился к тому, чтобы 
крестоносцы ждали прибытия остальных отрядов именно в Малой Азии.

Большая часть отрядов Первого крестового похода возглавлялась крупными 
феодалами и дворянами с опытом войны и умевшими ждать, пока все необходимые 
приготовления будут сделаны. За князьями, герцогами и графами следовали их 
вассалы, а следом за ними — добровольцы, большая часть которых, по всей 
видимости, финансировалась ими самими за счет продажи или залога их 
недвижимости. Боэмунд, нормандский князь Тарентский
[198]
, сын Роберта Гюискара
[199]
, по всей видимости, сам финансировал всех, кто за ним последовал. Роберт, 
герцог Нормандии, заложил свое герцогство брату, королю Англии Вильгельму II 
Рыжему, за 10 тысяч марок для оплаты своей доли в Крестовом походе. 
Финансирование Первого крестового похода, как только он начался, осуществлялось 
также императором Восточной Римской империи и на богатства, захваченные в ходе 
кампании.

Первым западным лидером, достигшим Константинополя, был Гуго, граф Вермандуа, 
брат Филиппа I Французского. Его сопровождал относительно небольшой отряд 
французских рыцарей. Прибытие графа в Диррахий (Драч) на адриатическом 
побережье было не очень торжественным, поскольку его выбросило на берег на 
обломках корабля, но графа Вермандуа снова экипировал губернатор Иоанн Комнин, 
и он был отправлен в сопровождении сильной охраны к императору. Император 
Алексей I встретил Гуго радушно и осыпал подарками. Хотя Гуго фактически был 
узником, он был ослеплен роскошью, а лестью его удалось уговорить дать клятву 
на верность императору. Вторым прибыл Готфрид Бульонский, герцог Нижней 
Лотарингии, которого сопровождали два его брата, Евстахий III, граф де Булонь и 
Балдуин, а также армия, включавшая в себя много видных рыцарей из Фландрии и 
Нижней Лотарингии. Они также выбрали путешествие по традиционному маршруту 
немецких паломников через Венгрию. Кроме отдельной вспышки мародерства при 
приближении к Константинополю, дисциплина на протяжении всего марша 
поддерживалась на высоком уровне. Гуго Вермандуа был послан для того, чтобы 
подтвердить клятву Готфрида императору. Готфрид — возможно, из-за того, что он 
уже был вассалом императора Западной Римской империи Генриха IV, и, вероятно, 
из-за того, что он уже слышал искаженные рассказы о плохом обращении от 
выживших последователей Петра Амьенского, — отказался императора даже посетить. 
Ему разрешили раскинуть лагерь за стенами Константинополя и обеспечивали 
фуражом и провизией на протяжении всей зимы. Только когда наступила весна и 
подход остальных крестоносных отрядов был близок, Алексей начал предпринимать 
попытки избавиться от Готфрида, постепенно уменьшая посылаемое ему снабжение. 
Это поначалу привело к набегам «франков» на окружающие земли в поисках фуража, 
а затем, в четверг на Страстной неделе (последняя неделя перед Пасхой), к атаке 
на одни из городских ворот. На следующий день завязалась стычка крестоносцев с 
местным ополчением, в которой крестоносцы одержали верх, хотя император и 
послал на помощь имевшиеся под рукой войска. После этого Готфрид и его главные 
последователи дали требуемую клятву, пообещав вернуть империи все отвоеванные у 
неверных территории и владеть всеми новыми землями как вассалы восточноримского 
(византийского) императора.
Таким образом, неопределенность положения осталась. Только используя 
исключительный такт и огромные взятки, Алексей был способен убедить 
крестоносцев дать клятву. Нормандец Боэмунд Тарентский был единственным, кто 
дал ее без вопросов. После нескольких лет военных действий против империи он не 
недооценивал ее военную мощь и ресурсы и понимал, что без сотрудничества с 
византийцами добиться чего-либо невозможно. Поскольку Боэмунд также надеялся 
получить руководство экспедицией, он не желал вызывать недовольство императора. 
Алексей, по всей вероятности на радостях, что его самый внушительный и лучше 
всего экипированный союзник оказался столь сговорчивым, пообещал снова наладить 
снабжение, компенсировать все материальные затраты и послать вместе с 
крестоносцами отряд войск империи, но в то же время он оставил неясным вопрос о 
том, кто будет осуществлять командование.
Самым важным из французских крестоносцев и первым дворянином высокого ранга, 
решившим стать крестоносцем, был Раймунд (Раймонд) IV, граф Тулузский. Именно с 
ним папа Урбан впервые обсудил идею экспедиции, и, поскольку графа Тулузского 
сопровождал папский легат Адемар, епископ Jle-Пюи, Раймунд надеялся получить 
командование всей армией. Поскольку это командование могло быть даровано только 
папой, он очень не хотел себя компрометировать, давая клятву императору. Его 
поведение также диктовалось ревностью по отношению к Боэмунду, который был 
явным претендентом на пост командующего. Только с большими трудностями Раймунда 
удалось убедить дать несколько измененную клятву о непринесении ущерба; это 
означало, что он не сделает ничего, что бы могло нанести ущерб правам 
императора или нанести вред его персоне.
Все эти предварительные переговоры между крестоносцами и императором не вели к 
взаимному доверию. Мнение византийцев о «франках», как о склонных к грабежу 
варварах, получило подтверждение в поведении новоприбывших — они не подчинялись 
дисциплине и совершали рейды на окрестности. Их действия во время Страстной 
недели вызвали особое к ним неприятие.

Хотя крестоносцы были ошеломлены великолепием Константинополя, они отнеслись к 
нему враждебно, частично из-за того, что это великолепие подчеркивало их 
собственный жалкий вид, отсутствие у них блеска и культуры, а частично из-за 
того, что они презирали роскошь как проявление изнеженности. Такой двойной 
взгляд проявлял себя и раньше; к примеру, его можно видеть в докладах 
Лиутпранда, епископа Кремоны, о двух его посещениях Константинополя. В 949 году,
 когда его приняли недружелюбно, Лиутпранд написал о грязи и нищете в огромном 
городе, о его неудобствах, о презрении к слабым, недобросовестности в делах и 
алчности римлян. 
[200]
«Франки» (то есть западноевропейские крестоносцы) чувствовали себя униженными 
тем, что им пришлось давать клятву, а также неудачами в стычках с 
императорскими войсками. Писатели более позднего времени, описывавшие Крестовые 
походы, такие как Вильгельм Тирский, считали, что «франки» чувствовали себя 
обманутыми, думая, что у них отняли роль защитников христианства и мстителей за 
поражение при Манцикерте. Когда началась военная кампания, между союзниками 
начали расти противоречия. Дисциплинированные византийцы стремились достичь 
стратегических интересов не столько в сражениях, сколько путем дипломатии и 
даже подкупа. Недисциплинированные «франки», с презрением относящиеся ко 
всякого рода закулисным операциям (считая это чем-то близким к трусости и 
предательству), были готовы с радостью забыть свою клятву императору.


Количество воинов, принимавших участие в Первом крестовом походе, дается 
разными летописцами по-разному, от 100 тысяч человек у Раймона Акуилерского 
[201]
до 600 тысяч у Фульхерия Шартрского. Оба этих летописца сами принимали участие 
в кампании. Письмо, написанное папе после взятия Иерусалима, сообщая о 
состоянии армии, говорит о 5 тысячах конных воинов и 15 тысячах пехотинцев
[202]
. Количество участвовавших в отдельных сражениях могло быть много меньше; в 
победе крестоносцев в сражении под Антиохией все силы, как утверждается, из-за 
нехватки лошадей состояли только из 700 кавалеристов.




Глава 10
Военные кампании крестоносцев

Крестоносцы хотели двинуться маршем прямо на Иерусалим, но это можно было 
сделать только после того, как дорога по Малой Азии будет очищена от турок. 
Поскольку это было именно то, чего желал император, обе стороны смогли 
договориться. По крайней мере, в начале кампании крестоносцы были склонны 
прислушиваться к советам греков, и Анна Комнин много раз пишет, что император, 
ее отец, предостерегал крестоносцев относительно методов военных действий турок 
и давал им советы относительно наилучшей тактики.

Первой целью крестоносцев была Никея, столица султаната турок-сельджуков, 
лежащая на византийской военной дороге через Малую Азию. Затем, пройдя Малую 
Азию, необходимо было взять Антиохию, перед тем как двигаться в Палестину. До 
того как на выручку осажденного крестоносцами города прибыли войска султана, 
Никея была окружена со всех сторон большей частью армии крестоносцев — при 
помощи византийских военных инженеров под командой Мануила Бутимитеса. Когда к 
городу подошли войска султана, их рассеяли отряды графа Тулузского и 
воинственного епископа Ле-Пюи, который возглавлял атаку лично, с помощью только 
воинов герцога Нормандского Роберта (он же граф Фландрский), поскольку 
остальная часть армии должна была перекрывать выходы из города во избежание 
неприятельских вылазок. Величественные укрепления города (построенные до 
турецкого завоевания византийцами) подверглись штурму — с отвагой и с 
использованием всех осадных орудий, которые союзники смогли подвезти и 
соорудить на месте. Защитники города сражались с такой же отвагой и за ночь 
восстановили поврежденные укрепления башни, на которую был направлен основной 
удар штурмующих и осадных средств, а также ликвидировали все подкопы, которые 
смогли определить. Провизия все еще продолжала поступать в город через озеро, 
лежащее перед западной стеной города, и крестоносцы, таким образом, были 
вынуждены просить императора прислать корабли для установления полной блокады. 
Согласно Анне Комнин, Алексей I надеялся на обращение подобного рода, чтобы 
показать крестоносцам, что они от него зависят. Он послал не только корабли, но 
и несколько отрядов своей армии, которые анонимный автор Gesta Frankorum 
[203]
называет Turcopoles, «туркополи», что означает легкую кавалерию, возможно — 
конных лучников. Тем временем, чтобы не допустить разграбления города и 
ненависть к нему его будущих подданных, император приказал Бутимитесу тайно 
обсудить с гарнизоном условия сдачи. Видя, что дальнейшее сопротивление 
бесполезно и готовится решительный штурм, гарнизон согласился сдаться, и утром, 
на которое был назначен штурм, крестоносцы увидели развевающийся над городом 
флаг империи. Лишившись славы, ожидаемой добычи и возможности выкупа, 
крестоносцы пришли в ярость, проклиная тайную дипломатию своего союзника, хотя 
их лидеры и могли быть информированы об этом плане заранее. Однако императору 
удалось утихомирить крестоносцев щедрыми подарками из золота и ювелирных 
изделий для их командиров, изысканной и обильной едой для простых воинов. И все 
же большая часть рыцарей была недовольна великодушным обращением с турецкими 
пленниками благородного происхождения.

После того как эта крепость уже не угрожала линиям коммуникаций, крестоносцы 
могли свободно двигаться по Малой Азии к Иконию (сейчас — Конья) и Антиохии 
(сейчас Антакья на самом юге современной Турции). Тем временем султан собрал 
вместе все силы сельджуков (вплоть до отрядов из Антиохии, Тарсуса, Алеппо и др.
). Он затаился у низких холмов около места, где старая византийская военная 
дорога, вьющаяся меж гор, выходит на равнину около Дорилеи (сейчас — Эскишехир),
 примерно в 100 км (по прямой) к юго-востоку от Никеи.
Христианская армия двигалась двумя колоннами, возможно, для того, чтобы 
улучшить продовольственное снабжение и обеспечить себя достаточным количеством 
воды, а также чтобы сделать менее громоздким огромный обоз, состоявший из 
мирных жителей, священников, членов семей и разного рода спутников. Первый 
отряд, состоявший из французских и сицилийских нормандцев, северных французов и 
фламандцев, находился под командой Боэмунда и был усилен отрядом византийских 
войск. Колонна Боэмунда 29 июня 1097 года расположилась на отдых в долине 
Гаргона, недалеко от Дорилеи. Расположение крестоносцев с тыла было прикрыто 
рекой Бафус, переправа охранялась двумя конными отрядами. Вагенбург (временное 
укрепление, составленное из повозок) вокруг лагеря охранялся пехотой. Резерв 
под командованием самого Боэмунда находился на соседней высоте. Турки-сельджуки 
подошли со стороны Дорилеи, атаковали конницу Боэмунда и опрокинули ее. Затем 
турки ворвались в лагерь, оборонявшийся пехотой, и начали резню. Боэмунд 
отправил гонца в правую колонну Готфрида, а сам предпринял ряд контратак. 
Надежда почти угасла, пишет Фульхерий, когда подоспела колонна второго отряда 
под командованием Готфрида Бульонского. Турки отступили в исходное положение. 
Возглавивший войско крестоносцев Готфрид построил боевой порядок, расположив в 
центре пехоту, на флангах конницу и выделив резерв. Крестоносцы атаковали турок 
и обратили их в бегство.

Победа была одержана благодаря тому, что помощь подоспела вовремя. Если бы не 
подоспели войска Готфрида Бульонского, об исходе боя нельзя было бы сказать 
ничего определенного. До этого колонна Готфрида шла вместе с колонной Боэмунда, 
а затем ушла вправо, и некоторое время обе колонны двигались по параллельным 
маршрутам, сходившимся у Дорилеи. Вторая колонна в момент начала боя находилась 
в нескольких километрах. Через три дня после этого сражения крестоносцы 
продолжили свой марш по направлению к Сирии по возможности одной колонной
[204]
. Это заставило турок воздержаться от новых попыток ввязаться в большой бой. 
Турки теперь пытались помешать маршу крестоносцев, превращая страну, по которой 
двигались крестоносцы, в пустыню, лишив врага пищи и фуража. К тому же турки 
занимали эти земли уже на протяжении целого поколения и успели привести в 
упадок некогда цветущий и густонаселенный край. Мосты и дороги пришли в 
негодность либо из-за того, что не ремонтировались, либо из-за того, что 
намеренно разрушались, а все крупные емкости с водой были турками разбиты или 
отравлены. Вся информация о дорогах устарела, даже византийцы не могли сказать, 
что их ожидает на еще недавно имперской, а теперь вражеской территории, а 
немногие выжившие местные жители не всегда могли оказать помощь. Несколько 
последующих походов крестоносцев, похоже, игнорировали все советы, что 
приводило к их срыву
[205]
. Едва ли не самыми страшными врагами крестоносцев стали жажда и голод, 
косившие как людей, так и лошадей. Усталость, вызванная трудностями пересечения 
гористой местности, вместе с тяжелым климатом, отягощавшие войско большие обозы 
снижали боеспособность крестоносцев. Хотя местность и климат не позволяли 
содержать лошадей в надлежащем виде, тяжеловооруженный опытный христианский 
рыцарь мог довольно легко одолеть в рукопашной схватке почти любого 
сарацинского (то есть мусульманского) всадника, но, если противник быстро 
отступал, его редко можно было догнать. Атака рыцарской конницы в то время 
представляла собой не ту, что появилась позже
[206]
, когда всадники неслись колено к колену с определенной скоростью; это был 
яростный, не знающий порядка порыв в полном галопе, который почти невозможно 
было контролировать после того, как она началась. На Анну Комнин атака конных 
рыцарей произвела столь глубокое впечатление, что она написала, что эти конники 
способны проделать брешь в стене Вавилона. 
[207]
В Западной Европе долго не было пехоты с сопоставимой коннице выучкой.

Крестоносцы более позднего времени избегали опасных наземных маршрутов по Малой 
Азии благодаря тому, что итальянские торговые города, Пиза, Генуя и Венеция, 
торговавшие с Левантом, добились военно-морского господства в Восточном 
Средиземноморье, и после Второго крестового похода подавляющее большинство 
паломников и воинов двигалось в Святую землю по морю. К тому же византийцы 
воспользовались победой над турками-сельджуками для того, чтобы отвоевать Лидию,
 Фригию и другие земли в Малой Азии. Это открыло сухопутную дорогу в Сирию, 
которая теперь могла охраняться византийскими армией и флотом.
Следующая большая битва крестоносцев произошла у стен Антиохии в 1098 году. 
Этот город, который являлся одним из самых святых для христиан, турки-сельджуки 
захватили в 1084 году. Крестоносцы, измученные долгим маршем по гористой Малой 
Азии и сильно поредевшие, в октябре 1097 года начали долгую, семимесячную, 
осаду города. Мощные высокие стены и множество башен не позволяли взять город 
штурмом. Зимой 1097/98 года крестоносцы сами оказались на краю голода. Не все 
крестоносцы выдержали тяжелые условия и вернулись (надо думать, с позором) 
домой. Только когда наступила весна и прибыли инженеры и необходимые материалы 
из Константинополя, крестоносцы получили возможность начать правильную осаду.
Боэмунд, вдохновленный успехом графа Балдуина, которому удалось завоевать для 
себя Эдесское графство, решил стать хозяином Антиохии. Он настоял на своем 
желании на встрече с другими лидерами крестоносцев и использовал отъезд 
представителя императора. Приходилось торопиться, поскольку Кербога, эмир 
Мосула, готовился прийти на выручку Антиохии, а летом мог прибыть самолично сам 
византийский император (с армией), и тогда Антиохия стала бы принадлежать ему. 
Решив использовать византийскую тактику, Боэмунд, ничего не сказав своим 
товарищам, начал переговоры с одним командиром гарнизона, армянином по имени 
Фируз, который был недоволен своим турецким начальством. Армянский командир 
согласился сдать Боэмунду свой участок обороны, включавший огромную Башню двух 
сестер, ключевую башню южной стены города. Ночью нормандцы тайно вошли в башню, 
пробежали по стене, чтобы захватить соседние башни, и открыли двое ворот города,
 чтобы впустить в город своих боевых товарищей. После этого началась резня 
мусульман (турок и арабов) — мужчин и женщин — и грабеж. Только цитадель, 
расположенная высоко на горе рядом с городом, оставалась в руках 
турок-сельджуков.
Через пять дней эмир Кербога подошел к стенам города, только что взятого 
крестоносцами. Войско Кербоги значительно превосходило по численности 
измученных и оголодавших крестоносцев. Единственной надеждой, казалось, было 
теперь прибытие византийского императора, но он был слишком далеко.

На военном совете было решено, что единственной надеждой является крупная 
вылазка. Боевой дух армии сильно вырос после обнаружения под полом собора 
наконечника копья, которым, как считалось, был пронзен бок Христа. 
[208]

У крестоносцев погибло столь много лошадей, что большое количество рыцарей и 
сержантов были вынуждены присоединиться к пехоте, которой было суждено принять 
важное участие в сражении. Армия формировалась на улицах города, только 
несколько сот человек было оставлено для блокады цитадели — под командой графа 
Раймунда, слишком больного, чтобы покинуть свое ложе. Летописи совершенно 
по-разному описывают, как армия была разделена, но, по всей видимости, она 
состояла из шести отрядов, разбитых по национальностям. В первом были французы 
и фламандцы под командой Гуго Вермандуа. Вторым отрядом, из воинов Лотарингии, 
руководил Готфрид (Годфруа) Бульонский. Третий отряд, из французской Нормандии, 
возглавлял герцог Нормандский.
Четвертый, из Южной Франции, был под командой епископа Адемара. Пятый и шестой 
отряды, нормандцев Сицилии и Южной Италии, возглавлялись Танкредом и Боэмундом.
Крестоносцы начали марш на равнину, простирающуюся к северо-западу от города 
через реку Оронт (современная Аса), которая текла рядом со стенами, при этом 
они выстроились так, чтобы создать шеренгу, идущую от реки до горы. Река и гора 
были естественными препятствиями, мешавшими противнику зайти в тыл с флангов. 
Крестоносцы обнаружили преимущества этой позиции с защищенными флангами еще в 
первых боях под городом несколькими месяцами ранее. Сначала реку перешел самый 
правофланговый отряд, который после этого остановился, чтобы прикрыть переправу 
следующего. Затем на охрану вставал второй отряд — и так далее, пока не 
переправились все отряды. В первый раз во время похода пехота была выдвинута 
перед кавалерией, возможно, для того, чтобы турецкие конные лучники не могли 
достать своими стрелами лошадей крестоносцев.
По всей видимости, один из подчиненных Кербоги убедил его начать атаку на 
христиан в то время, как они будут пересекать реку. Но с нападением Кербога 
опоздал. Епископ Адемар с отрядом не успел достичь гор до того, как несколько 
тысяч турок пронеслись мимо головной части его колонны, чтобы напасть на отряды 
Танкреда и Боэмунда, находившиеся в резерве. Эти отряды не дали туркам выйти в 
тыл христианам. При этом им пришлось принять на себя удар главных сил турецкой 
армии. Пехота христиан начала двигаться вперед, а поскольку турки не могли 
обойти ее с фланга или пробиться сквозь нее, они начали отступать. В 
критический момент сражения несколько важных эмиров дезертировали с поля боя. 
Отход турки решили замаскировать, поджигая траву. При этом не только 
образовалась дымовая завеса, но и разгорелся огонь, который почти невозможно 
было преодолеть на лошадях.
Поскольку в этот день войсками командовал Боэмунд, именно ему следует приписать 
изобретение нового тактического приема совместных действий пехоты и кавалерии, 
который позднее в Иерусалимском королевстве станет стандартной практикой. 
Византийцы использовали кавалерию и пехоту вместе, но обычно ставили пехоту во 
второй линии, для подкрепления конницы, если та отступала. Тактика Боэмунда, 
похоже, уже использовалась в некоторых сражениях его отца в Италии и 
определенно не была совсем отлична от той, что использовалась нормандцами при 
Гастингсе.

Антиохия была спасена. Цитадель сдалась Боэмунду по предварительному тайному 
соглашению, ее командир отказался встать под знамена Раймунда Тулузского и 
позднее поступил на службу к Боэмунду. Это привело к длительным ссорам между 
теми, кто (как граф Раймунд и епископ Адемар) желал хранить верность клятве 
императору, и теми, кто по разным причинам поддерживал Боэмунда. К сожалению, 
епископ Адемар внезапно скончался — по всей видимости, от тифа. Он не только 
давал мудрые советы и проявлял отвагу на поле боя, но был хорошим дипломатом 
при общении с Восточной (православной) церковью и никогда не заявлял о 
превосходстве своей, Римско-католической церкви 
[209]
и ее главы, папы римского. На него смотрели как на неофициального лидера 
Крестового похода не только из-за его личного авторитета, но и как 
представителя папы. Последующие разногласия среди крестоносцев усилились, когда 
встал вопрос, когда следует продолжить поход на Иерусалим
[210]
.

С военной точки зрения прекрасным примером успешного применения хорошо 
разработанной тактики Иерусалимского королевства является битва при Арсуфе в 
1191 году, во время Третьего крестового похода. Она не окончилась полной 
победой, поскольку Саладин (Салах-ад-Дин) на следующий день был в состоянии 
сражаться снова, но она сильно подняла боевой дух крестоносцев после ужасного 
поражения у Тивериадского озера в 1187 году и потери Иерусалима. То, что 
Саладину не удалось прийти на подмогу защитникам Акры, нанесло сильный удар по 
его престижу.

Феодальное Иерусалимское королевство с великим княжеством Антиохия и графствами 
Эдесса и Триполи получили возможность существовать только из-за того, что 
исламские правители действовали по отдельности после распада Сельджукского 
султаната и из-за соперничества турок-сельджуков и властей Египта
[211]
. Как все феодальные государства, Иерусалимское королевство раздирали ссоры 
между близкородственными семьями феодалов, которые к тому же враждовали и с 
королем. Королевство было ослаблено еще и тем, что на троне сменяли друг друга 
слабые правители, неспособные утвердить королевскую власть или приструнить 
своих вассалов. Король не мог действовать без оглядки на своих могущественных 
вассалов, поскольку его власть была ограничена государственным советом — так 
называемой Высокой палатой, состоявшей из крупнейших феодалов. Вдобавок к 
прочим несчастьям, число колонистов из Европы было невелико, да и те были 
отделены религией от своих подданных — мусульман, христиан-монофиситов (армян) 
и тем более иудеев. Смешанные браки между представителями правящего класса и 
местным населением были крайне редки, хотя являлись обычным явлением среди 
сержантов, составлявших опору армии. Коренные жители, за исключением, пожалуй, 
армян, были плохими солдатами. Еще одним негативным фактором было то, что 
Восточная Римская (Византийская) империя порой была антагонистом по отношению к 
Иерусалимскому королевству.

Главной силой королевства были военные ордена, которые являлись к концу XII 
столетия самыми большими земельными собственниками и организовывали постоянный 
приток рекрутов из Европы. Рыцари военных орденов выросли в странах Европы, не 
были истощены нездоровым местным климатом и не были испорчены контактами с 
привыкшими к роскоши южными народами. Эти люди давали клятву защищать свою 
религию, и их не обременяли феодальные амбиции. Они составляли основную часть 
регулярной армии (рыцари и сержанты) и, имея долгий непрерывный срок службы и 
хорошо владея воинским искусством, постоянно находились в Святой земле, в 
отличие от множества воинов из паломников, которые оставались только на 
одну-две военные кампании, после которых возвращались назад.
Закат Иерусалимского королевства начался с объединения мусульман Сирии с 
мусульманами Египта при Саладине (Салах ад-Дин), курде, который начинал в свите 
Ширкуха, военачальника сирийского султана Нур-ад-Дина. Участвовал в военных 
экспедициях в Египет, в 1169 году захватил там фактическую власть и управлял им 
в качестве везира. В 1171 году принял титул султана Египта (после того, как 
юный халиф из рода Фатимидов скончался, не оставив после себя наследника). 
Смерть его номинального господина, Нур-ад-Дина, и почти одновременная смерть 
Амальрика I (правил в 1163–1174), возможно последнего великого короля 
Иерусалима, сделала Саладина самой могущественной фигурой на Среднем Востоке. В 
1176 году император Мануил I Комнин был разбит при попытке уничтожить 
остававшийся в руках турок-сельджуков Иконийский султанат. Это был удар, 
сравнимый с катастрофой под Манцикертом столетием ранее. Когда Саладин 
завоевывал земли сирийских мусульман, он пытался заключить мир с христианами, 
но оба раза, в 1181 и 1186 годах, эти договоры были нарушены из-за алчности 
Рейнальда Шатильонского, сеньора Заиорданского. Его баронство простиралось 
через пустыню Негев от Мертвого моря до залива Акаба, и здесь шли караванные 
тропы, специально охраняемые по мирным договорам. В обоих случаях Рейнальд, 
беспечно относясь к политическим последствиям подобных действий, захватил 
мусульманские караваны и отверг все обращения, даже своего короля, освободить 
пленников или вернуть награбленное.
В 1187 году Саладин, ставший, помимо Египта, хозяином Мосула, Дамаска и Алеппо, 
решил наказать Рейнальда (и не только его) за жестокость и за крупный морской 
набег в Красном море. Султан объявил «священную войну» крестоносцам в Палестине.
 Две армии — одна из самых сильных, которыми командовал Саладин (около 20 
тысяч), вторая — из почти всех сил Иерусалимского королевства из примерно 1200 
рыцарей, многочисленной легкой кавалерии и примерно 10 тысяч человек пехоты 
(всего около 20 тысяч), встретились при Хаттине у Тивериадского озера. Здесь 
почти все силы христиан, измученных переходом через знойную пустыню, были 
уничтожены, и только 200 рыцарей сумели пробиться назад. Король и большинство 
крупнейших феодалов королевства были захвачены в плен. Саладину после взятия 
Иерусалима достался и Святой крест. Все пленные члены военных орденов по 
приказу Саладина были подвергнуты смерти. К концу 1188 года почти все крепости 
и города королевства были захвачены без особого сопротивления, поскольку их 
гарнизоны были взяты в армию, потерянную 4 июля 1187 года у Тивериадского озера 
(у холма Хаттин). В руках христиан оставались только Триполи и Антиохия, 
Крак-де-Шевалье и еще две крепости удерживались рыцарями военных орденов. 
Держался также Тир.
Когда вести о падении Иерусалима и потери Святого креста дошли до Западной 
Европы, это вызвало всеобщий ужас. Папа Григорий VIII обратился с воззванием 
организовать новый Крестовый поход. Помощь была послана почти немедленно 
Вильгельмом Сицилийским, и своевременное прибытие решительного командира 
высокого ранга в лице Конрада, маркиза Монферратского спасло Тир, который стал 
плацдармом для всех, кто стал прибывать позже. Английский король Генрих II и 
французский король Филипп II Август заключили мир и приготовились идти маршем 
под знаменем Святого креста. На оплату экспедиции стал взиматься специальный 
налог, «десятина Саладина». В данном случае англичан повел Ричард I Львиное 
Сердце, поскольку его отец скончался, не успев отплыть. Английский и 
французский короли, однако, скоро снова поссорились, в результате чего смогли 
двинуться в путь только в 1190 году, но и при этом никак нельзя сказать, что 
они торопились. Когда летом следующего года они прибыли в армию христиан, она 
осаждала Акру, а эту армию саму осаждал Саладин. Ричард прибыл с английским 
флотом примерно из 100 кораблей, которые прошли через Гибралтарский пролив и 
взяли на борт английскую армию в Марселе, а самого короля — в Мессине, где 
английский и французский короли пережидали зиму и ссорились. По дороге в Акру 
Ричард захватил Кипр, что дало ему много дополнительных средств для 
финансирования своей кампании. Позднее Кипр стал надежной базой для 
крестоносцев. Буйный характер Ричарда, высадившегося на берег Святой земли, 
вдохнул новую жизнь в войска, осаждавшие Акру, и к июлю город снова был в руках 
христиан. Король Франции Филипп после этого вернулся домой, но при этом оставил 
значительную часть своей армии под командой Гуго III, герцога Бургундского и 
Генриха (Анри) Шампанского, графа Труа. После отплытия французского монарха вся 
наземная армия находилась под командованием английского короля.

22 августа Ричард повел свои войска из Акры по прибрежной дороге к порту Яффа 
(ныне в черте Тель-Авива) в 100 км к югу, где он планировал создать базу для 
наступления на Иерусалим. Этот марш, похоже, был неплохо организован, поскольку 
в нем не было ошибок, которые привели к провалу других экспедиций, — хотя мы не 
знаем, чем объяснялся успех марша: собственным вдохновением Ричарда или 
советами опытных рыцарей Иерусалимского королевства
[212]
. Женщинам не разрешили сопровождать армию (за исключением прачек). Чтобы 
избежать голода, который стал причиной неудач столь большого числа предыдущих 
экспедиций крестоносцев, армия регулярно снабжалась специальным флотом, 
особенно потому, что в данной экспедиции вьючных лошадей не хватало, а Саладин 
проводил политику выжженной земли. Армия была вынуждена делать короткие 
переходы, отправляясь в путь прохладным утром и останавливаясь на отдых каждый 
второй день, когда провизия сгружалась на берег. Самый большой одиночный 
переход, похоже, составлял 21 км между Атлитом и Эль-Мелатом, а весь марш занял 
19 дней
[213]
. Надо принять во внимание, что армия была под почти непрерывными наскоками 
легких сил Саладина и что боевые порядки движения на марше предусматривали 
быстрое разворачивание в боевой порядок. Бесценная в этих условиях кавалерия 
должна была двигаться одной колонной, разделенной на 12 отрядов, с королевским 
штандартом на повозке в центре. Для того чтобы не допустить вражеских конных 
лучников на расстояние выстрела из лука, колонна конницы имела на флангах 
колонны пехоты, также разделенные на 12 отрядов. В этой пехоте было много 
лучников. Держась берега, армия получала гарантию того, что ее не окружат. 
Можно сказать, что использовалась тактика второго сражения при Антиохии, 
приспособленная к движению колонны на марше. Два самых опасных места в походном 
порядке, авангард и арьергард, попеременно занимали опытные воины — конные 
рыцари тамплиеры и госпитальеры. Нехватка вьючных животных означала, что 
значительная часть пехоты была вынуждена нести поклажу на себе и что эта группа 
вынуждена была двигаться между берегом и отрядами кавалерии. Согласно одному 
свидетелю-мусульманину, эти пехотинцы несли поклажу по очереди, чтобы иметь 
возможность отдохнуть.

Армия Саладина состояла не только из турецких конных всадников, но имела также 
силы из Египта: большой отряд нубийских пеших лучников и отряд тяжелой 
кавалерии, которая, как сообщает один мусульманский очевидец, была вооружена и 
экипирована не хуже крестоносцев, так что иногда их трудно было различить. 
Саладин выбрал тактику постоянных атак частью своих сил, скрывая в то же время 
остальные войска за холмами, идущими вдоль узкой равнинной прибрежной полосы. 
Атаки производились в основном по тылам колонны крестоносцев в надежде, что 
продвижение арьергарда удастся замедлить, он немного отстанет от основной 
колонны и это позволит мусульманам его разбить. Была надежда также на то, что 
рыцарей удастся втянуть в стычку и, оторвав от пехоты, окружить, после чего 
конные лучники Саладина смогли бы перебить лошадей крестоносцев. Анна Комнин 
пишет, что «франки» были непобедимы верхом, но становились бессильными 
спешившись».
Не знающая границ энергия Ричарда и его командирские качества вызывали столь 
большое доверие, что, хотя экспедиция и состояла из людей разных народов, все 
они держались вместе, и это помогло отразить множество атак. В конце концов 
Саладин был вынужден вступить силами всей своей армии в ближний бой, когда 
экспедиция уже почти дошла до небольшого городка Асруф, где лес из толстых 
дубов тянулся на 5 км вдоль берега и где сарацины могли до самого последнего 
момента таиться в засаде.
С ужасающими военными кличами, под музыку литавр, труб и цимбал сарацины 
обрушились на крестоносцев, направив особенно большие силы на арьергард, 
который в тот день прикрывали госпитальеры. Христианская армия медленно 
пробивала себе дорогу; тамплиеры авангарда с трудом смогли дойти до рощ и 
фруктовых садов Асруфа; прикрывавшие арьергард силы постоянно были вынуждены 
оборачиваться и отбивать атаки, все время теряя лошадей и изнемогая от жары под 
высоко стоящим в небе сирийским солнцем. Сарацины сблизились с госпитальерами, 
чтобы начать ближний бой на мечах и булавах. Магистром госпитальеров было 
послано несколько сообщений Ричарду — с просьбой ввести в бой все силы армии, 
но король хотел выждать, пока все войско Саладина построится в боевой порядок. 
В конечном счете госпитальеры не могли больше стоять на месте и под командой 
маршала и Балдуина де Карью начали сражение. Их примеру стали по очереди 
следовать соседние отряды конницы. Почти в это же время Ричард I дал сигнал к 
атаке, который был отдан звуками шести труб, после чего пехота открыла проходы 
для отрядов конных рыцарей. Четыре конных отряда левого фланга обрушились на 
пехоту сарацин, заставив ту бежать, но, поскольку остальная часть армии 
Саладина успела выстроиться в линию, бежавшие смогли за ней укрыться раньше, 
чем христиане смогли их догнать. Очевидец из армии сарацин, секретарь Саладина, 
описывает быстрый распад боевого порядка его армии.
Преследование было коротким и хорошо управляемым. Крестоносцы хорошо усвоили 
предыдущие уроки и больше не преследовали врага, чтобы не расстроить свои 
боевые порядки и чтобы лошади не устали. Они вернулись обратно и еще два раза 
произвели короткие атаки, чтобы прогнать противника с поля боя.
Грамотная защита Ричардом Яффы, которую перед этим он захватил практически 
сразу, дает нам пример новой тактики использования пехоты. Король использовал 
отряд всего в две тысячи человек пехоты — по большей части из Италии, — а также 
50 рыцарей и 15 лошадей. Он выстроил свои силы за низкой оградой из кольев, что 
использовались для установки палаток, и эта пехота смогла отразить атаку 
кавалерии; также Ричард разделил своих солдат так, чтобы каждого лучника 
сопровождал копьеносец. Вражеская кавалерия не могла пробить строй копейщиков, 
в то время как лучники поливали ее градом стрел. Обоих при этом защищал большой 
щит копьеносца, установленный на землю так, чтобы вместе с соседними щитами 
образовывать непрерывную стену.

Была ли эта тактика создана Ричардом или она пришла из Италии, мы сейчас судить 
не можем. Известно, что законы города Флоренции 1259 и 1260 годов описывают 
пехоту города разделенной на отряды арбалетчиков и лучников. Командиры 
копейщиков должны были следить, чтобы мулы, перевозящие щиты, всегда двигались 
близко к лучникам; если это правило не соблюдалось, то платился штраф минимум в 
100 солидов для командира и 10 для солдата. В данных законах тактика очень 
близка к той, что была использована при Яффе. В Библии Мациевского (Мацейовской 
Библии) около 1250 года (Библиотека Пьерпонта Моргана, Нью-Йорк) показаны 
арбалетчики, укрытые щитами и прикрываемые другими солдатами (
фото 7
).

Сам Ричард так и не достиг Иерусалима, но его успех под Асруфом серьезно 
подорвал репутацию Саладина, а захват Кипра надолго продлил существование 
владений крестоносцев в Палестине, поскольку Кипр стал промежуточной базой, с 
которой можно было наступать на сарацин. Саладин (Салах-ад-Дин) скончался через 
два года (1193), и среди его наследников, Айюбидов, возникли усобицы. Это дало 
крестоносцам временную передышку.




Приложение
Военные книги и тактика



Вайс описывает подробную технику высадки на вражеском берегу, использовавшуюся 
нормандцами в заливе Певенси (близ Гастингса) в 1066 году. Лучники сошли на 
берег первыми, каждый с готовым к бою луком и колчаном со стрелами на боку, 
готовый к немедленным действиям. Только после того, как была произведена 
разведка и выяснилось, что неприятеля нет, тяжеловооруженные воины в полном 
снаряжении начали выгружаться на берег вместе со своими лошадьми. После этого 
конница, по всей видимости, двинулась в глубь страны под защитой лучников. 
Интересно было бы знать, разучивался ли этот маневр перед тем, как началась 
экспедиция. 
[214]
Весьма вероятно, что высадка в Ирландии в 1169 году была осуществлена по той же 
схеме.

Однако в целом описания средневековых сражений у летописцев и даже в письмах 
участников зачастую не содержат достаточно подробностей, чтобы точно определить 
место боя, не говоря уже о точной позиции войск. Иногда трудно определить и 
тактику действия войск или причины применения этой тактики и еще труднее найти 
логическое развитие тактики от одного сражения к другому.

Что касается тактики крестоносцев, то похоже на то, что Боэмунд Тарентский 
получил большую пользу от советов, данных ему императором и, возможно, его 
представителем. 
[215]
Его командование во время сражения при Антиохии не дает оснований думать, что 
Боэмунд сознательно следовал «Тактике» императора Льва VI, скорее он 
руководствовался здравой оценкой хода битвы при Дорилее. В те времена еще было 
в ходу большое число римских военных сочинений или их более поздние копии. Все 
еще были в ходу копии сочинений Цезаря о галльской войне, как и поздние римские 
копии части «Истории» Ливия, которая являлась одной из самых популярных книг 
Средневековья. Сочинение De re militari Флавия Рената Вегеция, написанное в 
правление Валентиниана II (убитого в 392), сохранилось не менее чем в десяти 
рукописных копиях VII–XII веков; одна копия, по-видимому, упоминается в 
завещании графа Эберхарда из Фрежюса около 867 года
[216]
.


Хотя любая из этих книг могла повлиять на тактику того периода, сейчас 
невозможно уверенно утверждать, что какая-нибудь из книг как-то повлияла на ход 
военных действий. 
[217]
Даже когда рассказ свидетеля о битве, похоже, показывает, что применялась 
тактика, взятая у римлян, это может быть просто результатом не наблюдательности,
 а желания автора показать свою ученость. К примеру, автор Gesta Fredrici I
[218]
, который, по всей видимости, присутствовал при осаде Кремоны в 1160 году, 
основывал свое описание битвы на «Иудейской войне» Иосифа Флавия, писателя I 
века н. э.
[219]
.


Аналогично мы не можем даже быть уверены в том, насколько тактика, 
разработанная крестоносцами в Малой Азии, повлияла на последующие военные 
действия в Европе. Идея, что пехота раннего Средневековья была почти 
бесполезной и что на Святой земле постепенно выработалась тактика сочетания 
пехоты и кавалерии, в последнее время подверглась аргументированной критике Р.С.
 Смитом в его книге «Приемы ведения войны крестоносцев». Боевой порядок, при 
котором кавалерия выстраивалась за пехотой, что было характерно для многих 
сражений крестоносцев, уже использовался при Гастингсе и нормандцами в Южной 
Италии. Даже использование верховых лучников в таких сражениях, как при 
Бург-Терульде в 1124 году, не обязательно показывает опыт крестоносцев, 
поскольку конные лучники существовали на венгерских равнинах задолго до начала 
Крестовых походов
[220]
.




Глава 11
Оружие и защитное вооружение крестоносцев


Доспехи, которые надевали рыцари Первого крестового похода, видимо, во многом 
были схожи с теми, в которые были одеты нормандцы и французы при Гастингсе и 
которые можно видеть на гобелене из Байё (
фото 6
). Здесь они показаны в кольчужных рубашках до колен; спереди снизу кольчуги 
раздваиваются, чтобы можно было сидеть на лошади. Рукава кольчуг доходят только 
до локтей. Художники использовали большое число условных узоров, чтобы передать 
материал кольчуг. Чаще всего это соприкасающиеся круги, иногда решетка, иногда 
кольца внутри решетки. Поскольку в некоторых случаях для одной и той же 
кольчуги использовались разные узоры, полагают, что между кольчугами не было 
большой разницы и что, возможно, все узоры должны были представлять кольчугу. 
Однако в одном месте сводный брат герцога Вильгельма, епископ Одо из Байё, 
показан в том, что можно принять за доспехи из наложенных друг на друга пластин.
 Хотя большая часть кольчуг имела тесно облегающий капюшон, составляющий единое 
целое с остальной кольчугой, по изображениям можно сделать вывод, что иногда 
капюшон делали из другого материала, чем кольчуга, — возможно, из кожи или 
ткани. В нескольких случаях всадники показаны в капюшонах без какого-либо шлема,
 и это было распространенной практикой до середины XIV столетия. На гобелене из 
Байё много кольчуг изображено с прямоугольником ниже шеи; прямоугольники имеют 
полосы разных цветов по краям. На одном изображении герцога Вильгельма этот 
прямоугольник, похоже, имеет свободно висящие пластины в верхних углах, похожие 
на галстук. У другого воина эти пластины находятся в нижних углах. Неясно, что 
эти прямоугольники представляют. Это, быть может, какая-либо разновидность 
усиления доспехов — возможно, дополнительная часть кольчуги, привязанная к шее, 
закрывающая горло.


Первое предположение подтверждает миниатюра из итальянской энциклопедии от 1023 
года из Монте-Кассино. Миниатюра показывает сплошной зеленый прямоугольник на 
синей кольчуге, который явно сделан как одно целое с капюшоном. С другой 
стороны, испанская Библия из монастыря Рода начала XI века, находящаяся сейчас 
в Национальной библиотеке в Париже, и близкая к ней Библия из Библиотеки 
Ватикана показывают прямоугольник на груди без верхней полосы, словно он 
является продолжением капюшона, свисающего на грудь. Нижняя часть лица явно не 
закрыта. Кое-что этого рода более ясно показано на капители собора 
Нотр-Дам-дю-Пор, Клермон-Ферран, Франция, на которой изображена «Психомахия» (
фото 14
). За исключением одной фигуры, лица не закрыты, ясно видно, что капюшоны 
сделаны как одно целое с кольчугой, а большой прямоугольник (по-видимому, 
кольчужный) свисает ниже горла. Если бы эту часть кольчуги часто не изображали 
свисающей вниз во время битвы, можно было бы предположить, что изображение на 
гобелене из Байё представляет собой именно эту часть доспеха (или предличник), 
закрывающую лицо. Кроме этого случая, аналогичный прямоугольник показан 
совершенно без капюшона на такой же фигуре в Библии Рода и на изображении в 
английской псалтири из Оксфорда начала XI века (Бодлеианская библиотека). На 
гобелене из Байё в нескольких случаях имеется только одна полоса, пересекающая 
основание шеи, которая может интерпретироваться как нижний край капюшона, если 
он сделан отдельно от кольчуги. До сих пор еще не было найдено ясной 
иллюстрации отдельного капюшона ранее XI столетия.


Та часть гобелена, где тела павших при Гастингсе раздеты и под кольчугой видны 
обнаженные тела, является результатом реставрационных работ XIX века. Вряд ли 
можно было носить кольчугу таким образом, поскольку она повреждала бы кожу 
(особенно при ударах в ходе боя). В любом случае из рукавов большинства живых 
персонажей гобелена видна торчащая нижняя одежда. Писавший много позднее Роберт 
Вайс в своей Roman de Rou 
[221]
особенно оговаривает, что епископ Одо носил кольчугу поверх белой рубашки из 
ткани. Большинство других изображений показывают длинные рубашки из какого-то 
мягкого материала, который виден из-под краев кольчуги. Возможно, цветные ленты 
на краях кольчуг на гобелене из Байё представляют собой какие-то завязки. Их 
можно видеть также, к примеру, в испанской рукописи «Комментарии к посланиям 
Павла», которая раньше находилась в коллекции Честер-Битти
[222]
. Сарацинский писатель XII столетия Усама пишет о том, что кольчуга была 
выстлана мехом кролика.



[223]


Типичный шлем этого периода имеет коническую форму с защищающей нос полосой, 
иногда достаточно широкой, чтобы было возможно узнать владельца шлема, 
поскольку Вайс описывает, как при Гастингсе герцог Вильгельм вынужден был 
поднять свой шлем для того, чтобы развеять слухи, что он пал. Этот случай можно 
также видеть на гобелене. Шлем этого типа, найденный в приорстве Оломоуц, 
Моравия (Чехия), находится ныне в Ваффенсаммлунге (Военном музее) в Вене. И 
шлем, и закрывающая нос полоса изготовлены из одного и того же куска железа. С 
другой стороны, некоторые шлемы, изображенные на гобелене, похоже, изготовлены 
из многих сегментов, прикреплявшихся к кольцевой основе, как на уже 
упоминавшемся франкском шлеме. Эта конструкция, с особенно широкими 
поддерживающими полосами, достаточно хорошо видна в Хейстербахской Библии около 
1240 года (Берлинская государственная библиотека). Шлем, изготовленный из 
нескольких стальных сегментов, скрепленных вместе заклепками, но без кольцевой 
основы, можно видеть в нью-йоркском музее Метрополитен. Там, где на гобелене в 
Байё показаны шлемы, перевозимые на повозке для последующей транспортировки на 
кораблях, видно, что они сделаны не со свисающими с шлема кусками кольчужной 
сетки, как на франкских шлемах, а, по всей видимости, у них есть подшлемник. 
Шлемы с полосой для защиты носа и подбородником ясно видны, к примеру, на 
манускрипте в Пьяченце, Италия, XII века. Несколько норвежских шахматных 
фигурок из слоновой кости примерно 1200 года, найденных в Уиг-Черче на острове 
Льюис (Гебридские острова), имеют конические шлемы со свисающей пластиной на 
задней стороне шеи, а также с пластиной, закрывающей щеки (
фото 8
). Шлем герцога Вильгельма на гобелене из Байё имеет сзади две короткие 
свисающие пластины, похожие на infulae 
[224]
на митре епископа. Не очень ясно, для чего предназначены эти пластинки, но 
множество изображений следующего столетия показывают длинную вуаль или шарф, 
идущие от нижней части шлема на спину, или, как на первой печати английского 
короля Стефана Блуаского (1135), два толстых ремня.


«Песнь о Роланде», которая, как полагают, появилась примерно в одно время с 
гобеленом из Байё
[225]
, часто упоминает шлемы с украшениями. Каменная капитель в Музее Гране в городе 
Экс-ан-Прованс показывает шлемы с надбровными полосами, по всей видимости 
украшенные драгоценными камнями. «Песнь о Роланде» упоминает о сарацинах, 
повязывающих свои хорошие шлемы из Сарагосы. Хотя на гобелене из Байё не видно 
ничего, что прикрепляло бы шлем к голове, статуя Роланда у стен собора в Вероне 
показывает подбородочный ремень, идущий вверх к капюшону кольчуги. То же самое 
можно видеть на относящейся к середине XII века капители из Нотр-Дам-ан-Во в 
Шалон-сюр-Марне, находящейся сейчас в Лувре, Париж, а также на другой, 
относящейся к 1170 году в Государственном музее, Павия, и на многих других 
резных работах.

В английском манускрипте римского ученого Плиния «Естественная история», 
находящемся в Ле-Мане, виден шлем Плиния, висящий на подбородочном ремне позади 
его меча, копья и щита. Большинство изображений показывает ремень привязанным к 
шлему с двух сторон, что не позволяет шлему съезжать, когда его обладатель едет 
верхом.
Большое число рыцарей на гобелене из Байё показаны с предплечьями, защищенными 
отдельными рукавами длиной до кистей рук. Эти рукава, по всей видимости, 
изготовлялись из кольчужной сетки и носились под рукавами кольчуги; у некоторых 
рыцарей аналогичным образом были защищены ноги. Поскольку на рыцарях надета 
обувь, нельзя точно сказать, были ли закрыты кольчугой и нижние части ног. 
Обувь с защитой ног из кольчуги можно видеть в «Книге Александра» XIII века из 
Тринити-колледжа, Кембридж.

Хотя иногда саксов при Гастингсе показывают со старомодными круглыми щитами, 
большая часть щитов на гобелене из Байё имеет продолговатую остроконечную книзу 
форму с полукруглым верхним концом. Такой щит позволял закрывать тело от плеча 
до колена. Этот тип щита был, по всей видимости, введен примерно в последнюю 
четверть X века для использования конниками. 
[226]
Одна из самых ранних иллюстраций такого щита есть в рукописи, созданной в 
Эттерне между 983 и 991 годами (Гота, Земельная библиотека). Удлиненная 
остроконечная часть должна была закрывать уязвимую левую сторону тела воина и 
ногу намного лучше, чем старый круглый щит. Учтем, что левая рука со щитом 
держала также уздечку. Щит держался при помощи разнообразных ремней, 
расположенных примерно в центре тяжести. Хотя на этом щите все еще был умбон — 
и время от времени он встречается даже на изображениях XIII века, — он больше 
не прикрывал скобу для руки, поскольку она теперь находилась не в центре. Чаще 
всего щит держался рукой за Андреевский крест из ремней, которые сжимались в 
точке пересечения. Гобелен из Байё, однако, показывает множество более 
замысловатых способов. В одном случае Андреевский крест был дополнен двумя 
короткими ремешками ниже, через которые проходило предплечье, не позволяя щиту 
болтаться. Одиночный дополнительный ремешок этого же типа показан на 
изображении Голиафа на западном фасаде аббатства Сен-Жиль-дю-Гар, Франция, 
построенного в начале XII века. Другие щиты имеют ремешки, расположенные в виде 
квадрата или шестиугольника, при этом одна сторона служила для захвата руки, а 
через противоположную проходило предплечье. Эти полосы назывались brases. 
Ремешки с изменяемым натяжением носили название guige, гайдж
[227]
, и их прикрепляли к щиту около brases. Ремешки могли быть использованы для 
того, чтобы подвешивать щит на стену, забрасывать на спину в случае, если 
оружие требовало применения обеих рук (например, секира или же двуручный меч), 
а также подвешивать щит вокруг шеи владельца на его левом плече во время боя, 
откуда появилась известная фраза «Escu al col» («?cu ? col»)
[228]
, используемая для описания рыцаря, готового к действию. Поверхность этих щитов 
была раскрашена самыми разнообразными изображениями, из которых самыми 
распространенными были кресты и крылатые драконы, однако на щитах еще не видно 
каких-либо признаков организованной геральдики.

Возможно, даже во время Третьего крестового похода (1189–1191) некоторые 
крестоносцы все еще были одеты так же, как нормандцы герцога Вильгельма. К 
примеру, фигура в английской Библии Пуисе (собор Дарема) конца XII столетия не 
имеет на себе никаких других доспехов, кроме конического шлема с носовой 
пластиной и кольчуги с рукавами до локтей, очень похожей на те кольчуги, 
которые можно видеть на гобелене из Байё. Люди этого рыцаря и все противники, 
за исключением одного, не имеют никакой другой защиты, кроме щитов и шлемов у 
нескольких человек. Щиты имеют ту же форму, что и щиты, использовавшиеся при 
Гастингсе.

Приблизительно до 1400 года конические шлемы с защищающей нос полосой и с 
слегка вытянутой вперед верхушкой все еще время от времени встречаются, чаще 
всего в XII веке. Однако за время первых трех Крестовых походов форма шлема 
существенно изменилась. Шлемы с круглыми верхушками, с наносником или без него, 
время от времени встречаются в XII столетии, как в Евангелии колледжа Пемброк 
(колледж Пемброк, Кембридж). Уинчестерская Библия (около 1160–1170) также 
показывает конический шлем без носовой пластины (Уинчестерский собор) (
фото 9
). Для того чтобы защитить заднюю часть шеи, задняя часть шлема иногда 
изготовлялась на несколько сантиметров длиннее, как на рыцарях, вырезанных на 
фасаде собора в Ангулеме примерно в 1128 году, и еще на одном рыцаре около 1100 
года на гробнице в соборе Модены (
фото 10
). К концу XII столетия стали распространенными более или менее цилиндрические 
шлемы с плоскими и слегка куполообразными верхушками, часто с носовой пластиной,
 как на свитке святого Гутлака в Британском музее или на печати Филиппа 
Фландрского и Вермандуа от 1162 года.


Немецкий манускрипт Roulantes Liet, хранящийся в Гейдельбергском университете 
(около 1170), показывает на конце длинного наносника шлема короткую поперечную 
полосу. Эта полоса закрывает рот. В упомянутой рукописи козырек шлема закрывает 
шею, предличник, идущий от затылочной части шлема, опускается почти до глаз; 
такое его устройство получило широкое распространение в следующем веке, что 
видно по резным фигурам на западном фасаде собора в Уэлсе. Библия XII века из 
Авилы, находящаяся ныне в Национальной библиотеке Мадрида, показывает 
конические шлемы с пластиной в виде креста на конце носовой полосы. Концы 
пластины округлены, чтобы прикрыть нижнюю часть лица, не защищенную шлемом. В 
сильно пострадавшем манускрипте Hortus Deliciarum 
[229]
аббатисы Херрад из Ландсберга, иллюстрированном в последней четверти XII 
столетия, концы этой пластины закрывают практически все лицо, за исключением 
глаз. Эта пластина имеет на себе множество отверстий, чтобы сделать дыхание 
легче. К началу XIII века лицевая пластина порой закрывала все лицо и 
загибалась под подбородком. Имелось лишь две прямоугольных прорези для глаз, 
как на витраже примерно 1210 года с изображением Карла Великого в соборе Шартра.
 Похожие шлемы показаны на раке Карла Великого (созданной в 1200–1207) в соборе 
Ахена и на печати Людовика, сына Филиппа II Августа (сделанной в 1214). В обоих 
случаях шлемы имеют также короткий подбородник (
фото 13
).


Две статуи на западном фасаде Уэлского собора, созданные в 1230–1240 годах, 
облачены в цилиндрические шлемы с плоской вершиной (
фото 11
). Хотя шлемы имеют большую высоту спереди, чем сзади, не видно четкого 
разделения между пластиной, защищающей лицо, и пластиной, закрывающей шею. 
Плоская пластина наверху, похоже, изготавливалась с фланцем, за который 
прикреплялась к цилиндру при помощи заклепок по всей окружности. На одном шлеме 
для глаз оставлено одно отверстие. На другом шлеме имеется вертикальная 
усиливающая пластина, идущая спереди по центру — такая конструкция была более 
распространенной. На шлемах такого типа возможность видеть улучшена тем, что по 
окружности шлема идет приподнятое ребро или полоса; единственный сохранившийся 
пример находится в «Цейхгаузе» 
[230]
в Берлине (
фото 12
). Вертикальная усиливающая шлем полоса имеет два широких ответвления под 
прямыми углами в ней; в каждом ответвлении вырезано прямоугольное отверстие. 
Шлем пронизан многочисленными отверстиями, возможно, для крепления шнурков, за 
которые держалась стеганая подкладка. Шлем из Уэлса мог иметь такую же 
подкладку, но довольно курьезные шапки, надетые на некоторые фигуры — мы 
обсудим это позже, — заставляют предполагать, что это не так.

Время изготовления шлема из Берлина точно не установлено. Очень похожие шлемы 
были в обращении до 1270 года, как видно по Псалтири Людовика Святого (Париж, 
Национальная библиотека).
Как только лицо стало закрываться шлемом, встал вопрос о разработке каких-то 
методов идентификации воина. Организация, классификация и описание 
разработанных форм и символов позднее развилось в науку, получившую название 
геральдика.

Несколько норвежских шахматных фигур, найденных в Уиге (остров Льюис), имеют на 
голове новую разновидность защитного головного убора, шлем с открытым лицом, 
называемый kettle-hat, «шляпа-котелок», возможно, за свое сходство с 
перевернутым котелком. Позднее такой шлем стали называть просто «котелком» (
фото 8
). По всей видимости, это vida stelhufa, широкая стальная шляпа из саг. 
Восстановленная страница одного манускрипта из Южной Германии (около 1150), 
находящаяся ныне в музее Метрополитен, Нью-Йорк, показывает подбородочные ремни,
 привязанные концами к шлему. К середине XIII столетия такой шлем 
(«шляпа-котелок») определенно считали вполне подходящим рыцарю головным убором. 
Один такой шлем можно видеть на созданной в 1248 году печати Арнула III, графа 
Гуинеса. Хотя шлемы, по всей видимости, изготовлялись из одного куска, многие 
рукописи, такие как Библия Мацейовского, относящаяся примерно к 1250 году, 
показывает шлем, видимо сделанный из отдельных деталей на манер более ранних 
шлемов франков, но с прикрепленным к ним ободом (Библиотека Пьерпонта Моргана, 
Нью-Йорк) (
фото 7
и
18
).

Шлем «шляпа-котелок» оставался популярным столько времени, сколько носилась 
броня, и являлся типичным шлемом пикинеров XVII века, когда доспехи уже 
перестали использовать. Эти головные уборы снова появились в британской армии в 
1915 году для защиты от осколков и шрапнели.

На раке Карла Великого один рыцарь показан с откинутой на плечо кольчужной 
шапочкой, что дает возможность видеть тесно облегающую стеганую шапочку, 
надетую под капюшон (она должна была смягчить удар по кольчуге (
фото 13
). Эта шапочка очень распространена на иллюстрациях XIII века, как в 
Мацейовской Библии. Поскольку — особенно в XIII веке — капюшон очень часто 
носился без шлема, эта прокладка должна была играть важное значение. Кольчужные 
капюшоны с плоскими вершинами, типичные для середины XIII столетия, по всей 
видимости, поддерживались шапочками, имевшими специальную форму и толстый рулон 
набивочного материала вокруг верхней части, как на фигурах на Уэлском соборе 
около 1230–1240 годов. Аналогичная шапочка показана на еще одной фигуре из 
Уэлса, она надета поверх кольчуги, предположительно как поддержка шлема (
фото 11
, справа). Конечно, может быть, иногда для дополнительной защиты под кольчужную 
шапочку надевали стальную. Это очень трудно проверить, но изображение в церкви 
Эбергевенни, по всей видимости, лорда Джона Гастингса (ум. 1313), ясно 
показывает очертания твердого головного убора, надеваемого под кольчужную 
шапочку.


Трудно найти иллюстрации того, как предличник держали закрытым, хотя в живописи 
и скульптуре XII века изображено много предличников разной формы. Однако 
довольно позднее изображение в аббатстве Першор, Вустершир, имеет длинный 
предличник, свисающий вниз с правой стороны шеи, в то время как рисунок с 
изображением Матвея Парижского, на котором виден коленопреклоненный рыцарь 
примерно 1250 года из Британского музея, показывает аналогичный предличник, 
тесно обтягивающий горло и привязанный шнурками к кольчужному капюшону над 
левым ухом (
фото 15
). Изображения в Шептон-Маллете, а также изображение Уильяма Лонгспее Старшего, 
графа Солсбери в соборе Солсбери показывает предличник с широким прямоугольным 
концом, который держится за надбровную полосу кольчужного капюшона с помощью 
шнурков.


В некоторых случаях большой предличник спускался вниз, так что подбородок и шея 
оставались открытыми до времени военных действий, как в Codex Calixtinus 
[231]
в архивах святого Иакова Кампостелского. Предличники этого типа более позднего 
времени показаны либо с подкладкой, как на фигуре около 1300 года из собора 
Страсбурга (Страсбура) (ныне находится в музее собора), либо без подкладки, как 
на изображении ландграфа Иоганна, скончавшегося в 1311 году в Марбурге. На ряде 
английских изображений несколько более позднего времени, таких как сэра Питера 
де Солтмарша (ум. 1338) в Хаудене, Йоркшир, видно кружево с узлами по обеим 
сторонам лица — возможно, чтобы к нему крепился предличник этого типа.


В XII столетии распространение получили кольчуги с длинными рукавами, и к 1200 
году руки часто защищали кольчужные рукавицы, состоящие из одного отделения для 
большого пальца и другого для остальных пальцев. Эти рукавицы изготовлялись как 
единое целое с рукавом, как видно на раке Карла Великого (
фото 13
). Веревка или полоска вокруг кисти не давали весу рукава давить на рукавицу, 
заставляя ее сползать с кисти. Когда боевых действий не предвиделось, руку 
можно было высунуть в отверстие, располагавшееся в рукавице напротив ладони. 
Самые ранние иллюстрации рукавиц с обшлагами, сделанными отдельно от рукавов 
кольчуги, можно найти на рисунке в Малой хронике Матвея Парижского, относящейся 
примерно к 1250 году (Кембридж, колледж Корпус Кристи). Слово haubergeon, 
уменьшительное от hauberk, «кольчуга», которое встречается в манускриптах того 
времени, предположительно, относится к коротким кольчужным рубахам, иногда с 
короткими рукавами, которые часто можно видеть на картинах и скульптурах.


Уникальным является изображение воина в Йоркской псалтири (около 1170–1175), на 
котором ряд белых полос с красными концами. Эти полосы образовывают сеть поверх 
кольчуги; через эту сеть видна кольчуга, закрывающая тело и руки. Сеть не 
покрывает кольчужный капюшон (Университет Глазго). До сих пор не было 
предложено никаких объяснений этой сети (
фото 16
).

Капюшон время от времени изображается изготовленным отдельно от кольчуги — к 
примеру, в Glossar von Salomon von Konstanz (около 1150) (Мюнхен, Баварская 
государственная библиотека) кольчужный капюшон явно изготовлен из металлических 
пластинок-чешуек, в то время как кольчуга явно сделана не из них.

Чешуйчатые латы в то время явно были популярным заменителем кольчуги. К примеру,
 доспех, полностью изготовленный из небольших чешуек, показан в Порта-Романе, 
Милан, на изображении конца XII века (
фото 17
). Моравский манускрипт в Библиотеке Пьерпонта Моргана, созданный, по всей 
видимости, между 1213 и 1220 годами, показывает доспехи, сделанные из довольно 
больших чешуек, как на резьбе с изображением Голиафа начала XII века на 
западном фасаде аббатства Сен-Жиль. Немецкая поэма конца XII века «Вигалуа» 
упоминает, что чешуйки иногда делали из коровьего рога — легкого, но твердого 
материала, который очень трудно резать
[232]
.


Роберт Вайс в своей Roman de Rou упоминает про новую форму нательных доспехов, 
curie. Возможно, это слово происходит от слова cuir, «кожа». Иллюстраций этого 
времени нет, но рукопись Гийома ле Бретона позволяет сделать вывод, что это был 
доспех для груди, в то время как рыцарский роман Gaidon (около 1230) показывает,
 что этот доспех определенно делался из кожи (по крайней мере, в этом случае) и 
иногда усиливался железом. Этот доспех носили поверх кольчуги, но под рыцарским 
плащом. Хотя не известно ни одной иллюстрации таких доспехов, несколько 
рукописей середины XIII века показывают жакеты без рукавов и длиной до пояса, 
изготовленные из какого-то прочного материала. К примеру, одиночная фигура в 
Мацейовской Библии облачена в подобный жилет, надетый поверх обычной туники без 
какой-либо брони, если не считать воинскую шапочку и небольшой полусферический 
головной убор (cervelliere) (
фото 18
, вверху справа). Похоже на то, что это одеяние имеет идущий вниз вырез, 
начинающийся под мышками; по всей видимости, это одеяние натягивали через 
голову, как пончо. В находящемся в Лиссабоне английском «Апокалипсисе» (
фото 19
) показан аналогичный предмет одежды, носимый поверх кольчуги. В обеих 
рукописях ясно видны кружева в двух местах под рукой. В «Апокалипсисе» 
поверхность, возможно, усилена некоторым числом круглых металлических пластинок.
 Если взять самые ранние изображения, о времени создания которых сохранились 
записи, то такого рода нательную броню можно найти на настенной росписи (около 
1227) в баптистерии Святого Гереона в Кельне. Более подробно подобное одеяние 
показано на портрете Гуго II, Шателиана Гентского (ум. 1232), который сейчас 
находится в аббатстве Нивен-Боше, Хеусден, около Гента.


Во второй половине XIII столетия плащи время от времени изображаются с нашитыми 
пластинами, как спящего стража на гробнице в Винхаузене, Германия (
фото 20
). Положение пластин показано головками заклепок, которыми пластины прикреплены 
к ткани, и часто контурами пластин, которые видны через ткань. Ничего подобного 
не было найдено для начала XIII века, но очень часто плащи, явно сделанные из 
мягкого, плотно облегающего материала, кажутся выпуклыми начиная с плеча, как, 
к примеру, на статуях перед Уэлским собором (1230–1240). Вышеупомянутый рисунок 
Матвея Парижского, изображающий коленопреклоненного рыцаря, показывает, что эта 
выпуклость может быть от твердой латной защиты на плече, которая в данном 
случае четко прорисовывается под плащом и является отдельной от него частью (
фото 15
). Однако одна из фигур в соборе Уэлса имеет твердый вертикально стоящий 
воротник, который начинается от плаща, так что не исключена возможность, что 
сам плащ имел усиление плеч (
фото 11
).


Нательные доспехи, характерные для первых трех четвертей XIV века, назывались 
coat of plates, «платье из пластин», иногда его называли проще — plates, 
«пластины». Обычно это одеяние изображается как короткий, обычно без рукавов, 
жакет, с нанесенными на него небольшими кругами или цветами, которые на самом 
деле являются большими головками заклепок, скрепляющими перекрывающиеся 
пластины и прикрепляющими их к ткани, покрывающей пластины сверху. Этот тип 
одежды характерен для картин Северной Италии, таких как ряд иллюстраций к жизни 
святого Георгия, выполненных Альтикьеро в капелле Святого Георгия (Сан-Джорджо),
 Падуя (около 1380–1390)
[233]
. Неясно, когда впервые появилось платье из пластин, но жакеты, усыпанные 
точками и кругами, очень похожие на те, что можно видеть на картинах Альтикьеро,
 встречаются в работе Матвея Парижского и его коллег около 1250 года, а также в 
испанских «Комментариях к Апокалипсису» Беатуса примерно того же времени или 
даже несколько раньше (Париж, Национальная библиотека). В манускрипте Беатуса 
то, что кажется головками гвоздей, ясно расположено горизонтальными рядами на 
поверхности жакета; ясно видны и вертикальные швы покрывающего материала.

В это время начинает входить в употребление еще одна разновидность нательных 
доспехов. Гийом ле Бретон, описывая первый бой между Уильямом дес Барресом и 
будущим английским королем Ричардом I, сообщает, что копья пронзали щит, 
кольчугу и стеганую куртку и останавливались на находившейся под всем этим 
пластине из закаленной стали, закрывавшей грудь.

Стеганую куртку впервые упоминает Вайс как альтернативу кольчуге. Замечания 
более позднего времени позволяют сделать вывод, что это был костюм, обычно 
изготовлявшийся из двух слоев полотна, набитый шерстью, хлопком и т. п. и 
простеганный как пуховое стеганое одеяло для сохранения набивки на месте (
фото 7
). Простежка обычно осуществлялась параллельными линиями, иногда 
пересекающимися как решетка. Стеганая куртка довольно хорошо предохраняла от 
рубящих ударов и смягчала их силу. Ассиз о вооружении 1181 года английского 
короля Генриха II постановляет, что минимальным требованием для всех жителей 
городов и свободных жителей с доходом, товарами или рентой более 10 марок в год 
является стеганая куртка. Похожее одеяние — носимое под кольчугой, чтобы кольца 
не врезались в кожу, — использовалось с начала XIII века. К этому времени 
относятся упоминания о том, что копье пронзало щит, кольчугу и стеганую куртку. 
Однако, похоже, не известно ни одной иллюстрации стеганого одеяния, надеваемого 
под кольчугу. Альтернативным названием для этого вида одежды был акетон, от 
арабского слова al-qutun, «хлопок», которым куртка набивалась. В более поздних 
упоминаниях акетоны и стеганые куртки различаются, но, в чем заключалось это 
различие, неясно.


Манускрипт романа «Парцифаль» 
[234]
конца XII — начала XIII века описывает воина, облаченного в стеганую куртку из 
шелка, поверх которой он надел стеганый акетон
[235]
. Мацейовская Библия, в которой изображено много фигур в стеганых одеяниях без 
рукавов, надетых на одежду с рукавами, возможно, показывает именно такие куртки 
(
фото 18
, верхний левый угол). Сарацинский писатель Беха эд-Дин ибн Шедад, описывая 
христианскую пехоту при Арсуфе, говорит: «Каждый пехотинец имеет толстую 
«сутану» из войлока, и под ней — кольчужную рубаху, столь крепкую, что наши 
стрелы не оказывают на них действия… Я заметил среди них людей, у которых из 
спины торчало от одного до десяти вонзившихся стрел; однако эти люди могли 
двигаться обычным шагом и не отставали от отряда».

Хотя много рыцарей по-прежнему воевали без доспехов для ног, для их защиты 
использовалось два вида обуви. Один вид представлял собой длинные кольчужные 
чулки, прикрепляемые к поясному ремню под кольчугой и перевязываемые под 
коленом, чтобы вес чулок не заставлял их съезжать. Другая разновидность 
представляла собой полосу из кольчуги; эта полоса прикрывала переднюю часть 
ноги и лодыжку. Полосу привязывали ремешками, завязывавшимися сзади. Этот тип 
защиты тоже держался на ремнях, которые привязывались к поясному ремню. Пример 
защиты первого типа можно видеть на раке Карла Великого, а второй — в 
английской псалтири (около 1200), которая хранится в Лейденском университете. 
Во втором случае довольно ясно, что под кольчужные чулки надевали чулки из 
ткани — эти чулки видны на изображениях, — и в первом случае, вероятно, они 
были тоже, хотя их не видно. В манускрипте поэмы «Энеида» начала XIII века, 
который хранится в Университете

Тюбингена, показаны два человека, надевшие свои кольчужные чулки. Ясно, что у 
них под кольчужными чулками имеются какие-либо чулки из ткани. Рисунок Матвея 
Парижского с коленопреклоненным рыцарем (около 1250) довольно ясно показывает, 
что, по крайней мере, в этом случае кольчужные чулки не доходят до расходящейся 
внизу кольчуги рыцаря (
фото 15
).


Манускрипт XIII века поэмы «Энеида» в первый раз показывает какую-то 
разновидность толстой набивки, которую носили на бедрах, поверх кольчужных 
чулок (
фото 21
). Иллюстрация в Мацейовской Библии показывает человека, который присел, чтобы 
натянуть подобную защиту для бедер. Эта защита представляет собой две отдельных 
суживающихся «трубы» из какого-то толстого материала, возможно прошитого. 
Предположительно, эти «трубы» прикреплялись к поясному ремню.

В германских землях стеганая защита бедер (чулки) часто показывается на 
иллюстрациях доходящей до середины икры ноги. Выше на ноге чулки, похоже, 
стягивались вертикальными полосами, концы которых, видимо, связывались — 
возможно, чтобы лучше обжать ногу, как, к примеру, в псалтири первой половины 
XIII века в Британском музее.

Рыцарь, выгравированный на раке святого Мориса (225) в сокровищнице аббатства 
Святого Мориса, Швейцария, имеет пластину, имеющую форму соусника и 
прикрепленную к его набедренной защите над наколенником. «Апокалипсис Три 
нити-колледжа», в котором есть иллюстрация с похожей небольшой пластиной, 
надетой непосредственно поверх кольчуги, до сих пор датировался около 1230 года,
 но в наши дни считают, что он относится ко времени примерно 1245–1250 годов 
(Тринити-колледж, Кембридж). Исландский автор сочинения «Королевское зеркало», 
которое относится, как полагают, примерно к 1240–1250 годам, утверждает, что 
эта защита колен делалась из железа
[236]
. В этом случае коленная пластина имеет форму чаши, но у нее есть треугольное 
продолжение, чтобы защитить боковые стороны колена. В обоих сочинениях, кроме 
того, имеются узкие пластины спереди голени, суживающиеся к колену. Не видно, 
как пластины прикреплялись, но из многочисленных иллюстраций более позднего 
времени видно, что пластины держались за ремешки, которые. шли вокруг ноги 
поверх кольчужной ткани. В Мацейовской Библии Голиаф носит довольно широкую 
защиту голеней (shynbalds), закрепленную ремнями вокруг икры ноги. Возможно, 
второй ремень выше скрыт стеганой набедренной защитой, которая закрывает его 
бедра и колени и, похоже, покрывает верхний край защиты голеней.


Как только лица воинов оказались закрыты шлемами, потребовался какой-то метод 
идентификации, позволивший отличить своих от чужих. Вторая печать английского 
короля Ричарда I, по всей видимости относящаяся к 1194 году, показывает похожий 
на веер предмет, прикрепленный к вершине его шлема, на котором изображен лев — 
такой же, как и на щите. Liber ad honorem augusti 
[237]
Пьетро де Эболи (около 1200) (Берн) показывает изображения, которые наносились 
на щиты рыцарей и повторялись на сторонах их шлемов с коническими или круглыми 
вершинами. Обычно эти рисунки были абстрактными, с диагональными поясами, 
шевронами, крестами и кругами, но у императора был орел, а у маркграфа 
Диопольда фон Швайнспойнта — дикий медведь. В этом сочинении впервые 
встречается любимое изобретение геральдистов — герб-ребус, в котором рисунок 
содержит какую-то связь с именем обладателя герба (
фото 25
).


Манускрипт «Энеиды» из Тюбингена показывает фантастические гребни шлема, птиц и 
животных, явно имеющих объемную форму и с небольшими флажками по бокам (
фото 21
). В некоторых случаях рисунок наносился на шлеме; похоже на то, что это было 
очень распространенным явлением, особенно в Испании, в которой рисунки были и 
на закрытых шлемах и на открытых. Некоторые из шлемов в этой рукописи имеют 
нечто вроде длинных шарфов с концами, которые идут к сторонам шлемов, но, 
возможно, это вуали воительниц-амазонок, поскольку они встречаются только на 
них и этих шарфов нет на мужских фигурах.

Во второй половине XII века сыновья первоначальных владельцев гербов начинают 
менять используемые на щитах рисунки. Золотые львы на синем щите Жоффрея, графа 
Анжуйского, которых можно видеть на его могильной плите (около 1150) в Ле-Мане, 
превращаются у наследников во львов с английского королевского герба, который 
его потомки Плантагенеты поместили на красный герб. Между тем его незаконный 
наследник Уильям Лонгспее Старший, граф Солсбери имел такой же герб, как и 
Жоффрей, как показано на его портрете и в описании герба в геральдической 
работе раннего времени под названием «Гловерский свиток».

Начиная примерно с середины XII столетия поверх кольчуги иногда надевался 
свободно висящий плащ, как это можно видеть на печати Валерана де Белломонте, 
графа Вустерского, изготовленной до 1250 года. Этот экземпляр имел длинные 
рукава с длинными волочащимися обшлагами, но чаще, как в Уинчестерской Библии 
(около 1160–1170), у них не было рукавов вообще (
фото 9
). Плащ встречается редко до начала XIII столетия, когда в манускриптах, таких 
как «Энеида», его не стали носить почти все рыцари, причем в этом плаще не было 
рукавов, а сам плащ доходил до середины икр. Обычно посередине плащ имел 
разрезы, спереди и сзади, чтобы можно было без помех ехать на лошади. У плаща 
был пояс или шнур на талии, отдельный от пояса для меча. Возможно, плащ 
появился для защиты кольчуги от солнечных лучей во время Крестовых походов или, 
как заставляют думать поэма «Признание короля Артура» и Buke of Knychthede
[238]
, предохранял от дождя. Однако более вероятно, что плащ представлял собой 
подражание одеяниям сарацин. Армии на протяжении всей истории были склонны 
копировать одежду или униформу своих противников. Ранние примеры этих одеяний 
почти всегда белые или естественного цвета, и только позднее на плаще начинают 
наносить рисунок — тот же, что и на щите.


Свободно свисающее с лошади покрывало, называемое попоной, также появилось в 
конце XII столетия, как можно судить по двум печатям Альфонсо II Арагонского 
(1186 и 1193). На второй из них ясно видны вертикальные полосы с герба 
владельца. Попона обычно была разделена на две части: одна покрывала голову и 
холку лошади, другая — круп за седлом. В рукописи Liber ad honorem augusti 
[239]
зазубренные края попоны с изображением герба всадника спускаются вниз и не 
достают всего каких-нибудь 30 см до земли. В нескольких случаях надевалась 
только передняя часть попоны, как на печати Людовика II, графа Лооз (1216). 
Матрица для изготовления печати Роберта Фитцвальтера (1198–1234) в Британском 
музее показывает голову лошади, покрытую материалом, отличающимся от остальной 
части попоны; возможно, этот материал служил для защиты. В более позднее время, 
в документах XIII века, встречается множество упоминаний testiers и chanfreins, 
защиты головы лошади. Иллюстрации капюшонов, похожих на те, что были показаны 
на этой печати, но которые делались совершенно отдельными от какой-либо попоны, 
были найдены в рукописях конца XIII века. Конский доспех из железа (fer) 
упоминается в сочинении Вайса между 1160 и 1174 годами, но, как предполагается, 
только из-за необходимости найти рифму с именем Осбер. Первое упоминание того, 
что определенно было конским доспехом
[240]
, в одном случае из кольчуги, в другом из ткани (по всей видимости, в обоих 
случаях кольчужный доспех надевался поверх ткани), встречается в описи Фалька 
де Броте, сделанной в 1224 году
[241]
.

Хотя щиты с округлыми вершинами и вытянутыми вниз нижними концами продолжали 
использоваться примерно до 1200 года, а копьеносцы Италии несли их до XV 
столетия, эти щиты примерно с 1150 года стали быстро уступать место щитам 
нового типа, с ровной верхней гранью. Такой щит можно видеть на печати Робера 
де Витре (1158–1161). Удаление изогнутой части, возможно, позволяло лучше 
видеть поверх щита, не уменьшая его защитных свойств. Умбоны время от времени 
продолжают встречаться даже в XIII веке. В манускрипте Liber ad honorem augusti 
показана старая форма щита, но сам щит становится меньше, чем раньше. В 
манускрипте «Энеиды» щит имеет только две трети размера щитов с гобелена в Байё,
 хотя он продолжает оставаться достаточно большим, чтобы на нем можно было 
унести с поля боя раненого. Множество иллюстраций — к примеру, в манускрипте 
«Энеиды» — показывают выгнутые вперед щиты, концы которых идут к плечам.
От того времени сохранился единственный щит примерно 1230–1250 годов, хотя 
позже ему придали более современный вид, удалив выгнутый вверх край. Щит несет 
на себе герб семьи фон Бриенц и, возможно, принадлежал Арнольду фон Бриенцу, 
который в 1197 году основал монастырь, где и был найден щит. Арнольд фон Бриенц 
скончался в 1225 году. Щит имеет 15 мм толщины и изготовлен из дерева, 
покрытого на обеих сторонах парчой. Спереди изображен очень стилизованный 
серебряный лев на синем фоне. Первоначальная длина щита (до того, как он был 
изменен), видимо, составляла от 95 до 100 см, что означало, что он тянулся от 
плеча до колена. Это примерно такая же пропорция, как у щита, владельцем 
которого был рыцарь на самом раннем изображении храмовой церкви в Лондоне, как 
считается, Уильям Маршал, граф Пемброкский (ум. 1219). На более поздних 
изображениях в этой же церкви можно видеть два больших щита. На задней стороне 
щита фон Бриенца есть следы гайджа, ремешков и мягкая подушечка, предохраняющая 
спереди сжатую кисть руки; такая подушечка есть и в манускрипте «Энеиды».
Более древний круглый щит не исчез полностью. Его часто можно видеть в 
испанском искусстве и на иллюстрациях сарацин. Очень маленький круглый щит, 
называвшийся buckler, брался за ручку-скобу в центре, обычно расположенную за 
шишаком. Его использовали, на протяжении всех Средних веков; обычно им 
вооружалась пехота, но время от времени его использовали и рыцари, как видно из 
изображений в аббатстве Малверн, Вустершир (около 1240). Небольшой круглый шит, 
который держали за одну ручку, показан на переносном алтаре (около 1160) в 
Аусбурге.

В это время появился новый метод использования щита конным воином, взявшим 
копье наперевес. На гобелене из Байё и на других изображениях этого времени щит 
держится за ремешки левой рукой, которая располагается на уровне плеча и держит 
также еще и поводья с узлами на них. Этот способ до сих пор можно видеть в 
рукописи XIII столетия «Жизнеописания двух Офф» в Британском музее. С другой 
стороны, иллюстрация Матвея Парижского из Большой хроники, относящейся также 
где-то к 1250 году, показывает руку, которая держит поводья так, как принято в 
наше время, — прямо над лукой седла, в то время как щит свисает с шеи на гайдже 
(колледж Корпус Кристи, Кембридж). Может быть, так, что использовался только 
одиночный ремень, за который его держала кисть руки, как в «Книге Александра» 
из Тринити-колледжа, Кембридж. В Le Tournois de Chauvenci 
[242]
1285 года написано: «L'escu au col fort embraci?», и это говорит о том, что 
кисть руки была продета через ремни. Этот способ можно видеть на рисунке XIV 
века из Ломбардии, который сейчас хранится в Библиотеке Моргана, Нью-Йорк. К 
концу XIII века, однако, щит, по всей видимости, стали вешать на гайдже без 
какой-либо другой поддержки, когда копье бралось наперевес. И только когда 
копье было сломано и использовался меч, рука переносилась к ремням щита.


Вайс пишет, что нормандские лучники при Гастингсе носили короткую тунику. 
Именно так показывает их и гобелен из Байё, за исключением одного лучника в 
полных доспехах, который, предположительно, являлся командиром. Колчаны 
вешались либо на правой стороне поясного ремня, либо за правым плечом. Лучники, 
показанные в рукописи Liber ad honorem augusti, написанной около 1200 года, все 
еще без доспехов, хотя у некоторых арбалетчиков имеются конические шлемы с 
наносниками (
фото 25
). Хотя это никак не представлено на гобелене, неизвестный автор поэмы Carmen 
de Hastingae Proelio
[243]
, пишет, что в рядах нормандцев было много арбалетчиков.


Арбалет был известен еще в последние дни Римской империи, поскольку о нем 
упоминает Вегеций в сочинении, написанном примерно в 385 году. Кроме того, 
арбалет можно видеть на римском резном барельефе в Музее Крозатье, Ле-Пюи, где 
арбалет состоит из короткого тяжелого лука, установленного горизонтально на 
одном конце прямой ложи. Тетива при взведении защелкивала бочкообразный «орех» 
на подпружиненном спусковом крючке. Обычная стрела или специальная стрела для 
арбалета клалась в желобок тыльным концом к спусковому крючку. После этого 
осуществлялось прицеливание (прижимая ложе к щеке), после чего делался выстрел 
нажатием на заднюю часть спускового крючка. Поскольку прочные стальные 
наконечники арбалетной стрелы часто имели квадратное поперечное сечение, их 
называли quarrels от французского carr?
[244]
. Манускрипт поэмы «Энеида» показывает колчан с D-образным поперечным сечением 
и узким горлышком, возможно, для того, чтобы стрелы не вытягивались вместе. 
Колчан аналогичного вида можно видеть также в Евангелии колледжа Пемброк начала 
XII века.


Анна Комнин, дочь императора Византии Алексея I Комнина, описывает это оружие 
[245]
в руках крестоносцев: «Тот, кто натягивает свое смертоносное и очень далеко 
стреляющее оружие, должен лежать, можно сказать, почти что на спине и 
использовать всю силу своих ног против полукруга лука и натягивать тетиву, 
используя силу ног всей мощью в противоположном направлении… Стрелы, 
применяемые для этого лука, очень коротки в длину, но очень толстые, с очень 
тяжелыми железными наконечниками».


По меньшей мере к началу XIII столетия из-за возрастания мощи луков на станке 
арбалета их стали натягивать при помощи крюка, прикрепленного к центру поясного 
ремня арбалетчика. Тетива зацеплялась за этот крюк, лук изгибался путем 
установки ног в стремя, прикрепленное к передней части ложи, после чего ноги 
арбалетчика распрямлялись, а крюк на поясе натягивал тетиву. Стремя этого типа 
показано в «Апокалипсисе Тринити-колледжа» (
фото 7
).

Хотя использование арбалетов было предано анафеме папой Иннокентием II на 
Втором Латеранском соборе в 1139 году, а также множеством указов более позднего 
времени, эти станковые луки стали одним из важнейших видов оружия Средних веков,
 особенно в руках хорошо подготовленных наемников. Широко распространено мнение,
 что Ричард I получил возмездие судьбы, скончавшись от раны, нанесенной стрелой 
из арбалета, поскольку Ричард сам активно использовал в войсках это оружие.
Главным оружием конных воинов оставалось копье. В XI веке его обычно держали на 
расстоянии вытянутой руки и весьма часто — подняв над плечом, как это можно 
видеть на гобелене из Байё. Когда в этом была большая необходимость, копье 
можно было бросить, как под Гастингсом, когда требовалось проделать бреши в 
стене из щитов англосаксов, чтобы конница могла ворваться в эти бреши. 
Понемногу становился популярным новый метод — держать копье под мышкой, то есть 
прижатым к правому боку с захватом правой руки непосредственно перед плечом. 
Это давало захвату много большую жесткость, теперь в удар копья вкладывалась не 
сила правой руки, а инерция движения всадника и лошади. Из поэтических описаний 
видно, что перед битвой копье держали более или менее вертикально, причем 
задняя часть копья покоилась на передней части седла. Копье бралось наперевес 
только непосредственно перед ударом. Для того чтобы было легче держать 
равновесие при удержании копья, а также, возможно, чтобы направить щит к 
противнику, соперники, где это было возможно, приближались друг к другу левой 
стороной; при этом копье проходило над шеей коня, как показано на резьбе в 
соборе Модены (около 1099–1106).

В начале XII века в Ch?sse de Saint Hadelin» 
[246]
показано копье с небольшим кольцом, прикрепленным к рукоятке примерно в том 
месте, за которое бралось копье. Кольцо, возможно, использовалось для лучшего 
захвата копья и ослабления удара, когда после столкновения руку отбрасывает 
назад. По всей видимости, кольцо использовалось в то время редко, и широкое 
распространение оно получило много позднее.

Кавалерийское копье теперь неизменно имело простой и очень острый наконечник в 
виде листа. Старое копье, с крылышками, использовалось теперь лишь в пехоте и 
охотниками.
Флаги на копьях конных воинов с гобелена в Байё почти всегда имеют квадратную 
форму с тремя небольшими треугольными лентами на внешнем конце. Один флаг 
полукруглый с девятью небольшими треугольниками, прикрепленными к его краю. 
Штандарт с драконом саксонской Англии, с другой стороны, представляет собой не 
обычный флаг, а нечто вроде круга или плоскости с обрезанными краями. Роберт 
Вайс делает различие между gonfalons, которые несли бароны, и penons рыцарей. 
Уинчестерская Библия (около 1160–1170) показывает точно такие же флаги, как те, 
что были изображены на гобелене из Байё, но фигуры на фронтоне базилики 
Сан-Дзено-Маджоре в Вероне, вырезанные примерно в 1139 году, несут квадратные 
флаги, привязанные в трех местах к копью, с тремя длинными прямоугольными 
узкими лентами, идущими от внешнего края. Большое число флагов XIII века этого 
типа сохранилось в аббатстве Кенингсфельден; в наше время они находятся в Музее 
Берна, Швейцария. Liber ad honorem augusti показывает длинные треугольные 
penons, использовавшиеся на протяжении большей части Средних веков. Также был 
популярен другой тип флага, имеющий форму длинного треугольника, короткая 
сторона которого примыкала к древку, а вторая короткая сторона шла внизу под 
прямым углом к древку. Такой тип флага можно найти в испанской Библии в Амьене, 
созданной в XII веке.

Когда рыцари стали держать копье наперевес, встал вопрос о том, как сделать 
посадку в седле устойчивей. Седла на гобелене в Байё имеют шлею 
[247]
и слегка приподняты в передней части и сзади, но к 1200 году задняя часть седла 
стала значительно выше, частично окружая бедра всадника, как выше стала и 
передняя часть, хотя она была значительно у?же задней. Эти выступы назывались 
arsons (areon). Иногда седла были украшены геральдическими гербами владельца, 
возможно, для более легкого определения его пехотинцами, которым трудно было 
рассмотреть рисунок на шлеме.


Чтобы придать большую устойчивость седлу в момент удара, шлея в упряжи иногда — 
как показано в Мацейовской Библии — привязывалась вокруг заднего выступа седла, 
а число подпруг часто удваивалось, причем одна из них иногда проходила через 
верхнюю часть седла. Несмотря на это, подпруги иногда все же лопались, как 
описано в «Песне о Роланде», где оба соперника рухнули на землю одновременно. 
Рыцарь не столько сидел в седле, сколько стоял на стременах с почти прямыми 
ногами, поддерживаемый передним и задним выступами седла. «Песнь о Роланде» 
описывает, как Роланд, хотя и потеряв много крови, сумел удержаться в седле 
благодаря стременам. В XII веке глубокий чепрак 
[248]
с длинным, имеющим отверстия, нижним концом надевался на седло, при этом в 
чепраке имелись два отверстия для переднего и заднего выступов седла. Иногда на 
изображениях видно, что подпруга проходит поверх чепрака.


Уздечка обычно подгонялась с помощью мундштука с длинными рычагами щечек, к 
нижним концам которых прикреплялись поводья, и, предположительно, существовала 
какая-то разновидность мундштучного удила, хотя самый ранний точно датированный 
пример относится к удилу, найденному в развалинах замка Танненберг, Восточная 
Пруссия
[249]
, разрушенного в 1399 году. Однако мундштучное удило ясно видно в 
«Астрологическом трактате» примерно второй половины XIV века (Британский музей).
 Римляне использовали мундштучные удила, но конница варваров использовала 
только уздечки. Мундштучные удила, найденные на варварских кладбищах от 
Ломбардии до Скандинавии, имеют мундштуки, обычно соединенные с боковыми 
кольцами, а не с рычагами щечек.


Когда копье при столкновении ломалось, всадник вынимал из ножен меч и, если это 
необходимо, брал щит и атаковал противника, нанося ему мощные удары. Согласно 
поэтам, при этом разрубался украшенный драгоценностями шлем, а заодно и череп, 
а иногда меч после особо мощного удара доходил, разрубив кости туловища и 
доспехи, прямо до седла 
[250]
.

Множество мечей, использовавшихся нормандцами, имели такой же широкий клинок с 
широким желобком, как и тот, что использовали викинги. В некоторых случаях 
клинки несли на себе одно и то же название, Ingelrii, и, возможно, были из 
одного источника. Средняя длина клинка составляла около метра, и широкий 
желобок проходил почти по всей длине, исчезая примерно в 2,5 см от довольно 
острого кончика клинка. Много клинков несут на себе большие железные заглавные 
буквы, часто религиозного свойства; к примеру, HOMO DIE, или NOMINE DOMINI, или 
искаженные версии этих слов.
Примерно в 1000 году появился новый тип меча — длинный, более тонкий, с узким и 
неглубоким желобком, исчезающим примерно в 20 см от кончика клинка. Средняя 
длина таких мечей примерно на 13 см больше, чем мечей предшествующего типа. 
Самый ранний известный пример такого клинка имеет на себе руны на английском 
языке. Руны относятся к типу, распространенному в X веке, и вырезаны на 
хвостовике клинка. Лезвие этого типа имеет меч святого Мауриция (Сокровищница 
Вены), государственный меч императоров Священной Римской империи, который, по 
всей видимости, был обновлен для императора Оттона IV (р. ок. 1182–1218; правил 
в 1209–1218), поскольку несет на себе его личный герб на навершии рукояти. 
Некоторые из клинков мечей несут на себе надписи из более мелких железных букв 
для того, чтобы поместиться на более узком желобе. Большое число надписей 
включает в себя фразу GICELIN ME FECIT («Гиселин сделал меня»). Однако 
большинство мечей с надписями имеют широко расставленные, прекрасно 
изображенные буквы, изготовленные из тонкой меди или проволоки из белого 
металла — как на мече, который в настоящее время находится в музее 
Бери-Сент-Эдмундса. Этот меч был найден на месте битвы при Форнхэме (Суффолк), 
состоявшейся в 1173 году. У меча на одной стороне надпись +SESBENEDICA+AS, а на 
другой — +IN OMINEDOMINI+. Клинки с надписями довольно часто можно видеть на 
иллюстрациях в манускриптах и на рельефах и скульптурах. Статуя Роланда у стен 
кафедрального собора в Вероне имеет меч с названием Durendal, вырезанным на 
клинке, в то время как в Мацейовской Библии есть шит с надписью GOLIAS.
В конце этого периода начал появляться новый тип клинка — широкий, ровно 
суживающийся и с острым наконечником. На нем есть явно выраженный желобок, 
проходящий через примерно четыре пятых длины клинка. Сужение клинка к концу 
означало, что клинок был не так тяжел к острию и что центр тяжести наносящего 
удар меча был ближе к руке, что делало меч более удобным в обращении, чем более 
ранние образцы, как для рубящих, так и колющих ударов.
Хотя огромное количество иллюстраций мечей этого периода показывают прямые 
клинки, изогнутые длинные и тонкие клинки уже встречаются в настенной росписи 
«Мученичества святого Фомы», относящейся примерно к 1200 году, в церкви Святой 
Марии, Эгара, Испания, в испанской Библии начала XI века в Ватиканской 
библиотеке и в зальцбургской рукописи «Антифонар» конца XII столетия (Зальцбург,
 аббатство Святого Петра).
Ножны также за это время значительно изменились. Самыми распространенными 
формами навершия рукояти эфеса были «бразильский орех» и «стеганый чехольчик на 
чайник». Эти формы мы уже затрагивали в главе о саксах. Применялась также 
промежуточная форма между двумя упомянутыми. Эти навершия рукоятей больше не 
имели разделительной полосы, как это было на саксонских мечах позднего времени. 
Навершие в виде диска, впервые упомянутое в «Пересказе Пятикнижия» Эльфрика, 
было редкостью в XI столетии, но стало все чаще встречаться в следующем 
столетии, а в XIII веке в значительной мере потеснило другие разновидности. К 
примеру, меч из Форнхэма, предположительно изготовленный до 1173 года, имел 
незамысловатое навершие в виде диска. Другие дискообразные навершия можно 
видеть на иллюстрациях в Псалтири святого Свитуна до 1161 года (Британский 
музей). Библия святого Этьена Хардинга, законченная до 1109 года, показывает 
навершие в виде трилистника — этот тип был особенно популярен в XIII веке 
(Дижон, Публичная библиотека).
Крестовина была длиннее, чем на мечах викингов. Обычно она была квадратная в 
сечении и прямая, но иногда ее концы сужались. Несколько рукоятей викингов 
позднего времени имели такой тип крестовин меча, но это были довольно редкие 
случаи. Отличная иллюстрация первой четверти XI века показывает одну новую 
разновидность ручек, с навершиями в виде «бразильского ореха» и длинными 
прямыми крестовинами меча, находится в сакраментарии кафедрального собора в 
Бамберге (Мюнхенская государственная библиотека). Венский меч святого Мауриция 
имеет массивное навершие в виде «бразильского ореха» и длинную прямую 
крестовину. Хотя прямые крестовины остаются самым распространенным типом, в XII 
столетии их концы иногда резко поворачиваются к клинку, как это видно на 
иллюстрации середины этого века в Ламбетской Библии (дворец Ламбет); а иногда 
крестовина медленно загибается к клинку, как в Мюнхенской псалтири конца XII 
века (Мюнхенская государственная библиотека). Крестовина с сильно согнутыми 
концами показана на иллюстрации в Йоркской псалтири (около 1170–1175) в Музее 
Хантериана в Глазго. На сохранившемся мече XII века, со вторым типом клинка и 
навершием в виде «стеганого чехольчика на чайник», концы крестовины резко 
повернуты к клинку и украшены резьбой с изображением небольших голов животных.
Поскольку большинство сохранившихся мечей того времени были найдены в земле или 
подняты со дна рек, рукояти у них почти не сохранились. Изображения рукоятей 
того периода в искусстве не всегда достаточно отчетливы, чтобы сообщить нам о 
стиле обмотки, но они постоянно показывают, что рукояти обматывалась ровно по 
направлению к навершию. В «Комментарии к псалмам» (начало XII в.) святого 
Схоластика из Субиако в Италии изображена рукоять, по всей видимости обмотанная 
пересекающимися ремнями или лентами, которые создавали на поверхности рукояти 
нечто вроде решетки; видимо, благодаря этому легче было держать меч в потной 
руке. Такая рукоять изображена в манускрипте XII века «Этимология» Исодоруса 
(колледж Святого Иоанна, Кембридж) и на изображении святого Теодора на фасаде 
кафедрального собора в Шартре (примерно 1225–1230). Эту рукоять можно также 
найти на сохранившихся мечах более позднего времени (рис. 10).

Единственные сохранившиеся до наших дней ножны этого времени находятся на 
втором мече святого Мауриция в Королевском арсенале в Турине. Эти ножны 
изготовлены из тонкого дерева, покрытого парчой. На их верхушке находится 
ажурная металлическая защита, состоящая из U-образной полосы, защищающей край 
верхними концами, соединенными при помощи полосы в форме шеврона. Меч на 
изображении английского короля Генриха II (ум. 1189) в аббатстве Фонтевро в 
Анжу имеет простую высокую U-образную защиту верхушки ножен. На мече святого 
Мауриция в Турине у открытой части ножен нет металлической оправы, но около ее 
верхнего конца есть остатки ремня и отверстие, при помощи которого ремень 
привязывался к ножнам. Самая близкая к верхнему концу ножен часть ремня 
проходила по передней части тела того, кто носил ремень. Другая часть ремня 
была прикреплена к ножнам ниже, она проходила по спине, плечу и соединялась на 
груди с первой. Поскольку ремни крепились к ножнам на разной высоте, ножны 
висели диагонально и их верхушка отходила назад, где ножны меньше мешали 
обладателю меча. Верхняя часть ремня была крепко привязана к ножнам, а при 
помощи шнурков — и к нижней части ремня, чтобы обе части крепко держались на 
теле.
Хотя гобелен из Байё показывает пояса для мечей с пряжками, большое число 
иллюстраций демонстрирует концы ремней связанными вместе, как, к примеру, на 
фигурах стражей гробницы на капители (около 1140–1150) в церковном приходе в 
Сен-Нектере, Пюи-де-Дом. Пояс этого типа сохранился в кафедральном соборе 
Бамберга. Один конец пояса имеет две параллельные продольные щели около конца, 
другой конец разрезан на две длинных узких полосы. Каждая из полос проходит 
сквозь соответствующую щель, после чего полосы связываются впереди. Довольно 
часто, предположительно для того, чтобы его не срезали, ремень для меча 
надевался под кольчугу. Рукоять меча показывалась через щель в бедренной части 
кольчуги, тогда как нижний конец ножен находился под кольчугой. Это можно 
видеть, к примеру, на гобелене из Байё, в Псалтири святого Свитуна 
(иллюстрирована до 1161) и Уинчестерской Библии (1160–1170).
Наступление христианства, по всей видимости, лишило меч некоторой доли магии, 
но дало ему свое собственное религиозное значение. По-прежнему клятвы давались 
на рукояти меча, их святость, возможно, была усилена символизмом крестовины, 
которая напоминала христианский крест. По всей видимости, иногда в навершии 
рукояти прятались реликвии, чтобы дать его обладателю божественную защиту, как 
у Жуайеза Карла Великого. Надписи на клинке, вероятно, служили той же цели. 
Хотя меч носили воины во всех видах войск, он считался особенно присущим 
коннице. Его клали на алтарь во время бдения перед посвящением в рыцари, клинок 
прикладывали к плечу рыцаря во время церемонии посвящения, меч свисал с 
гробницы, когда рыцарь умирал. В «Песне о Роланде» умирающий герой отчаянно 
пытается сломать клинок Дюрендаль о камень, чтобы не позволить какому-либо 
недостойному использовать этот меч после смерти его хозяина. Если какой-либо 
рыцарь бросал тень на рыцарский орден, его меч ломался перед ним слугой.
Меч был также символом правосудия. Его несли острым концом вверх, в ножнах, 
обернутым в пояс, во время церемоний при появлении короля или знатного сеньора. 
Ножны меча святого Мауриция из Вены покрыты золотыми пластинами, украшенными 
фигурами, которые держат меч именно таким способом. В ранние времена сидящих на 
троне королей особенно часто изображали с мечом в ножнах на коленях. В другие 
времена меч нес служащий двора, маршал или коннетабль, который в случае с 
королем или императором являлся одним из самых знатных дворян. Герб 
наследственного маршала императора Священной Римской империи представлял собой 
перекрещенные мечи, в то время как герб наследственного верховного коннетабля 
(констебля) Шотландии включал руку, сжимающую меч.

Гобелен из Байё показывает герцога Вильгельма и его сводного брата Одо с 
дубинками, которые могли являться символом командирского жезла. 
Легковооруженные английские войска имели дубинки с четырехугольными головками, 
одна из которых изображена летящей по воздуху. Вайс упоминает оружие, 
называвшееся gibet, которое тоже имело форму палицы. Палицы, показанные на 
иллюстрациях манускрипта XII века, имели головки разных форм, на которых часто 
имелись многочисленные длинные острые шипы (
фото 24
).


Вайс писал, что войска несли топоры и gisarmes. Последнее, по-видимому, 
представляло собой топор с очень большим серпообразным лезвием. Обух 
закреплялся на топорище. Такой топор изображен в единственной сохранившейся 
рукописи «Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь» и именуется в ней как топор и giserne. 
Эта связь задней части обуха с топорищем — либо при помощи отверстия в топорище 
в этом месте, либо путем обертывания через выступ на обухе вокруг топорища — 
устраняет излишнее напряжение в топорище ниже обуха топора, когда наносится 
удар. Использовался еще один метод — обух топора изготавливался так, что вместо 
обычного отверстия была дополнительная труба, насаживавшаяся на топорище на 
несколько сантиметров ниже самого обуха. Такие топоры можно видеть на 
иллюстрациях конца XII века в «Бестиарии» в Бодлеианской библиотеке, Оксфорд, и 
в «Апокалипсисе Тринити-колледжа», Кембридж. Около 1190 года нормандцы 
описываются в Хрониках герцогов Нормандских как несущие Haches danesches, 
топоры викингов, как они стали называться в средние века
[251]
. Топоры с серповидными лезвиями норвежского происхождения встречаются, к 
примеру, в Библии святого Этьена Хардинга до 1109 года, в Пемброкских 
Евангелиях начала XII столетия и в «Апокалипсисе Тринити-колледжа». Упомянутое 
выше изображение в аббатстве Малверн показывает человека с небольшим, похожим 
на пику боевым молотом, и многие рукописи XIII века показывают маленькие, 
похожие на томагавки топоры с острым шипом на противоположной лезвию стороне 
обуха.

Множество крестьян и жителей небольших городов, отправившихся в Первый 
крестовый поход с Петром Амьенским, обычно не имели своего оружия, не было у 
них и средств его приобрести. По всей видимости, эти люди взяли с собой все, 
что только можно было использовать как оружие. Рукописи середины XII века, 
вроде рукописей из школы Матвея Парижского, показывают пехоту, вооруженную 
вилами, цепами, большими деревянными молотами для разбивания комьев на поле и 
лезвиями садовых ножей-секачей и кос, прикрепленных к длинным древкам. Без 
сомнения, охотники брали свои копья, а дровосеки и плотники — свои топоры. Эти 
простые виды вооружения были предками целых семейств оружия, использовавшегося 
пехотой более позднего времени. В XVI веке оружие с большим количеством 
украшений изготовлялось для гвардии только для церемоний.
Евангелия колледжа Пемброк начала XII века показывают прямое лезвие с 
параллельными сторонами — по всей видимости, имеющее одну наточенную сторону, — 
и с узким, похожим на палец наконечником. Лезвие установлено на древке примерно 
в 1 м длиной. Похожее оружие можно видеть в Каликстинском кодексе. Похоже, что 
именно об этом оружии говорится в случайных ссылках в английских и французских 
документах начиная с XII века как о fauchard — это слово считают произошедшим 
от французского faus, что значит коса. Испанская Библия из Амьена XII века 
показывает человека, вооруженного садовым ножом-секачом на длинном древке.



Глава 12
Корабли крестоносцев

Те из северных крестоносцев, которые приплывали в Средиземное море, 
использовали обшитые досками внахлест корабли, способные двигаться в обе 
стороны. Эти корабли были потомками длинных судов викингов, но теперь суда 
обычно двигались ветром и только в отдельных случаях снабжались веслами. 
Корабль графа Гарольда на гобелене в Байё изображен выходящим из гавани на 
веслах. Этот (или другой английский корабль) приводят в движение гребцы, когда 
на корабле готовятся бросить якорь. Ряд отверстий в верхнем ряду обшивки многих 
судов с гобелена может представлять собой порты для весел, какие были и на 
корабле из Гокстада. И.Г.Г. Арчибальд недавно высказал предположение, что 
пробел посреди английских кораблей на уровне планшира, который можно видеть на 
гобелене, и отсутствие здесь портов для весел показывают на наличие палубы в 
этом месте, которая, возможно, использовалась как боевая платформа. Хотя в 
последующее время иллюстрации судов с веслами в северных странах редки, 
известно, к примеру, что английский король Генрих II держал галеру, которую 
называли esnessa (змея), в Саутгемптоне, предположительно, для пересечения 
Ла-Манша. Экипаж этой галеры состоял из 60 человек, в три раза больше, чем 
численность экипажа обычного торгового судна. Этот корабль, по всей видимости, 
приводился в движение веслами. Существует относящаяся к 1295 году ссылка на 
корабль из Лондона, у которого было 70 пар весел. Круглые порты для весел можно 
видеть на двух кораблях в «Жизни святого Томаса Кентерберийского» середины XIII 
века (сейчас находится в частной коллекции в Бельгии). В этом случае порты 
имеют точно такую же форму, как порты на корабле из Гокстада, с прорезями по 
сторонам, которые позволяли пройти через порты лопастям весел. Иллюстрированная 
Библия Холкхема начала XIV века, находящаяся ныне в Британском музее, 
показывает корабль, очень похожий по форме на длинные корабли викингов. У 
корабля на верхней части форштевня и ахтерштевня вырезана голова льва, имеется 
кормовой руль, и он все еще представляет собой длинные весла в круглых портах в 
верхнем поясе обшивки. Меньший по размерам корабль в манускрипте имеет уключины,
 изготовленные из двух колышков, выступающих вперед из блока, закрепленного на 
планшире.
Печати XIII века портов Уинчелси и Сандуич показывают корабли этого типа с 
практически одинаковыми носом и кормой, но без весел и с небольшой башенкой или 
рубкой, стоящей на арках, созданных внутри корпуса на каждом конце. Обе эти 
печати показывают то, что, по всей видимости, является концами палубных балок, 
проходящих через доски на сторонах корабля. Две группы из трех вант, 
удерживающих мачту спереди и сзади, показаны в «Диалогах святого Григория» XII 
века из Мосана (Брюссель, Королевская библиотека). Ванты прикреплены к верхнему 
поясу обшивки на внешней стороне. Выбленок (веревочные скрепы на вантах, 
служащие ступеньками) нет, они не встречаются до XIV века, как на печати из 
Сан-Себастьяна (Испания) в 1335 году. В «Диалогах» также можно видеть веревки, 
известные как шкоты, привязанные к нижним углам паруса и прикрепленные к 
горизонтальной поперечной распорке, установленной между двумя вертикальными 
столбами непосредственно спереди рулевого. Возможно, это какая-нибудь 
разновидность брашпиля. Также прикреплен к этой полосе фал, при помощи которого 
парус поднимается и опускается. У фала нет брасов, но парус этого явно 
небольшого судна может, возможно, управляться посредством одних лишь шкотов.
На печати раннего времени из ЛаЛ-Рошели можно видеть несколько рядов точек 
взятия рифов на нижней части квадратного паруса. Они использовались для того, 
чтобы превратить нижний конец полотна в связку и уменьшить этим площадь паруса, 
на которую воздействует ветер. Это очень ясно показано в астрологическом 
манускрипте второй четверти XIV века в Британском музее, который фактически 
показывает, как берут рифы. Печать из Сандуича показывает так называемое 
«воронье гнездо» на верхушке мачты, которое служит и как пост для 
впередсмотрящего, и как место, с которого можно метать стрелы на палубу 
вражеского корабля.
На печати порта Дувр 1284 года изображен корабль с рубками, которые опираются 
на две арки и стоят на форштевне и ахтерштевне, что делает рубки составной 
частью корабля, а не чем-то просто пристроенным в него. По мере того как шло 
время, бак стали делать меньше, чем ахтерштевень, и ему придали треугольную 
форму, соответствующую форме носа корабля. На печати из Дувра виден также 
бушприт, проходящий через бак. Это рангоутное дерево, идущее под наклоном 
вперед вверх от носа корабля; на нем крепились булини, которые удерживали концы 
паруса натянутыми вперед, когда корабль шел под острым углом к ветру.
В меньших по размерам кораблях без рубок ахтерштевень иногда был разделен в 
верхней части, образуя стойку или вилку, называемую mike, как показано в 
«Диалогах святого Григория», упомянутых выше. Эта вилка, возможно, действовала 
как поддержка для рангоутного дерева и мачты, когда они не стояли на своих 
местах. В Псалтири из Кентербери конца XII века бухта веревки (каната) показана 
свисающей с одной стороны вилки (Париж, Национальная библиотека).
Рукопись La Estoire de Seint Aedward le Rei (около 1250) показывает небольшой 
парусный корабль с вилкой на корме; на этой вилке сложены длинные весла, и с 
нее же свисает якорь. Голова чудовища на форштевне поддерживает бушприт. Вся 
передняя часть этого корабля имеет зубчатый фальшборт, установленный над 
верхним поясом обшивки и поддержанный скобами там, где корабль сужается к носу 
(Кембридж, Университетская библиотека).
Рулевое весло, как и на предшествующих судах викингов, все еще имеет румпель, 
установленный под прямыми углами к верхней части, чтобы придать ему большую 
подвижность. Судя по иллюстрации из «Жизни святого Кутберта» XII века из 
Оксфорда (Бодлеанская библиотека), нижняя часть весла иногда обивалась металлом.
 На рисунке начала XIII века, нацарапанном на стене церкви Фиде на Готланде, 
представлено самое раннее изображение настоящего руля, спускающегося из порта 
на корме. То же показано на печати города Эльбинг (1242), в то время как в 1252 
году портовые книги Дамма делают различие между кораблями «с рулем на стороне» 
и «с рулем на корме». Иллюстрированная Библия Холкхема показывает румпель, 
установленный на верхушке руля и отделяемый при необходимости прохода на правую 
или левую сторону ахтерштевня. Необходимость подвешивания кормового руля на 
двух или трех петлях, возможно, привела к появлению прямого ахтерштевня вместо 
искривленного. Доски обшивки по сторонам все еще изогнуты, чтобы соединиться с 
ахтерштевнем — как на судах викингов; оканчивающаяся квадратом корма, по всей 
видимости, появилась не ранее XV века. Преимуществом кормового руля является то,
 что его не нужно, как в случае с рулевым веслом, вынимать из воды, когда 
корабль кренится.
Рисунок корабля в манускрипте поэмы «Энеида» начала XIII века в первый раз 
демонстрирует дверь для погрузки в борту корпуса. Печать из Сандуича показывает 
корабельную лодку, которая располагается на палубе в середине корабля.

Корабли, нанятые в средиземноморских портах крестоносцами для доставки их в 
Святую землю, относятся к совершенно иной кораблестроительной традиции, чем та, 
что существовала на Севере. Liber ad honorem augusti (конец XII века) 
показывает корабли, похожие на те, что были нарисованы на греческих вазах (
фото 25
). Явно имея прямой парус, они имеют также один ряд весел и поручни, идущие 
вдоль одной стороны. Высокий нос изгибается назад и имеет вид рыбьего хвоста. 
Также на корабле есть длинный таран, выступающий из носа непосредственно над 
уровнем воды. Изогнутая линия кормы продолжается вверх при помощи двух высоких, 
суживающихся к концу балок, по одной на каждой стороне, изгибающихся вперед над 
небольшой кормовой каютой. Предназначение этих двух балок неизвестно, но есть 
предположение, что они должны были поддерживать реи, когда они опускались, 
поскольку часто были длиннее самого корабля. Другие корабли в этой рукописи не 
имели парусов, но у них имелся второй ряд весел, выходящих из ряда портов ниже 
планшира, на котором покоится другой ряд весел. Эти галеры с веслами почти 
всегда несут два или три больших флага на коротком древке. Оба типа корабля, 
что характерно для всех кораблей Средиземноморья, имеют рулевое весло на каждой 
стороне кормы, что гарантирует при самом большом крене киля касание воды одним 
из рулевых весел. Южные корабли строились «с обшивкой вгладь»; это значит, что 
доски корпуса прикреплялись краями встык, чтобы получить гладкую внешнюю 
поверхность, а не внахлест, как на северных кораблях.


Треугольный парус, подвешиваемый на рее в передней и задней части корабля, 
назывался латинским парусом и был типичен для кораблей Средиземного моря. Этот 
парус можно видеть на мозаиках раннего времени в кафедральном соборе Святого 
Марка, Венеция. Он, по всей видимости, развился за очень долгое время из 
квадратного паруса путем постепенного поворота одного из концов последнего 
вперед и вниз. Другой конец рея в конечном счете поднялся высоко над мачтой. Со 
временем квадратный парус был преобразован в треугольный, чтобы соответствовать 
такой постановке. Поскольку фока-штаг 
[252]
обычно мешал управлению этим типом паруса, от него освободились, а мачта была 
наклонена вперед. То, что ванты шли сзади мачт и, таким образом, натягивали их 
назад, делало кормовые штаги ненужными. Латинский парус Поднимался с точки, 
которая была существенно выше места, где ванты соединялись с мачтой, и, когда 
парус был установлен, он был без вант на подветренной стороне. Ванты можно было 
ослабить при помощи блоков, когда плавание совершалось на разных галсах
[253]
. Мозаика в соборе Святого Марка показывает корабли уже с двумя мачтами; а в 
1191 году английский король Ричард I Львиное Сердце по пути в Святую землю 
встретил корабль с тремя мачтами.

Сохранилась спецификация для корабля, построенного для Крестового похода 
Людовика IX в 1268 году. Заказанный в Венеции корабль имел длину киля 17,7 м, 
между кормой и носом было 26 м. В ширину корабль имел 6,5 м, а от киля до 
фальшборта в середине корабля было 6,7 м. Корма и ахтерштевень должны были 
возвышаться на 8,8 м над килем. Корабль должен был иметь, помимо основной 
палубы, еще половину палубы, которая начиналась над серединой основной палубы и 
шла к носу. Две или три дополнительные палубы на корме ставились для устройства 
на них кают. С другой стороны, построенные в Генуе корабли должны были иметь 
меньшие размеры, только 23 м длиной. Для них сохранились, помимо прочего, 
спецификации на мачты и реи. Фок-мачта должна была составлять 23,3 м, а 
кормовая мачта — 18,4 м. Длина реев должна составить 29,3 м и 25,6 м 
соответственно; реи делались из двух брусов. В данном случае главный рей был на 
6,4 м длиннее, чем корпус.
Мозаика в соборе Святого Марка показывает корабль с кормой, на которой 
находится кормовая рубка, построенный по типу, характерному для времени 
Людовика IX. На кораблях явно имеется надпалубная рубка, но нет баков. 
Небольшой бак показан на гробнице святого Петра Великомученика в Милане, XIV 
век. Эта резьба также показывает концы двух рядов палубных брусьев, выступающих 
сквозь доски обшивки по сторонам, относительно высокую заднюю рубку, возможно, 
две палубы над основной и — в первый раз — клюз для якорного троса, он 
закреплялся за лапу якоря, который висел таким образом, что его веретено 
располагалось параллельно фальшборту. Веревочная лестница вверху мачты выглядит 
так, словно там расположены вороты для натяжения вант. Нижняя часть рулевого 
весла также поддерживается веревками и воротами.




Заключение
Закат феодализма и рыцарства

В XIV веке произошла великая революция в средневековом обществе: сословное 
разделение общества, особенно в Англии, стало менее жестким. Чисто феодальные 
связи, основанные на феодальной присяге и владении землей, постепенно уступили 
личным контактам на всех уровнях, от виллана, берущего внаем часть поместья в 
обмен на относительно небольшую плату наличными, до графа или военачальника, 
служащих по контракту королю за ежедневное жалованье с оговоренным числом 
солдат.
Феодальные указы о мобилизации, направленные к сеньорам, продолжали 
существовать в Англии до 1385 года, но обычным способом набора воинов стали 
контракты. Самый ранний письменный контракт на рыцарскую службу относится к 
1213 году; Роберт, лорд Беркли для того, чтобы заплатить долг в 500 марок 
короне, согласился служить с 10 рыцарями за свой собственный счет в армии 
английского короля во Франции. Следующим был субконтракт, заключенный в 1287 
году между Эдуардом Мортимером и Питером Молаем. Последний согласился служить 
первому за десять покрытых доспехами лошадей на всем протяжении кампании короля 
против восставших валлийцев. В контракте были подробно описаны лошади Молая с 
приведением их цены и было оговорено, что, если какая-нибудь из них будет убита 
или умрет во время кампании, Молай получит полную компенсацию. Исходя из 
количества лошадей, можно предположить, что свита рыцаря состояла из трех 
других рыцарей и семи сержантов, что было обычной величиной свиты в те времена. 
Если участие в кампании оказывалось успешным, такой рыцарь мог получить новые 
контракты в новых кампаниях и в конечном счете мог бы стать баннеретом (то есть 
иметь свое знамя) и получить соответствующий этому титулу надел земли. Для 
социальной революции XIV века было характерно, что к среднему возрасту 
баннереты оказывались с большими свитами, чем некоторые графы, в то время как 
другие командовали полевыми армиями или действовали как представители короля на 
больших территориях Франции.
В первую половину Столетней войны необходимость в организации многочисленных 
сложных кампаний во Франции привела к широкому распространению сложных 
контрактов. Королевские чиновники уже начали этот процесс, стремясь 
стандартизировать форму соглашения. Обычно оговаривались район операций и срок 
службы, количество солдат, которых необходимо было поставить, и их ранг — 
рыцари, сержанты и лучники (конные или пешие), а также размер их жалованья. В 
конце оговоренного периода (или если оплата не поступала) подписавший контракт 
был свободен, но многие контракты упоминали возможность продления контракта на 
аналогичных условиях. Плата обычно выдавалась заранее и включала regard — 
дополнительную оплату старшему по рангу как поощрение за хорошую службу. За 
лошадей, павших во время кампании, была положена компенсация. И наконец, 
указывались условия получения «военной добычи»; они включали такие вещи, как 
право грабить, захват земли и замков, а также получение выкупа за пленников. В 
определенный день все солдаты должны были явиться, чтобы пройти осмотр, часто — 
в порт посадки на корабли. Их лошадей осматривали тоже, для того чтобы занести 
их данные в список стоимости и для предотвращения подмены. Если какой-нибудь 
командир являлся без надлежащей свиты, его могли призвать к ответу. В 
конфликтах подобного рода не было каких-то феодальных отношений, они были чисто 
коммерческими.

В 1257 году в первый раз мобилизованному войску английских графств впервые была 
предложена плата от короля, которая начиналась с момента пересечения границы 
страны. Вскоре такая плата стала обычной. Исчезновение бесплатной службы стало, 
без сомнения, большим бременем для короны. Английская пехота XIV века получала 
жалованье от жителей более низких социальных слоев, подлежащих военной службе 
согласно Ассизу о вооружении 1242 года и затем Уинчестерскому статуту 1285 года.
 Все имевшие доход от 2 до 5 футов стерлингов в год должны были обеспечивать 
себя луком и стрелами. Именно из этой группы были сформированы лучники Эдуарда 
III и его командиров. Перед кампаниями «тяжеловооруженные сержанты» собирались 
в своем собственном графстве или округе назначенным королем специальным 
уполномоченным по сбору войск, который затем отбирал самых подходящих для 
требуемой службы. Поскольку английская тактика в XIV веке зависела от 
взаимодействия лучников со спешившимися тяжеловооруженными воинами
[254]
, было важно, чтобы пехота не отставала от кавалерии на марше. В ходе Столетней 
войны постепенно возрастало число лучников, двигавшихся на дешевых лошадях, но 
для боя лучники всегда спешивались.


Во Франции в низших слоях общества возрастало недовольство феодальной иерархией.
 Это столетие началось с сокрушительного поражения цвета французской рыцарской 
конницы, разбитой фламандской бюргерской пехотой из Куртре (Кортрейн) (11 июля 
1302 года). 
[255]
Авторитет рыцарства стал падать, поскольку оно не могло больше выполнять свою 
часть феодального договора — защищать людей от убийств и грабежей со стороны 
англичан (а позднее и от французских наемных банд). Потерю влияния дворянства 
можно видеть в постановлениях Генеральных штатов
[256]
, собравшихся в Париже в 1356, а затем в 1357 году после поражения при Пуатье. 
Постановления предусматривали назначение Генеральными штатами комиссии из 36 
человек для замены министров короля, запрет дворянам вести частные войны и их 
подчинение местным властям и содержание отряда в 3 тысячи тяжеловооруженных 
воинов, которые будут получать жалованье от Генеральных штатов, а не от короля.

Куда меньше известно о развитии в XIV веке контрактной системы найма солдат во 
Франции. Использовался письменный контракт, lettre de retinue, который 
отличался от аналогичного английского договора только по форме. Разность 
военных целей двух стран вела к различиям в организации национальных армий. В 
то время как английские армии обычно собирались на ограниченный срок для 
быстрых рейдов в глубь вражеской территории, французы должны были содержать 
многочисленные небольшие гарнизоны и иметь полевую армию для пресечения 
нападений. Проблема с гарнизонами была частично решена организацией отрядов 
арбалетчиков в каждом крупном городе. Феодальные приказы о всеобщей мобилизации 
(ban de l'ost), исходящие от короля и направленные к сеньорам, все еще 
использовались во Франции чаще, чем в Англии, особенно при подготовке крупных 
кампаний под командованием короля. С другой стороны, были предприняты 
решительные меры для ведения организованных кампаний, в которых солдаты 
получали жалованье через определенное время, имелся четкий порядок подчинения, 
а командиры несли ответственность за действия своих людей. Королевский 
«Ордонанс» 1351 года и письмо, написанное королем военным казначеям вскоре 
после этого, дают нам некоторую информацию об организации французской армии 
того времени. Армия состояла из двух основных групп. К первой принадлежала 
конница, состоявшая из рыцарей, оруженосцев и сержантов (valets); вторую 
составляли арбалетчики-пехотинцы и копьеносцы, которые несли большие щиты, 
называвшиеся pavises, из-за которых действовали арбалетчики. Конница 
группировалась по эскадронам (routes) определенной численности. Была введена 
строгая система сбора и переклички командирами короля, призванная гарантировать,
 чтобы каждый эскадрон имел полную численность, надлежащее вооружение и своих 
собственных лошадей. Имя каждого солдата было занесено в список сбора с 
перечислением его снаряжения и описанием его лошади, чтобы командиры не 
одалживали лошадей из других эскадронов на день переклички. Пехота 
организовывалась аналогичным образом и делилась на отряды из 25–30 человек под 
командованием коннетабля, который должен был иметь pennoncel е queue (длинный 
флаг) с гербом или изображением, которое он желает. Арбалетчики на сборах 
должны были несколько раз показать себя в стрельбе, возможно, для того, чтобы 
показать, как они управляются со своим оружием. Необходимые доспехи 
оговаривались только для valets, арбалетчиков и воинов с большим щитом, 
предположительно из-за того, что рыцари и оруженосцы экипируют себя сами. Во 
второй половине столетия пехота часто передвигалась верхом, предположительно, 
чтобы иметь способность опережать высокомобильные английские колонны и 
прибывать в намеченное место (или поле боя) первыми. В настоящее время точно 
неизвестно, были ли арбалетчики и воины с большим щитом в одних и тех же 
отрядах, или, как во флорентийской армии, они маршировали отдельными 
подразделениями вплоть до самого построения перед боем.

Как в Англии, так и во Франции расширение контрактной системы в армии означало, 
что высшие командиры не обязательно должны происходить из дворянских семей. Дю 
Геклен (Дюгеклен) был выходцем из довольно незаметной бретонской семьи, но 
из-за того, что высокородные дворяне явно злоупотребляли своим положением при 
короле, смог получить звание коннетабля Франции. В Англии некоторые самые 
известные командиры Столетней войны были простыми рыцарями, как, к примеру, 
Томас Дагуорт, Джон де Чандос, Хью Калвелей и Роберт Кноллис. Джон Хоуквуд, 
глава «Уайт кампани», чей мемориальный портрет работы Паоло Учелло 
[257]
находится в кафедральном соборе во Флоренции, как утверждают, был сыном 
дубильщика и учился на портного.


Низкое происхождение Хоуквуда — возможно, более низкое, чем у кого-либо еще, — 
показывает, как далеко реальная жизнь ушла от идеалов рыцарства; мысль о том, 
что человек низкого происхождения получает рыцарское звание, все еще 
подвергалась осмеянию в рыцарских романах. 
[258]
Упадок рыцарства, который шел параллельно с упадком феодализма, происходил 
частично из-за несоответствия его высоких идеалов фактам повседневной жизни. Со 
временем рыцарство стало предметом воспевания поэтов и герольдов, объектом для 
изображения на гобеленах, картинах и скульптурах, украшавших дома богатых, но 
при этом рыцарей больше видели на придворных праздниках, на пирах и турнирах, 
чем на поле боя, председательствующими в суде или присутствующими в 
правительстве. Обязанность каждого рыцаря защищать женщин, особенно 
благородного происхождения, не помешала лорду Молинсу послать своих солдат 
осаждать Маргарет Пэстон в ее доме Гресхам, Норфолк, в 1449 году. Летописцы, 
подобные Фруассару, прославляли героев из дворянства и их рыцарские добродетели,
 очевидно не замечая, как низко рыцарство опустилось по сравнению с идеалом. 
Эдуард III не колебался, отдавая приказ повесить юного Томаса Сетона на глазах 
его родителей, которые стояли на стенах Берика, — так Эдуард пытался вызвать 
сдачу города. Не поколебался он и предать смерти шотландцев, захваченных в 
Халидон-Хилл (1333), — не в пылу сражения, а на следующий день после битвы. 
Фруассар горюет по поводу казни пленных после битвы при Альжубаротте (1385) 
из-за потери возможного выкупа, а не из-за потери жизни дворян.

Сама идея войны за прибыль — в форме платы или форме трофеев — всецело 
противоречила идеям рыцарства, и тем не менее главные войны XIV века велись в 
основном наемниками. Возможность грабежа открыто объявлялась побуждающим 
мотивом для зачисления в наемники. Фактом стала уменьшившаяся роль рыцарства в 
военных действиях из-за роста коммерческого подхода даже у самых благородных 
дворян и увеличение числа профессиональных командиров низкого происхождения, не 
прошедших рыцарскую подготовку и пробивавшихся в жизни своими путями. Многие 
состояния фактически выросли в результате войны; замок Кайстер в Норфолке был 
построен Джоном Фастолфом, как считается, на выкуп с герцога д'Алансона, 
которого он взял в плен в Вернее. Томас Холланд, отпрыск малоизвестной семьи с 
севера, захватил в плен графа д'О при падении Кана в 1346 году и добился 
романтической женитьбы на Джоанне, графине Солсбери, Прекрасной Деве Кента, 
сделав себя графом Кентским. Фактически выкуп являлся показателем статуса, и 
нет случая, чтобы рыцарь требовал снизить сумму выкупа, поскольку считалось, 
что этим он теряет лицо.
Однако внешне рыцарство процветало. Турниры становились все более изысканными, 
призванными воскресить золотую эпоху Артура и Карла Великого и даже великолепие 
дворов более раннего времени, Александра Великого и Гая Юлия Цезаря, от которых,
 как считалось, и вело свое происхождение рыцарство. Считалось, что в ту 
древнюю эпоху все рыцари были верными и отважными, а все женщины благородного 
происхождения — прекрасными и любящими. Турниры давали возможность показать 
рыцарские доблести и свои пышные украшения. Турниры являли блеск и пыл, 
характерные для войны, но лишенные неудобств любой военной кампании.
Придворный этикет стал строже и более изысканным. Короли, подобные Эдуарду III, 
поощряли рыцарство на основание собственных орденов (сам Эдуард основал орден 
Святого Георгия, или орден Подвязки) для того, чтобы собирать вокруг себя самых 
прославленных командиров, как для увеличения своей собственной славы, так и для 
того, чтобы дать примеры военного искусства своим подданным. Писатели того 
времени стали наделять сложным символическим значением каждую часть снаряжения 
и одежды рыцарей.
Не следует думать, что рыцарство быстро сошло на нет. В Столетней войне 
небольшие группы рыцарей из любви к военному делу и в погоне за добычей 
добивались немало успехов, как, к примеру, в знаменитом «бое тридцати», имевшем 
место в Бретани в 1351 году. В 1349 году Эдуард III и Черный принц отправились 
из Англии под большим секретом, чтобы принять участие в засаде на Жоффруа де 
Шарньи, который хотел внезапно захватить замок Кале во время перемирия. Оба они 
вместе с графом Суффолком и лордами Стаффордом, Джоном Монтасютом, Джоном 
Бошампом, Беркли и де ла Вейром находились под командой Уолтера Менни, простого 
баннерета. Военный клич, использовавшийся в то морозное декабрьское утро, когда 
англичане сделали вылазку из ворот Кале и напали на силы Шарньи, был 
«Спасайтесь, кто может». Ясно, что во время этой операции король не облачался в 
свои доспехи с гербом Англии, так что никто из противников его не узнал. После 
завершения боя король устроил пир, на котором он и принц ждали своих пленников. 
Каждый пленник получил новую одежду. Сэру Евстахию де Рибомону, который дважды 
в этот день ударил короля так, что он пал на колени, король также подарил 
ожерелье из красивых жемчужин со своей собственной головы, осыпал похвалами и 
освободил без выкупа. Аналогично Черный принц после битвы при Наваретте (Нахаре,
 1367) с рыцарской щедростью освободил дю Геклена (Дюгеклена), хотя с 
политической точки зрения было бы лучше держать столь способного и 
вдохновляющего французских воинов командира пленником. В 1352 году Генри 
Ланкастерский, который был одним из самых успешных и устрашающих английских 
полководцев, был принят королем Франции, после чего его начали развлекать при 
французском дворе, куда он прибыл для ответа на вызов Отто, герцога 
Брауншвейгского, наемника на французской службе.




Примечания



1


Тем более что сохранялась Восточная Римская империя со столицей в 
Константинополе. —
Ред.




2


Самый мелкий дворянский титул, ниже баронета. —
Пер.




3


Далеко не только германских лесов, но также иранцев (сарматов, аланов), кельтов 
и славян. —
Ред.




4


Или иного. —
Ред.




5


Наверное, самый яркий след (из германцев) оставили все же вестготы. С них, по 
большому счету, и начался кризис Римской империи, приведший к гибели ее 
западной части: 378 — битва под Адрианополем, 410 — захват Рима, 419 — 
образование Тулузского вестготского королевства. Франки и другие лишь пожинали 
плоды процесса, начало которому положили вестготы. —
Ред.




6


Государство вестготов было вполне жизнеспособным, но в ходе тяжелой войны 
711–718 годов арабы завоевали почти весь Пиренейский полуостров, но в 718 году 
были разбиты под Ковадонгой — здесь началась Реконкиста — до 1492 года, когда 
захватчики были выбиты с испанской земли. —
Ред.




7


Вандалы, как и остготы в Италии, не устояли перед мощью Восточной Римской 
(Византийской) империи, на время вернувшей эти земли. —
Ред.




8

Арианская ересь, названная в честь первого ее проповедника Ария (IV в.), 
основывалась на мысли, что Христос был сотворен Богом и потому Он не творец, а 
всего лишь тварь. Кроме того, раз Христос имеет начало, значит, Он не вечен, и 
Его природа и силы другие, нежели у Бога Отца.



9

Слово wergild фактически является древнеанглийским, но здесь оно используется 
для указания этой разновидности штрафа у германских народов.



10


Ок. 720–799, историк лангобардов. —
Ред.




11


Алеманны — одно из германских племен. —
Пер.




12


В 451 году франки участвовали на стороне римлян (во главе с Аэцием) в 
грандиозном сражении на Каталаунских полях, где гунны и их союзники, ведомые 
Аттилой, были разбиты. —
Ред.




13


Отсюда династия Меровингов. Под его руководством и верховным командованием 
римского полководца Аэция франки сражались в 451 году на Каталаунских полях. —
Ред.




14


Mattingly Н.
Tacitus on Britain and Germany. Penguin Books, 1948. P. 105, 106, 112–113, 118.




15


Изменились, и сильно — после службы «федератами», битвы на Каталаунских полях и 
др. —
Ред.




16


Авторство «Стратегикона» долго приписывалось императору Маврикию (582–602). 
Однако позже было доказано, что Маврикий не автор этого трактата. В 
исторической литературе автора называют Псевдо-Маврикием. —
Ред.




17


То есть в данных двух случаях в армии Восточной Римской империи (в 395 году 
Римская империя окончательно разделилась на Западную и Восточную). —
Ред.




18


Пилум использовался аналогично, лишая противника щита. —
Ред.




19


Франциска могла быть с одним и двумя лезвиями, к ней привязывалась веревка, за 
которую франкский воин мог подтягивать секиру после метания на близкую 
дистанцию. —
Ред.




20


Pirling R.
Germania. XLII. 1964. P. 188–216.




21


Так называемых речных. —
Пер.




22


Солид — золотая римская монета весом 4,55 грамма (
1
/
72
римского фунта), выпущенная императором Константином в 309 году; солид был 
заимствован у Рима германскими народами и стал основной денежной единицей 
раннего Средневековья в Западной Европе. —
Ред.




23


точнее, вождя; первым королем франков был сын Хильдерика и внук Меровея Хлодвиг.
 —
Ред.




24


Davidson H.R.E.
The Sword in Anglo-Saxon England. Oxford, 1962. P. 105–109.




25


В первых веках нашей эры там же, в нижнем течении Эльбы, жили и лангобарды — на 
левобережье, а варины на правом берегу. —
Ред.




26


Вождя. —
Ред.




27


А против римлян и др. —
Ред.




28


В бою на реке Касулина у города Капуя в древней области Кампания, недалеко от 
Рима, в 554 году 30-тысячное пешее войско франков, построившееся клином и 
атаковавшее, было уничтожено 18-тысячным восточноримским войском Нарзеса. —
Ред.




29


До Хлодвига — вождей. —
Ред.




30


Напомним, что Хлодвиг захватил в 486 году так называемое государство Сиагрия — 
осколок Западной Римской империи, сохранившийся после того, как в 476 году 
последний западноримский император Ромул Августул был свергнут с престола 
германским военачальником Одоакром. —
Ред.




31


Приморских. —
Пер.




32


И не только германские, это характерно также для славян и других. —
Ред.




33


Или, иначе, Эвериха; правил в 467–485, провозгласил полную независимость от 
Римской империи. —
Ред.




34


«Турский сборник». —
Пер.




35


До 751 формально у власти находились короли из династии Меровингов. —
Ред.




36


Ок. 688–741, фактический правитель Франкского королевства с 715. —
Ред.




37


Сына первого (официально) короля династии Каролингов (с 751) Пипина Короткого и 
внука Карла Мартелла, ок. 742–814, франкский король с 768 года, с 800 — 
император. —
Ред.




38


584—629; франкский король с 613 по 629 год. —
Ред.




39


Видимо, эдикт 614 года. —
Ред.




40


А также коронование его папой римским. —
Ред.




41


Гораздо меньше. —
Ред.




42


Автор ошибается — см. примечания ниже. —
Ред.




43


Исход битвы при Пуатье был решен тяжелой конницей франков, которая после того, 
как франкская пехота отразила многочисленные атаки арабской конницы, нанесла 
сокрушительный удар. —
Ред.




44

Mansus является эквивалентом английского virgate, четверти стандартного надела 
в 100 акров.



45


В 774 году, разбив лангобардов в Северной и Центральной Италии, Карл Великий 
возложил на себя железную корону лангобардских королей и стал именоваться 
королем франков и лангобардов. —
Ред.




46


Вооруженную помимо легких мечей мощными дальнобойными луками. —
Ред.




47


823—877, король Западно-Франкского королевства с 840, франкский император с 875.
 —
Ред.




48


Boretius A., Krause V.
Capitularia Regum Frankorum, II. Hannover, 1890. P. 321. Edoict of Pitres, AD 
864.




49


Основатель династии, напомним, отец Карла Великого Пипин Короткий. —
Ред.




50


Золотая псалтирь из монастыря Санкт-Галлен в Швейцарии, относящаяся ко временам 
Каролингов. —
Пер.




51


Словом situla у римлян обозначалось: 1) ведро для воды; 2) ковш, винная кружка; 
3) сосуд для метания жребия и избирательная урна. —
Ред.




52


«Рукописи Эгберти». —
Пер.




53


Современные дикие свиньи просто не успевают вырасти до размеров кабанов 
далекого прошлого, которые достигали веса 300 кг и более и опрокидывали лошадь 
с всадником. —
Ред.




54


Упоминание Отером многочисленного населения и возделанных пашен говорит о том, 
что Биармия, которую многие невнимательные исследователи помещают в район 
нынешнего Архангельска, находилась у устья Западной Двины (Даугавье). —
Ред.




55


Вождь, конунг. —
Ред.




56


Причина вполне прозаическая — относительное перенаселение малоплодородных 
земель, не говоря уже о фьордах. —
Ред.




57


Скандинавы ничего не основывали, а пришли на готовое — сами они называли Русь 
Гардарикой — «страной городов». Однако надо признать, что Рюрик в 862 году 
захватил власть в Новгороде (видимо, все же по династическому праву, являясь 
наследником по матери-славянке), а Олег объединил русские земли от Ладоги до 
низовьев Днепра, захватив в 882 году Киев. Государственные же образования на 
Руси существовали задолго до викингов — об этом свидетельствуют остатки древних 
огромных крепостей еще доскифского времени (X–VIII века до н. э.) — для обороны 
от киммерийцев; многие сотни километров оборонительных так называемых змиевых 
валов; три царства «сколотое» скифского времени — в среднем течении Днепра и в 
соседней лесостепи; государственные образования V–VI веков н. э. (основание 
Киева и прием князя Кия в Константинополе) и др. Поэтому коварный захват 
конунгом Олегом (Хельгу) в 882 году Киева (Олег выдал свой отряд за купеческий 
караван судов) и истребление династии Киевичей — это не «основание королевства»,
 как пишет автор. Варяги-викинги, стоявшие на более низкой ступени развития, 
пришли на готовое и, кстати, быстро ославянились, начиная со Святослава, не 
говоря уже о его сыне Владимире, крестившем в 988–989 Русь. —
Ред.




58


Походы в 860, 907, 941, 944 и т. д. совершались совместно варяжской верхушкой и 
славянами Русской земли, а в дальнейшем варяги-викинги просто ославянились. —
Ред.




59


Северо-восток Англии. —
Ред.




60


Автор лукавит — викинги обосновывались в Англии всерьез и надолго — захватили 
весь северо-восток и центр страны (область так называемого «датского права»), 
которые англосаксы снова подчинили лишь в середине X века. В 1016 датчане 
подчинили себе всю Англию (ненадолго), а в 1066 пришел Вильгельм Завоеватель. —
Ред.




61


Остров с монастырем, Внутренние Гебридские острова. —
Пер.




62


Автор преувеличивает — ирландцы нанесли поражение коалиции норвежского 
правителя Дублина Сигтрюгга (Ситрика) и правителя одного из ирландских 
королевств Миэлморды. Хотя были небольшие отряды из Дании (около одной тысячи), 
с Оркнейских островов и др. — всего четыре — шесть тысяч человек. С другой 
стороны, на стороне ирландцев Бриана Бороиме также сражались скандинавы, а 
всего у Бриана было также порядка шести тысяч (возможно, больше). Все норвежцы, 
сражавшиеся с войском Бриана, погибли в бою, а их женщины, как написано в 
хронике XI века, толпой бросились в море и утопились. Бриан также был убит. —
Ред.




63


Ингоульф Арнарсон и Лейв Хродмарсон, в 871 году проводившие разведку, а в 874 
высадившиеся в Исландии (где с ок. 795 уже жили ирландские монахи), были 
изгнаны из Норвегии за убийства. —
Ред.




64


Автор ошибается, Эйрик Рыжий достиг Гренландии в 981 (но до него ее видели в 
980 исландцы, а между 870 и 920 норвежец Гунбьерн Ульф-Кракасон). Лейв 
Счастливый, сын Эйрика, перед тем как в 1004 достигнуть берегов Америки, 
использовал сведения (а также судно, которое купил) Бьярни Херюльфсона, который,
 сбившись с пути, в тумане летом 986 года оказался у берега Америки, покрытого 
лесом, но не высаживался и вернулся в Южную Гренландию. —
Ред.




65


810. —
Ред.




66


Рюрик; некоторые исследователи отождествляют Рерика Датского с Рюриком, 
призванным на княжение в Новгород. —
Ред.




67


Лошадей у викингов и своих хватало. —
Ред.




68


Альфред после ряда поражений просто откупился и оставил северо-восток Англии. —
Ред.




69


Видимо, все же деньги были в руках викингов — об этом говорят новейшие 
генетические исследования. —
Ред.




70


Римский фут равен 0,296 м. —
Пер.




71


Гаральд Строгий погиб в битве с англосаксонским королем Гарольдом. Однако в 
результате это позволило Вильгельму Завоевателю высадиться в Гастингсе, где он 
вскоре разбил войско Гарольда, павшего в битве, в результате чего Англия была 
завоевана. —
Ред.




72


Это была скорее крупная стычка между высадившимся на берег отрядом викингов, 
прикрывавшим экипажи судов норвежцев, разбившихся в ходе шторма, разметавшего 
флот норвежского короля, и десятикратно превосходившими числом шотландцами 
(восемь — десять тысяч). Понеся потери, викинги отошли на корабли. Основные 
силы норвежцев так и не высадились. —
Ред.




73


скандинавы, как и все индоевропейцы, использовали лошадей с незапамятных времен.
 Напомним, что Лошадь была одомашнена около 4000–2500 годов до н. э. в степях и 
лесостепях между Днепром и Волгой — предками нынешних индоевропейцев (будущих 
германцев, славян, балтов, кельтов, италиков, греков, иранцев, индоариев и др.).
 —
Ред.




74


В 1968 году продан американцам. —
Ред.




75


Планширь — в данном случае деревянный брус, покрывающий концы шпангоутов. —
Ред.




76


Поперечное ребро судна, к которому крепится бортовая обшивка между днищем и 
палубой, придающая прочность конструкции. —
Пер.




77


Такой же способ крепления применялся русскими поморами. —
Ред.




78


Деревянный или металлический угольник для жесткого соединения элементов набора 
корпуса судна. —
Пер.




79


Поперечные балки, связывающие правую и левую ветви шпангоута, иногда в 
несколько ярусов, для придания необходимой жесткости и корпусу корабля. —
Ред.




80


Рычаг на верхней части оси руля. —
Пер.




81


Поперечный ряд пропущенных через парус завязок (риф-сезней), с помощью которых 
во время сильного штормового ветра можно уменьшать рабочую площадь паруса 
(«зарифлять» парус или «брать рифы»), —
Ред.




82


Веревка для вытягивания наветренной стороны паруса к ветру. —
Пер.




83


Они были нужны также в ходе морского боя. —
Ред.




84

Короткое описание конструкции двух военных кораблей викингов позднего времени, 
в свое время затопленных для того, чтобы закрыть подходы к Роскилле (Дания), 
было опубликовано доктором Оле Крумлин-Педерсеном в 1970 году (Аспекты истории 
деревянного судостроения / Морские монографии и доклады. № 1. Национальный 
морской музей. Гринвич, 1970. С. 7—23.



85


Пикты жили на севере острова Великобритания, в нынешней Шотландии и так и не 
были покорены Римом. —
Ред.




86


В начале V века в связи с нехваткой сил и общим кризисом Римской империи 
римские легионы были выведены из Британии. —
Ред.




87


Древняя дорога от Норфолка до Уилшира, существовавшая по крайней мере с начала 
железного века. —
Ред.




88


Эстуарий рек Трент и Уз на востоке острова Великобритания. —
Пер.




89


«Широко властвующий». —
Пер.




90


Временами датчане подчиняли Англию полностью. —
Ред.




91


Или Неблагоразумного (968 (?)— 1016; правил в 978—1013 и 1014–1016). —
Ред.




92


Кто такие гауты в «Беовульфе», остается спорным. Некоторые ученые считают, что 
это готы с острова Готланд или из Южной Швеции, другие — что это юты 
Ютландского полуострова. Есть и другие толкования. —
Ред.




93


Ставший к этому времени королем гаутов. —
Ред.




94

Тэны — в Англии Средневековья — служилая знать, дружинники короля.



95


Древнекельтское королевство, располагавшееся на землях нынешних графств 
Глостершир и Вустершир. —
Пер.




96


Так называемая «Книга Страшного Суда». —
Ред.




97


По которой выяснилось, что в завоеванной Англии проживало тогда около 1,5 млн 
человек. Немного по сравнению с такими странами, как Франция того времени. —
Ред.




98


Scir (англосакс.), shire (англ.) — графство. —
Пер.




99


В мифологии древних скандинавов — верховное божество, бог ветра и бурь, а также 
бог войны и др. Его аналог у более южных германских племен — Вотан. —
Ред.




100


Ash по-английски. —
Пер.




101

После смерти воина, если это произошло не в сражении, подарки его господина в 
виде оружия символически возвращались по налогу, называемому heriot, дословно — 
«военное снаряжение».



102


Абингдон находится в соседнем графстве — Оксфордшире. —
Ред.




103


«Короткий нож» и «войсковой нож» соответственно — на англосаксонском языке. —
Пер.




104

Описанная здесь реконструкция в настоящее время пересматривается господином Р.Л.
С. Брюсом-Митфордом, хранителем Отдела британских и средневековых древностей в 
Британском музее.



105


Фрейр — бог плодородия и мира, муж Герды, а также Фрейи. Его атрибуты — 
чудесный корабль Скидбладнир и золотой вепрь Гуллинборсти. —
Ред.




106

Термин fyrd, «фирд», обозначающий армию, используется современными историками 
для определения части армии саксов, осуществляющей территориальную военную 
службу и не содержащей наемников.



107


Перед этим, в 80-х годах, Альфреда и его людей долгое время консультировал в 
этой области норвежец Отер, бывший тогда на службе у Альфреда. Отер был 
норвежским ярлом, мореходом, зверобоем, купцом и, по совместительству, как все 
викинги, крупным морским разбойником. —
Ред.




108


Телохранители короля. —
Пер.




109

Легендарный город, место нахождения которого не установлено. — Примеч. ред.



110


Hide — стандартный надел в 100 акров. —
Пер.




111


Современный Уилтшир. —
Ред.




112


Пораженному стрелой в глаз Гарольду отрубили голову, что вызвало замешательство 
его войска. —
Ред.




113


Так неправильно называют плоды дерева (достигающего до 50 м высоты) бертоллетии 
высокой (Bertholletia excelsa). —
Ред.




114


А точнее, подзабыто. —
Ред.




115


Воинов Вильгельма Завоевателя — офранцуженных норманнов и французов. —
Ред.




116


Городок в Тоскане, в 37 км на юго-юго-запад к Флоренции. —
Ред.




117


Зато полвека, вплоть до битвы на реке Лех в 955 году, Германию терзали венгры.
 —
Ред.




118


Который произошел в 843, во Франции Каролинги продолжали править до 987. —
Ред.




119


У германских племен и в раннефеодальных государствах Западной Европы свободно 
отчуждаемая наследственная индивидуально-семейная собственность, как движимая, 
так и недвижимая, свобода отчуждения которого была ограничена родовым обычаем. 
Позже, когда обычаи утратили силу, аллодом стали называть полную земельную 
собственность. —
Ред.




120


В России говорилось «на кормление». —
Ред.




121


Даровавшей и подтверждавшей некоторые права и привилегии рыцарства и горожан. —
Пер.




122


Борьба, в которой папа-реформатор Григорий VI требовал от Генриха IV отказаться 
от своих прав над церковью на территории Германии. —
Пер.




123


«Саксонское зерцало» — сборник германского феодального права. Составлен в конце 
XII — начале XIII века анхальтским судьей Э. фон Репковом. —
Ред.




124


То есть вассалов вассалов. —
Ред.




125


1129–1195; в 1139–1180 герцог Саксонии, в 1156–1180 Баварии. —
Ред.




126


Пролив Ла-Манш, который в Англии называют Английским каналом. —
Пер.




127


То есть обязанность служить королю с оговоренным числом рыцарей. —
Пер.




128


Весьма жесткими, иногда зверскими методами — были случаи, когда завоеватели 
сжигали восставшие деревни полностью, поголовно убивая всех жителей. —
Ред.




129


«Книга баронов»
(лат.).
 —
Пер.




130


От
фр.
banniere, знамя — рыцарь, имеющий право вести в бой группу (отряд) воинов, 
часто также рыцарей под собственным знаменем. Статус баннерета не обязательно 
означал принадлежность к дворянскому сословию, хотя, как правило, баннереты 
были дворянами. Рыцарь-баннерет стоял выше в иерархии, чем рыцарь-бакалавр 
(который мог сражаться только под чужими знаменами), но ниже, чем барон или 
баронет. —
Ред.




131


Часть графства в Англии. —
Пер.




132


Тайная организация мусульманской (шиитской) секты исмаилитов, основанная 
иранцами в конце XI века для борьбы против династий Сельджуков, 
господствовавших в Иране с середины XI века. С начала XII века действовали 
также в Сирии и Ливане — против крестоносцев и др. —
Ред.




133


Автор преувеличивает. Англия была тогда периферией и экономически и политически,
 а «институты правления» носили ярко выраженный отпечаток родо-племенной 
организации. —
Ред.




134


Именно он при Гастингсе топором отрубил голову Гарольду; прямым потомком Ёсташа 
де Булонь является знаменитый путешественник Ранульф Файнес, в 1979–1982 годах 
осуществивший (со спутниками) первое в истории кругосветное путешествие через 
оба полюса Земли, в основном придерживаясь Гринвичского меридиана. —
Ред.




135


Нормандцы и англичане
(фр.).
 —
Пер.




136


Опять преувеличение. При Гастингсе значительная часть саксов не имела защитного 
вооружения и была вооружена… каменными топорами. —
Ред.




137


При этом спасла сбитого с коня короля Филиппа II Августа. —
Ред.




138


Для нормандцев привычно было сражаться в пешем строю всегда. —
Ред.




139


В основательно зачищенной Англии все было на порядок проще! —
Ред.




140


Устар.
«род», «происхождение» (
фр.).
 —
Пер.




141


Третий Вестминстерский статут, позволяющий каждому свободному человеку 
продавать свою землю или ее часть, но так, чтобы тот, кто получил ее в феод, 
держал бы эту землю от того же главного сеньора и за те же службы и обычные 
повинности, что и предыдущий владелец феода. —
Пер.




142


В случае крайней необходимости
(лат.).
 —
Пер.




143


Одна марка после Нормандского завоевания была равна ? фунта. —
Пер.




144


В современной Англии не существует. —
Ред.




145


Имеется в виду разгром крестоносцев у Тивериадского озера Салах-ад-Дином 
(Саладином). —
Ред.




146


Графство Суффолк. —
Ред.




147


Мстивших за вторжение англичан в 1214 году, когда французы их разбили при 
Ларош-о-Муане и (вместе с немцами и фламандцами) при Бувине. —
Ред.




148


Если доживал. —
Ред.




149


Французском и англосаксонском войске соответственно. —
Пер.




150


Стефан Блуаский, 1097–1154; английский король в 1135–1154 — до этого 
французский феодал граф Блуа, племянник Генриха I, в 1139–1153 вел борьбу за 
власть с дочерью Генриха I Матильдой. —
Ред.




151


Так в тексте. —
прим. редактора fb2




152


Современные Бельгия, Нидерланды и Люксембург. —
Пер.




153


700 пеших наемников-брабантцев графа Булонского, сражавшихся на стороне войска 
Оттона IV, были французами полностью перебиты. —
Ред.




154


Экспедиции графа Пемброка по прозвищу Стронгбоу (Сильный Лук) по завоеванию 
Ирландии, начиная с 1169–1170 годов. —
Ред.




155


Hereward the Wake, боролся с нормандцами Вильгельма Завоевателя. —
Ред.




156


Стеганая защитная куртка, надевавшаяся также под доспехи. —
Ред.




157


Головной убор (
фр.
). —
Пер.




158


Р. ок. 1095; правил в 1130–1154, первый сицилийский король, объединивший 
нормандские владения в Сицилии и Южной Италии в одно весьма сильное государство.
 —
Ред.




159


Были, и очень строгие. Еще в 1137 году французский король Людовик VI Толстый 
издал указ, по которому у всех посвященных в рыцари нерыцарского рода были 
отбиты шпоры на навозной куче. Рыцарями не могли стать сыновья духовных лиц, 
купцов, ремесленников и крестьян. Автор же приводит в пример Прованс, где 
сложились особые условия (альбигойская ересь катаров), существовавшие до 
1209–1229 годов, когда в ходе альбигойских войн сектанты на юге Франции были в 
основном истреблены. —
Ред.




160


Искусство управления лошадью достигло совершенства уже в глубокой древности, 
начиная с киммерийцев и скифов, а в дальнейшем совершенствовалось незначительно.
 —
Ред.




161


Автор весьма наивен. Эта традиция древняя, и начало ее теряется в глубине веков.
 А тяжелая конница — изобретение негерманское. Настоящая, закованная в доспехи 
(всадник и лошадь) конница была характерна для иранцев (Персидская, затем 
Парфянская империя), хотя и Александр Македонский имел гетеров — тяжелую 
конницу. А традиции тяжелой конницы (и все, что ей сопутствовало) принесли, 
видимо, в Западную Европу ираноязычные сарматы и аланы. —
Ред.




162


Английский король по прозвищу Безземельный. —
Ред.




163


Если точнее, «Мемуары Жана сира де Жуанвиля, или История и хроника 
христианнейшего короля Людовика Святого» (1547). —
Ред.




164


В Седьмой крестовый поход (1248–1250) в Египет, закончившийся пленением 
возглавлявшего его Людовика IX Святого. —
Ред.




165


Роланд вполне реальное историческое лицо, франкский маркграф, префект 
бретонской марки, погибший в 778 году в Ронсевальском ущелье, прикрывая отход 
франкских войск Карла Великого из Испании. —
Ред.




166


И посвящались в рыцари. —
Ред.




167


«Похвальное слово»

(лат.). —
Пер.





168


Западноевропейские. —
Ред.




169


Автор ничего не пишет о Восточной Римской (Византийской) империи, которая 
вплоть до погрома, учиненного в 1204 году крестоносцами Западной Европы, в 
полном объеме хранила и развивала наследие Античности и на голову превосходила 
в культурном отношении как диковатых западных крестоносцев (недавних варваров), 
так и «сарацин» — мусульман (арабов, турок-сельджуков и др.), вся культура 
которых основывалась на том, что было усвоено кочевниками-арабами (и, позже, 
турками в Иране и на Ближнем Востоке) в ходе завоевания, погрома и геноцида 
Сасанидского Ирана (включая Среднюю Азию) и восточноримских провинций Египта, 
Сирии, Северной Африки, а также вестготской (недавней римской) Испании. —
Ред.




170


За выкуп: 10 золотых динаров (1 золотой динар — около 2,4 г золота) за мужчину, 
5 золотых динаров за женщину, 1 динар за ребенка. Кто не внес выкуп — был 
обращен в рабство. —
Ред.




171


Известный французский рыцарь Пьер дю Террайль Баярд (1476–1524; пал в бою в 
Италии), имел звание «рыцарь без страха и упрека». —
Ред.




172


«Кратное изложение основ военного дела». —
Ред.




173


Hoveden.
Ed Stubbs. Т. II. London, 1876. P. 166.




174


Они и не хотели этого делать, считая турниры важным, если не важнейшим, 
средством повышения воинской выучки. —
Ред.




175


Кольчуга для турнира (
фр.
). —
Пер.




176


Купец Мауро. —
Ред.




177


От слова hospitalis, гость по-латыни; первоначально слово «госпиталь» означало 
«странноприимный дом», то есть приют. —
Ред.




178


Современный Бет-Гуврин (Бейт-Джибрин) на дороге из Аскалона (современный 
Ашкелон) в Хеврон (Эль-Халиль). Впоследствии они принимали участие в каждой 
военной кампании Иерусалимского королевства и получали в дар все больше 
ключевых замков. Им была отдана крепость Крак-де-Шевалье (ныне в Сирии, близ 
границы с Ливаном — чуть к северу. —
Ред.




179


После того как в конце XII века крестоносцев выбили из Палестины, госпитальеры 
(иоанниты) обосновались на Кипре, а затем в 1307–1309 годах заняли остров Родос.
 Здесь они героически оборонялись от турок в 1440, 1444, 1480 и 1522 годах, но 
вынуждены были эвакуироваться, получив от императора Карла V Мальту. Здесь в 
1565 году иоанниты вместе с местным населением и немногочисленной подмогой из 
Сицилии сумели устоять в ходе героической четырехмесячной обороны против турок. 
В 1798 году Наполеон Бонапарт изгнал рыцарей с Мальты, а англичане, захватившие 
остров в 1800 году, не собирались возвращать его рыцарям. —
Ред.




180


1307–1309. —
Ред.




181


Вильгельм, архиепископ Тирский с 1174 года. —
Пер.




182


За выкуп. —
Ред.




183


А движимое имущество — в пользу государей. —
Ред.




184


Предшественником ордена был госпиталь в Иерусалиме (с 1120–1128) немецкоязычных 
паломников, разрушенный в 1187 году после падения Иерусалима. —
Ред.




185


В 1199 году папа Иннокентий III подтвердил это своей буллой и определил задачи 
ордена, в частности борьбу с врагами католической церкви. —
Ред.




186


Считается, что пруссы были близки к литовцам, однако с большой долей 
славянского и кельтского компонентов. —
Ред.




187


Разгромленным в 1236 году литовцами. —
Ред.




188


А затем государств, наследовавших халифату. —
Ред.




189


В России они известны под названием половцы. —
Пер.




190


Карин, ныне Эрзурум. —
Ред.




191


Манцикерт (Маназкерт) — город, около которого турки разгромили войско 
императора Романа Диогена. —
Пер.




192


Неверно. Реконкиста началась в 718 году, после разгрома арабов и иже с ними при 
Ковадонге на севере Испании, и продолжалась до 1492 года. —
Ред.




193


Прекращение враждебных действий в дни, установленные церковью. —
Пер.




194


Автор необъективен. Эта «толерантность» привела к тому, что уже в середине X 
века количество мусульман и иудеев в Испании превзошло число угнетаемых 
христиан. —
Ред.




195


В отличие от выдуманного, чтобы прикрыть брешь в английской истории, Артура Сид 
Кампеадор (от арабского sidi, мой господин, и испанского campeador, воитель) — 
реальный испанский рыцарь Родриго Диас де Бивар, р. ок. 1040–1099, храбрейший, 
но часто алчный и жестокий воитель, прославившийся своими подвигами в ходе 
отвоевания родной земли. —
Ред.




196


А также грабежами и геноцидом. —
Ред.




197


В первом же бою плохо (или никак) вооруженные крестьяне были разгромлены 
турками-сельджуками и большей частью истреблены; оставшиеся проданы в рабство. 
Петр Амьенский, однако, сумел убежать и достиг Константинополя. —
Ред.




198


Современный Таранто на юге Италии. —
Ред.




199


Или Увискара, одного из предводителей нормандцев, овладевшего к 1072 году 
(совместно с братом Рожером) Южной Италией и Сицилией. —
Пер.




200


Византийцы называли себя ромеями, то есть римлянами, будучи наследниками 
Римской империи. —
Пер.




201


Примерно столько воинов действительно переправилось в Малую Азию. —
Ред.




202


Действительно, столько осталось к концу похода от огромного войска, 
высадившегося в Малой Азии. —
Ред.




203


«Деяния франков». —
Пер.




204


Хотя и не всегда. —
Ред.




205


Например, в Третьем крестовом походе (1189–1192) германский император Фридрих I 
Барбаросса, который вел свое войско отдельно, утонул во время переправы через 
одну из небольших рек Малой Азии. —
Ред.




206


Например, атака рыцарского клина в начале Ледового побоища 5 апреля 1242 года, 
когда немцы врезались в русский боевой порядок и завязли в нем. —
Ред.




207


Византийская тяжелая конница была, пожалуй, лучше. —
Ред.




208


Многих голодных крестоносцев начали посещать видения. Священнику Петру из 
Прованса явился святой Андрей, указавший, где зарыт наконечник копья. И святыня 
действительно была найдена. —
Ред.




209


Незадолго до Крестовых походов, в 1054 году, церковь раскололась на 
православную и католическую. —
Пер.




210


Поход был продолжен только в ноябре 1098 года. В июне 1099 года, после трудных 
осад и взятия городов Марра и Акра, крестоносное войско (около 20 тысяч) 
подошло к Иерусалиму и осадило его. В это время египетский флот истребил или 
захватил весь генуэзский флот, который вез осадные средства и снабжение для 
крестоносцев. Только один корабль с осадной техникой прорвался, и это позволило 
довершить дело. А за несколько дней до штурма армия крестоносцев совершила 
крестный ход. После этого с невиданным энтузиазмом крестоносцы, используя 
доставленные осадные орудия, подготовили условия для отчаянного штурма 15 июля 
1099 года, в ходе которого оборона мусульман не устояла. После кровавой бани 
внутри города крестоносцам еще хватило сил разбить 12 августа высадившееся у 
Аскалона египетское войско. —
Ред.




211


Халифата Фатимидов (до 1171), затем Айюбидов (до 1250), позже мамлюков. —
Ред.




212


Или тем, что он был таким коротким — 100 км против тысяч километров у других 
крестоносцев, которые не были англичанами и которым автор симпатизирует меньше. 
Впрочем, Ричард I был офранцуженным нормандцем и говорил только по-французски.
 —
Ред.




213


! —
Ред.




214


Автор прост как правда. Естественно! Так высаживались в Англии еще легионы 
Цезаря. —
Ред.




215


Еще больше от боев с византийцами, которые вели нормандцы двадцать с лишним лет 
до этого. Да и сами нормандцы не лыком шиты. —
Ред.




216


Dehaisnes С.С.
Documents et extraits divers concernant l'histoire de Part dans la Flandre. 
Lille, 1836. P. 11.




217


Типичные рассуждения кабинетного ученого о временах, когда война была образом 
жизни. —
Ред.




218


«Деяния Фридриха I». —
Пер.




219


Иосиф Флавий, 37 — после 100, бывший командир иудейских повстанцев в Галилее, 
сдался римлянам и перешел на их сторону, за измену был приближен императором 
Веспасианом Флавием, получил таким образом к имени добавление Флавий, стал 
историком, описав Иудейскую войну 66–73 годов с проримских позиций (с элементом 
сочувствия к соплеменникам). —
Ред.




220


Они существовали всегда — у тюрок, до этого у славян, иранцев (сарматов, скифов,
 персов, мидян и т. д.), а до них — у киммерийцев (VII век до н. э.). —
Ред.




221


«Роман о Ру (Роллоне)». —
Пер.




222


Видимо, имеется в виду библиотека Честер-Битти. —
Пер.




223


Вацлав Святой (около 907–935 или 936) — чешский князь с 924 года, из рода 
Пржемысловичей. Способствовал распространению в Чехии христианства (по 
католическому обряду). Убит. Канонизирован церковью.
(Примеч. ред.)




224


Ленты
(лат.).
 —
Пер.




225


Гобелен (или, как иногда пишут, ковер) из Байё создан в XI веке, а «Песнь о 
Роланде» — в XII веке. —
Ред.




226


Это типичный щит норманнского (скандинавского), а также древнерусского типа, 
применялся пешими и конными воинами — это хорошо видно и на гобелене из Байё. —
Ред.




227


Ремень, который позволял носить щит переброшенным на спину. —
Пер.




228


«Со щитом на шее». —
Пер.




229


«Сад утех»
(лат.).
 —
Пер.




230


Военный музей. —
Пер.




231


Каликстинский кодекс. —
Пер.




232


Hewitt J.
Vol. I. P. 133.




233


Около 1377. —
Ред.




234


Вольфрама фон Эшенбаха. —
Ред.




235


Gay.
Glossaire Archeologique. I. 1887. P. 757.




236


Larson L.M.
The King's Mirror, Scandinavian Monographs. III. Ney York, 1917. P. 219.




237


«Трактат во славу императора». —
Пер.




238


Перевод Гильберта Эя на шотландский с французского книги Рамона Лалла о 
рыцарстве. —
Пер.




239


«Трактат во славу императора». —
Пер.




240


Конские доспехи были у иранцев, в частности парфян и сарматов. —
Ред.




241

Publications of the Bedfordshire Record Society. IX. Aspley Guise, 1924. P. 60.



242


«Турнир в Шовенси». —
Пер.




243


«Песнь о битве при Гастингсе». —
Пер.




244


Квадрат (
фр.
). —
Пер.




245


Самострел, или арбалет, был хорошо известен в Восточной Римской империи, прямой 
наследнице единой Римской империи; на Руси самострел применялся с X века, а 
западноевропейцы освоили его с XI века. —
Ред.




246


«Охота святого Хаделина» (
фр.
). —
Пер.




247


В данном случае широкий ремень, охватывающий грудь лошади и заправленный под 
подпругу. —
Ред.




248


Войлочная накидка на спину лошади. —
Пер.




249


Ныне на северо-востоке Польши. —
Ред.




250


Такие удары описываются в древнерусской «Повести о разорении Рязани Батыем», 
где русский богатырь Евпатий Коловрат рассек вышедшего на поединок татарского 
батыра Хостоврула «на-полы до седла», а затем таким же образом зарубил еще 
нескольких богатырей Батыя, после чего был убит камнями, выпущенными из 
камнеметов.
Изборник
. Всемирн. лит. Т. 15. С. 353.) —
Ред.




251


Gay.
Op. cit. P. 59.




252


Штаги — снасти, удерживающие парус в вертикальном положении, фокаштаги 
прикрепляются к фок-мачте. —
Пер.




253


Курс судна относительно ветра. —
Пер.




254


Таким образом отражались атаки тяжелой французской рыцарской конницы, например 
при Креси 26 августа 1346 года. —
Ред.




255


Французское войско графа д'Артуа насчитывало 10–12 тысяч, в том числе 2,5 
тысячи конных рыцарей, войско фламандцев — 13–20 тысяч пеших воинов. 
Французские рыцари, атаковавшие фламандцев, построившихся для боя в болотистой 
местности, с трудом преодолевали ручей, падали в вырытые «волчьи ямы» и 
уничтожались фламандцами, вооруженными длинными копьями. Французы потерпели 
поражение, потеряв до 4 тысяч убитыми. —
Ред.




256


Генеральные штаты были созваны дофином Карлом для изыскания средств на ведение 
войны и для выкупа плененного короля Иоанна II Доброго. —
Пер.




257


Настоящее имя Паоло ди Доно (1396 или 1397–1475), итальянский живописец 
флорентийской школы. —
Ред.




258


Традиция, считавшая, что человек определяется прежде всего его происхождением,
 — чисто индоевропейская и прослеживается у всех арийских народов с глубокой 
древности (например, у хеттов, иранцев, славян, индоариев, германцев, римлян и 
др.). —
Ред.





Фотографии



Фото 1.
Метательный топор франкского типа (франциска), возможно VI столетия, найденный 
во Франции, сейчас находится в Британском музее






Фото 2.
Франкский лучник начала IX века, облаченный, по-видимому, в рубаху из пластин с 
защитой бедер из того же материала. Рисунок из Штутгартской псалтири из 
Земельной библиотеки Вюртемберга





Фото 3
. Обоюдоострый меч с рукояткой, украшенной насечкой из серебра, и с буквами на 
перекрестье HI. На клинке, похоже, тоже существовала надпись. Возможно, это 
франкский меч IX–X веков





Фото 4
. Топор с серповидным лезвием — такой тип топора использовался викингами в XI 
веке. Найден в Темзе напротив Тауэра в Лондоне, сейчас находится в Лондонском 
музее





Фото 5
. Обоюдоострый меч, возможно германского происхождения, начала XI века. 
Хранится в сокровищнице кафедрального собора Эссена. Рукоять покрыта золотой 
филигранью, с эмалью и камнями в форме кабашона. Ножны изготовлены из золотой 
пластины и украшены рельефным узором





Фото 6.
Часть гобелена из Байё, показывающая последнюю атаку нормандской конницы на 
английские позиции в Гастингсе. Круглые щиты саксов лежат на земле. Возможно, 
английская работа до 1077





Фото 7.
Страница из Библии Мациевского (Мацейовская Библия), Франция (около 1250). 
Верхняя часть показывает бои конницы и штурм города. Пехота облачена в одеяния, 
похожие на гамбезоны (стеганые куртки) или акетоны





Фото 8.
Три фигурки из норвежского набора для шахмат, найденного в Уиг-Черче на острове 
Льюис, Гебридские острова (около 1200). У фигурки справа на голове шлем в виде 
котелка. У всадника защитные пластины на ушах и затылке





Фото 9.
Первая буква с изображением Христа из Уинчестерской (Винчестерской) Библии, 
Англия (около 1160–1170). Одеяния необычно большой длины, а рукава кольчуги 
оставляют неприкрытыми только пальцы





Фото 10.
Фигуры с фасада Ангулемского собора (около 1128) в рифленых шлемах; один шлем 
имеет длинный задний край для защиты спины





Фото 11.
Два рыцаря с западного фасада собора в городе Уэлс, Сомерсет, Англия (около 
1230–1240). Один рыцарь облачен в цилиндрический шлем с плоской вершиной, 
другой — в железную шапку особой формы





Фото 12.
Шлем, возможно середины XIII века, найденный в Шлоссберге у Даргена, Померания 
(Германия), находится в Музее германской истории, Берлин





Фото 13.
Панель серебряной раки Карла Великого в соборе Ахена, изготовленная между 1200 
и 1207. Панель иллюстрирует боевой головной убор, надеваемый под капюшон, шлем 
с защитой (пластинами) лица и шеи, а справа — седло глубокого типа





Фото 14.
Капитель, показывающая «Психомахию» в Нотр-Дам-дю-Пор, Клермон-Ферран, Франция 
(середина XII столетия). Справа показан предличник, свисающий вниз, а слева — 
предличник, закрывающий рот





Фото 15.
Рисунок Матвея Парижского или одного из его последователей-англичан (около 
1250) из Британского музея. Следует особо отметить необычную защиту ног и нечто 
похожее на защиту для плеч под одеянием





Фото 16.
Тяжеловооруженный воин из Йоркской псалтири, Англия (около 1170–1175). Сетка, 
надетая поверх кольчуги, до сих пор не имеет убедительного объяснения





Фото 17.
Фигуры, которые в XII столетии находились в Порта-Романа, Милан, а в настоящее 
время находятся в музее Кастелло-Сфорческо, Милан. Одна из фигур облачена в 
полные чешуйчатые латы





Фото 18.
Страница из Мацейовской Библии (Библия Мациевского). Жилет человека, сидящего в 
телеге в верхней части, возможно, является какой-то разновидностью нательных 
доспехов





Фото 19.
Миниатюра из английского «Апокалипсиса» (около 1250–1275). На человеке с мечом, 
показывающем пальцем, по всей видимости, нательный доспех, усиленный четырьмя 
круглыми пластинами





Фото 20.
Спящий страж с хранилища реликвий в Винхаузене, Германия (вторая половина XIII 
века). Его жакет, по-видимому, усилен рядами узких вертикальных пластин, 
прикрепленных с внутренней стороны





Фото 21.
«Паллас и Турн начинают сражение» из немецкого манускрипта начала XIII века 
поэмы Вергилия «Энеида». На рисунке изображен свободно стоящий гребень шлема и 
защита бедер, которую надевали под доспехи





Фото 22.
Так называемый меч Карла Великого в Луврском музее. Он, по всей видимости, 
относится к XII веку и использовался на протяжении многих столетий как меч для 
коронации королей Франции





Фото 23.
Меч распространенного во второй половине XIII века типа. Был найден в реке 
Уитем около Линкольна, сейчас находится в Британском музее





Фото 24.
Бронзовая оковка конца палицы, найдена на ферме Маттас, Финби, Сунд, остров 
Аланд, Финляндия, находится в музее города Маарианхамина (о. Аланд), Финляндия. 
По всей видимости, она была сделана во второй половине XII века, возможно в 
Рейнланде





Фото 25.
Тяжеловооруженные воины, лучники, арбалетчики и военные корабли (около 1200), 
из Liber ad honorem augusti Пьетро де Эболи, находящейся сейчас в городской 
библиотеке Берна