племен) и черные продолжали наступать… Нашему взору представала только стойкая 
стена тел, невозмутимо двигавшаяся вперед, которая затем под огнем шрапнели и 
«Максимов» внезапно задрожала и рухнула наземь… Но за ней возникла другая стена,
 и снова, и снова, и каждая двигалась вперед…»
Винтовки раскалялись от выстрелов до такой степени, что стрелки уже не могли 
держать их в руках, и их пришлось заменить другими, взятыми из резерва. 
Захлебывались очередями «Максимы», и белые облачка разрывов шрапнели то и дело 
расцветали над наступавшими ордами.
«Один старик с белым флагом вместе с пятью товарищами бежал к нам; все его 
сопровождающие были скошены одной пулеметной очередью, ему одному удалось 
приблизиться на расстояние метров 180 до строя 14-го полка. Но тут он схватился 
руками за лицо, ноги его подогнулись, и он рухнул, распластавшись, на землю 
рядом со своим знаменем». Нигде суданцы так и не смогли приблизиться к линии 
англичан и египтян, хотя близко к египтянам и упало несколько брошенных 
издалека копий, — стена огня из тысяч винтовок не дала им сделать этого. И все 
же они продолжали атаковать по всему фронту, совершая тысячи безнадежных 
бросков, не думая ни о чем другом, как только о том, чтобы приблизиться к своим 
врагам на расстояние удара копьем.
«Я видел, как смерть разила эту человеческую стену всей силой своих ударов, — 
записывал Черчилль. — Их отряды падали наземь дюжинами, а их воины сотнями. 
Шрапнель и пулеметы косили наступающих, проделывая широкие бреши в их рядах, 
бесформенные груды тел громоздились у них на пути. Мы видели, как разрывы 
шрапнели разметывают их ряды, но никто из них не повернул назад».
Несколько позже в тот же день Черчиллю пришлось стать свидетелем того, что 
дервиши могут совершить, сойдясь с противником, вооруженным таким же, как у них,
 оружием — копьем и мечом. Отбив атаку дервишей, 21-й полк двигался в 
направлении Омдурмана и, заметив цепь вражеских стрелков, развернулся в шеренгу,
 чтобы атаковать их в конном строю. Когда полк на всем скаку приблизился к 
окутанным пороховым дымом стрелкам, стало видно, что непосредственно за этим 
прикрытием находится неглубокая лощина, переполненная дервишами, в количестве 
по крайней мере 2000 человек. И в эту ждущую массу воинов врезались на полном 
скаку 350 всадников 21-го полка. Прорвали ее в нескольких местах, что, казалось,
 ничуть не смутило туземцев. Сабля и пика против меча и копья — это был тот 
способ военных действий, который они прекрасно понимали. Многие из дервишей 
бросались на землю и подрезали сухожилия коней, когда уланы проносились мимо 
них. Если кто-то из улан падал с лошади на землю или его лошадь валилась на 
землю вместе с ним, на него тут же наваливалась масса туземцев, которые 
буквально кромсали его на части. Меньше чем за пару минут уланы прорвались 
сквозь массу дервишей и поднялись на противоположный склон, но за краткие 
мгновения этой схватки они потеряли 22 человека убитыми и более 50 
тяжелоранеными. Почти все из прорвавшихся получили в схватке ранения той или 
иной степени тяжести, а 119 были убиты. Уланы начали было перестраиваться для 
второй атаки, но полковник, здраво рассудив, что еще одна попытка атаковать 
верхом оставшихся в лощине дервишей может привести к гибели всего полка, отдал 
своим подчиненным приказ спешиться и очистить лощину ружейным огнем.
Под сосредоточенным огнем пехоты и артиллерии дервиши вынуждены были с большими 
потерями отступить, но после боя в лощине было найдено лишь несколько вражеских 
тел. 21-й уланский полк был образован относительно недавно, и это была первая 
кампания, в которой он участвовал. Теперь он обрел свой собственный опыт атак и 
потерь, причем весьма значительных.
К концу дня на равнине лежало около 11 000 погибших дервишей, а около 15 000 из 
них, по приблизительным оценкам, было ранено. В рядах англо-египетских 
пехотинцев 27 человек было убито и 324 ранено. Сравнение этих чисел с потерями 
21-го уланского, лишившегося около четверти личного состава и одной трети 
лошадей, и потерь противника — около 200 дервишей было убито и ранено — даст 
возможность понять, что были способны свершить эти воины пустыни одним только 
холодным оружием.
Во второй половине дня остатки армии дервишей начали отступление, разбившись в 
отчаянном броске о град летящего им навстречу свинца. Эмир Я куб и его 
телохранители — четыре сотни храбрейших воинов — лежали мертвыми рядом с черным 
штандартом, а халиф, несколько дней безуспешно пытавшийся оторваться от идущей 
по пятам за ним погони, в конце концов разделил его судьбу. Подобно многим из 
своих единоверцев, поняв, что от погони ему не уйти, он развернул свой 
молитвенный коврик и опустился на него на колени, чтобы умереть, вознося 
молитву Аллаху и проклиная своих врагов.
На наблюдателей, присутствовавших во время сражения, произвело глубокое 
впечатление совершенное равнодушие солдат халифа к ранениям и смерти. 
Определенную роль в этом сыграл их религиозный фанатизм, но халиф, 
необразованный и кровожадный воин, не обладал ни одной из мистических черт 
личности Махди. Преданность своим правителям и своему эмиру, природная 
стойкость дикарей, живущих в самых примитивных условиях, да еще огромная отвага,
 выработанная голами непрерывных войн, сделали остальное.
Мрачные годы правления режима дервишей создали ему многочисленных врагов среди 
их собственного народа: суданские полки на британской службе отличились во 
многих битвах. В годы Второй мировой войны они участвовали в боях в Эритрее, 
Эфиопии и Ливии.



ЭФИОПЫ