подобии сострадания ни к одному живому существу, но, как широко использовавший 
коней народ, они, без сомнения, тщательно ухаживали за своими лошадьми, 
насколько это позволяли обстоятельства. Без подобного ухода никакие переходы 
конницы на дальние дистанции с той скоростью, которую развивали орды Чингисхана,
 были бы невозможны.
Перед сражением войско выстраивалось в пять рядов на значительном расстоянии 
один от другого. Копьеносцы и лучники сочетались таким образом, чтобы достичь 
максимального эффекта от обстрела и удара конницы. Копьеносцы, занимавшие два 
первых ряда, были облачены в полный доспех, их кони также несли на себе кожаное 
защитное облачение. Три последних ряда занимали лучники. В начале боя они 
выдвигались вперед через промежутки в передовых рядах, чтобы осыпать врага 
стрелами и снова занять свои места позади копьеносцев до начала атаки.
В войске царила строжайшая дисциплина. Каждый воин должен был помогать своим 
товарищам, отбивать их, если тех пытались взять в плен, помогать им в случае 
ранения и никогда не поворачиваться спиной к врагу, если только не давался 
сигнал к отходу. Каждое самое малое подразделение из десяти человек, таким 
образом, было тесно сплоченной группой, образованной из людей, годами живших 
вместе и вместе сражавшихся, могущих всегда надеяться на товарищей. 
Современники отмечали, что «если один, или два, или три воина из десятка 
пустятся в бегство вдень битвы, все остальные будут казнены… и если двое или 
трое из группы в десять человек пустятся в притворное бегство, а остальные не 
последуют за ними, то отставшие также будут казнены».
Мусульманский летописец писал: «Столь велик был страх, который Аллах вселил во 
все сердца, что случалось так — один-единственный татарин въезжал в селение, в 
котором жило много людей, и убивал их одного за другим, причем ни один человек 
не осмеливался оказать сопротивление». Смирение не присуще людям Запада, и 
европейцу трудно представить себе состояние людей, покорно идущих на бойню.
Пленники, захваченные монголами, либо отправлялись в долгий и тяжкий путь на их 
родину — причем в пути они умирали тысячами, — либо использовались в качестве 
живого щита при взятии следующего города. Когда монголы возвращались в свои 
степи, они обычно убивали всех тех, кого несколько раньше щадили, чтобы те 
служили им.
Такова была политика монголов — основы которой были заложены самим Чингисханом, 
— что никаким людям не позволено было выжить, чтобы организовать какое бы то ни 
было сопротивление. Города и селения, которые могли бы стать объединяющими 
центрами, разрушались, а их системы орошения, сады и возделанные поля 
методически уничтожались. Часто трудившиеся на полях жители щадились до того 
момента, когда созревал урожай, а потом они и их семьи также уничтожались.
Во время своих завоевательных походов монголы настолько тщательно соблюдали 
этот принцип поголовного истребления жителей, что даже внезапно появлялись в 
уже обезлюженных районах, проверяя, не остались ли выжившие их обитатели и не 
вернулись ли они в руины своих жилищ.
Такой же террор применялся ими и в отношении правителей страны или племени — те 
члены правящего дома, которые пытались сопротивляться волне монгольского 
нашествия, преследовались и уничтожались. Такая судьба постигла Мохаммеда, шаха 
великого Хорезмского ханства. Один из столпов ислама, он в конце концов смог 
найти укрытие на острове Каспийского моря, где вскоре и умер, сломленный и 
нищий. О его преследовании известно, что погоня за ним была столь яростной, что 
несколько разгоряченных ею монголов, преследуя верхом его уплывающую лодку, 
въехали на своих конях в воду и рвались за ней до тех пор, пока не утонули.
Другие правители погибали в бою или во время бегства их приверженцев. Бела, 
король Венгрии, сумевший спастись во время рокового для него сражения на реке 
Сайо (так называемая Мохийская битва), когда были уничтожены его армия и его 
королевство, был вынужден постоянно скрываться, меняя укрытия, а его 
преследователи гнались за ним вплоть до побережья Далмации. Когда же король 
попытался скрыться на одном из прибрежных островов, монголы достал и лодку и 
последовали за ним. Король все же смог оторваться от них и вернуться на материк,
 но погоня продолжилась и там. Загнанный монарх скрывался от своих 
преследователей, переезжая из города в город, и в конце концов снова попытался 
скрыться в архипелаге островов. Нет сомнения, что неумолимые преследователи в 
погоне за ним были готовы обыскать всю Адриатику, но получили приказ вернуться 
и присоединиться к общему отходу монгольских войск, возвращавшихся на родину.
Ленивые некогда кочевники, ставшие уже испытанными воинами, обрели теперь то, 
чего им раньше недоставало — дисциплину и организацию. Нелегко было обитателям 
вольных степей научиться этому, но над ними довлела железная воля их 
предводителя, и их энергия многократно умножилась. Против их объединенной силы 
не могло устоять никакое отдельно взятое племя, и по мере того, как возрастала 
их мощь, соответственно ей росли и самонадеянность и амбиции того неукротимого 
человека, который предводительствовал ими. Они уже больше не были презренными 
пастухами, с восхищением взиравшими на китайских императоров, правивших за 
Великой Китайской стеной, и обреченных быть натравливаемыми друг на друга. 
Теперь все эти племена — ойроты, тангуты, меркиты, татары — с гордостью 
называли себя монголами. И по мере того, как объединенная армия уходила все 
дальше и дальше, в их родных степях воцарялся мир, женщины и дети пасли стада 
скота и играли среди юрт, твердо зная, что. когда на горизонте появятся 
верховые воины, это будут друзья, а не враги. Поскольку прежние враждовавшие 
между собой племена слились в великую монгольскую армию, старые разногласия и 
кровная вражда теперь были забыты. А чтобы вселить уверенность в то, что они не 
оживут вновь, их хан провозгласил, что все межплеменные споры должны быть 
прекращены, а вражда монгола с монголом будет отныне считаться преступлением.