| |
то, чтобы из года в год гнать своих подчиненных по раскисшей грязи под
кинжальный огонь пулеметов и бросать их на колючую проволоку.
Нет ничего удивительного в том, что политики стали задавать вопросы
профессиональным военным. Их подвигли к этому удручающе длинные списки убитых и
раненых, павших за какие-нибудь несколько ярдов вражеских траншей, бездействие
возлюбленной кавалерии (сэр Дуглас Хейг, главнокомандующий, был кавалеристом),
сконцентрированной в тылу и с нетерпением ожидавшей команды броситься в
«прорыв», которая так никогда и не прозвучала, ибо «прорыва» не было. Все
попытки найти путь в обход длинных стен из набитых песком мешков и колючей
проволоки, протянувшихся от Альп до Северного моря, не встречали никакого
понимания в штабах Западного фронта. Дерзкие и вдохновенные предприятия,
подобные десанту в Галлиполи, — который едва не закончился успехом, а
закончившись им, совершенно изменил бы мир, в котором мы ныне живем, —
клеймились как отвлекающие маневры. Не оставалось ничего другого, как только
тупо бросать армии на штурм укреплений на Западе, которые со временем
превратились в сосредоточение траншей, бетонных дотов, укрытий и колючей
проволоки.
Простой пример демонстрирует, сколь мало воображения имели военачальники.
Командование артиллерии в мирные дни полагало, что расход боеприпасов в десять
снарядов на одно орудие в день вполне достаточен. Британские экспедиционные
силы отправились на войну, имея при себе около 400 полевых орудий. В период
кровавого сражения при Пашендейле 3000 британских орудий, многие из которых
были крупного калибра, выпустили 4 250 000 снарядов! Великий Китченер считал,
что двух пулеметов на батальон вполне достаточно для решения боевых задач, а
больше четырех — так вообще роскошь. В 1918 году каждый батальон имел 36
пулеметов.
Не важно, что сильный артобстрел перепахивает воронками поле боя так, что
наступление пехоты значительно замедляется. Или, что многократно доказано, как
бы ни был интенсивен артобстрел, расчеты пулеметов, укрывшись в глубоких
убежищах, вполне могут выжить и, выбравшись после окончания обстрела, начать
косить из своего оружия наступающие цепи пехоты. Сэр Уинстон Черчилль в своей
книге «Мировой кризис» приводит пример атаки британской 8-й дивизии во время
наступления на Сомме. Ее солдаты в количестве 8500 штыков пошли в атаку
несколькими цепями после интенсивной артподготовки на участок, оборонявшийся
окопавшимися солдатами 180-го германского пехотного полка — численностью около
1800 человек. Уже через два часа дивизия потеряла 5492 солдата и офицера.
Потери немцев составили 281 человек! Несколько ярдов траншей, захваченных в
ходе наступления ценой стольких жизней, были отбиты немцами еще до захода
солнца.
Но с другой стороны, официальные германские источники вполне ясно дают понять,
что воздействие британских артобстрелов на моральный дух германских солдат было
весьма значительным — один штабной офицер писал, что «Сомма стала могилой для
германской полевой армии», а другой признавал, что «в ходе сражения на Сомме в
1916 году немецкие солдаты проявили дух героизма, который никогда больше не
проявлялся в дивизии (27-й Вюртембергской), сколь бы высокой ни оставались ее
боевые возможности вплоть до конца войны».
Английская форма 1914 года. Противогаз был принят на вооружение в 1915 году,
плоская фуражка была заменена в 1916 году стальной каской. В дополнение к
винтовке и штыку пехотинцы получили легкий и эффективный ручной пулемет Льюиса
с дисковым магазином. Для преодоления многочисленных и глубоких проволочных
заграждений и для борьбы с плотным пулеметным огнем был изобретен танк —
предшественник бронетанковых сил наших дней
На протяжении всей войны, похоже, руководящие деятели из военного министерства
решили зарекомендовать себя самыми непримиримыми противниками всяких новшеств.
Но справедливости ради надо сказать, однако, что всякий новый вид вооружения
(первоначально принятый с нежеланием) после того, как он доказал свою ценность,
появлялся в громадных количествах, так что рядовые солдаты, по крайней мере,
могли быть уверены в том, что их потребности в оружии будут удовлетворены с
изрядным превышением.
Так называемый «танк», например, название которого появилось как условное
наименование для экспериментальных моделей, был первоначально отвергнут
«экспертами» военного министерства, дальнейшая же разработка его состоялась
лишь благодаря личной энергии и предвидению Уинстона Черчилля, то есть
благодаря руководству военно-морского флота!
[39]
Министерство военного снабжения, во главе которого тогда стоял пылкий Ллойд
Джордж, в конце концов взяло на себя его дальнейшую разработку. Во время
официальных испытаний в присутствии министров и других крупных деятелей первая
машина показала хорошие результаты. Даже слишком хорошие, потому что еще до
того, как она была запущена в серийное производство и выпущена в количествах
достаточных для достижения желаемых результатов, лишенный воображения Хейг
затребовал на фронт немногие уже изготовленные образцы, так что несколько позже
Ллойд Джордж написал: «Крупная тайна была продана за стоимость руин небольшой
деревушки на Сомме, которая не стоила всех усилий отбить ее у врага».
|
|
