меня дополнительным сообщением: “Мы отправимся не раньше половины одиннадцатого.
 Мы хотим разбить лагерь в полночь”. “Хорошо”, — сказал я, поскольку уже дал 
обещание их отвезти. Хотя мне, взрослому человеку, было не очень разумно лазить 
по снегу среди ночи при десяти градусах мороза.
        Мы сели в машину, и сын огорошил меня еще одним сообщением: “Я пообещал 
остальным ребятам, что ты их прихватишь”. Оказалось, остальные ребята ожидали 
нас в поселке Уэйн. Мы затолкали в машину большой чемодан со всем снаряжением и 
втиснулись сами.
        По дороге к лагерной стоянке один парнишка спросил моего второго сына: 
“Ланс, что ты делал сегодня вечером?” — “Ходил в школу, там девчонки устроили 
благотворительный аукцион своих домашних завтраков”. Что тут началось, ребята 
всласть поиздевались над Лансом. Надо же, умный парень, а клюнул на какой-то 
аукцион. Они отругали его за то, что убухал приличные деньги на какой-то 
девчонкин завтрак. Тут кто-то спросил: “А чей ты завтрак купил?” Когда Ланс 
ответил: “Карен” — со всех сторон вдруг раздались восхищенные восклицания: 
“Жаль, я не допер!”... “Ну, ты даешь!”... “Не слабо!” ... “Во, везуха!” — и 
прочие одобрительные возгласы на современном молодежном жаргоне.
        Я слушал и думал, почему покупка завтрака Карен оказалась таким стоящим 
делом, но помалкивал.
        Когда мы прибыли на место, ребята перелезли через трехметровый сугроб и 
поставили палатку. Ночевали они в спальных мешках. В субботу утром они 
позавтракали, а обед приготовили на костре. В вокресенье вечером я за ними 
приехал.
        Доставив ребят домой, я уединился с Лансом в одной из комнат и спросил: 
“Ланс, когда ты сказал ребятам, что был на школьном аукционе, они подняли тебя 
на смех, как они тебя только не честили: и дурак, и идиот, и болван, и придурок.
 Издевались сколько душе было угодно. Но когда кто-то спросил, чей завтрак ты 
купил, и ты ответил: Карен, — они все сразу стали тебе завидовать. Хочу задать 
тебе несколько вопросов, только отвечай на них точно. Карен красивая?” — “Не, 
серая как забор.” “Вероятно, она хорошая спортсменка, в волейбол играет?” — “Да 
ну, самая неуклюжая в школе”. “Может, она привлекательная как личность?” — “Да 
что ты, ее никто не любит”. “Блещет умом?” — “Как же! Тупица из тупиц!” Я 
исчерпал все возможные догадки, почему завтрак Карен явился объектом такого 
вожделения. “Объясни мне, наконец, почему ты купил ее завтрак?” — “Она самая 
толстая девчонка в школе. У нее в коробке были четыре апельсина, четыре банана, 
четыре куска пирога, четыре куска торта и восемь бутербродов с ореховым маслом 
и студнем. А я ем быстрее, чем она”. (Эриксон смеется. Группа смеется.)
        Разве это не яркое подтверждение того, что путь к сердцу мужчины лежит 
через его желудок?
        Когда Берту (старший сын Эриксона) исполнилось семнадцать, он пошел 
служить на флот. Отслужив срок, Берт вернулся домой и вскоре после возвращения 
как-то спросил меня: “Папа, что ты думаешь о Ронде?” — “Практически ничего”, — 
ответил я. “Пап, ты же знаешь, о чем я. Ну, что ты о ней думаешь?” — “Честно 
говоря, я о ней вообще не думал. Если задуматься, то хорошенькая девушка и 
весьма неглупая”. На что мой сын, уже с некоторым возмущением, повторил: 
“Послушай, пап, ты же знаешь, о чем я. Почему не отвечаешь прямо?” Я ответил: 
“Если ты знаешь, о чем ты, так задай вопрос так, чтобы и я понял, о чем ты”.
        “Папа, как ты думаешь, если Ронда выйдет замуж, она тут же обзаведется 
кучей детей? И весь день будет шлепать по дому в халате, тапках и бигуди в 
волосах? А когда муж придет с работы, она встретит его жалобами, что на детей 
нет управы, и стирки невпроворот, и прочее в том же духе?” “Берт, — заметил я,
 — ты знаешь ее мать, и я знаю ее мать. Так что ее учительница нам хорошо 
известна. Скорее всего, Ронда будет жить по тем же правилам, что внушили ей с 
детства”.
        Десять лет спустя, оказавшись в Мичигане, Берт случайно встретился с 
Бобом, своим старым другом еще с бойскаутских времен. “Привет, Берт, — 
обрадовался приятель. — Кстати, ты знаешь, что я женился на Ронде, твоей 
школьной пассии? Приходи к нам на обед сегодня”, — пригласил Боб. “Нам, пожалуй,
 следует позвонить Ронде и предупредить ее, как ты думаешь, Боб?”, — предложил 
Берт. “Нет, давай устроим ей сюрприз”.
        Стоило им переступить через порог, как Ронда выпалила: “Привет Берт. 
Боб, ребята совсем расхворались, а в холодильнике нет ни крошки”. На что Боб 
привычно ответил: “Не волнуйся, Ронда. Мы с Бертом пойдем куда-нибудь и 
перехватим по гамбургеру”. Было ясно, что подобная встреча для него в порядке 
вещей. (Эриксон обводит глазами группу и улыбается.)
        Как-то летом решили мы со своими ребятами пойти поплавать. Стали 
надевать плавки в спальне. Ланс случайно глянул на голого Берта и воскликнул: 
“Мать честная, Берт, да ты стареешь!” С чем Берт скромно согласился. У него на 
лобке выросли два волоска. (Эриксон смеется.) Что же это еще, если не признак 
приближающейся старости!
        Берт задумал жениться. Решив, что вполне готов для серьезного шага, он 
раздобыл ветхий грузовичок с проржавленной крышей и стал приглашать на свидания 
девушек из университета и отовсюду, где удавалось их встретить. Он катал их на 
своем грузовике и убеждал каждую, что ржавчина (которая сыпалась с крыши) очень 
красиво смотрится в ее волосах. Девушки редко соглашались на второе свидание. 
Ржавый грузовик, конечно, не предел мечтаний для девушки.
        Берт приобрел себе домик в Гарден Сити, рассудив про себя: “Я молодой, 
крепкий, могу работать на двух работах и выплачу стоимость дома, пока еще молод 
и силен. Если моей будущей невесте дом понравится, мы в нем и останемся, а если 
нет, то его стоимость послужит взносом за другой дом, который она выберет сама”.