час беседы изнурил пациентку, и она явно потеряла к ней интерес уже в первые 15 
минут, хотя ее муж все еще продолжал рассказ о ее болезни. Интерес и желание 
мужа видеть ее здоровой не вызвали никаких сомнений, но общая ситуация 
показывала, что вопрос о каком-то улучшении, если оно вообще возможно, зависит 
от настойчивости ее усилий. Поэтому, прежде чем они ушли из кабинета, пациентку 
заставили дать торжественную клятву, что она будет во всем сотрудничать с 
автором; ее предупредили, что "хорошее лекарство всегда горькое на вкус", и что 
ей не всегда будет доставлять удовольствие выполнять инструкции терапевта. Она 
пожала плечами, и после нескольких попыток, заикаясь сказала: "Я сделаю это", и,
 когда ее спросили, не имела ли она в виду, что сделает все, что ее попросят, 
она энергично кивнула головой.
Вскоре ее отпустили, и она, качаясь и спотыкаясь, вышла из кабинета, вызвав 
выражение тревоги на лице мужа, которому затем были даны соответствующие 
указания. Так как его работа требовала частых отлучек из дома, автор 
договорился с ним, что при его жене постоянно будет находиться сиделка, которая 
также будет выполнять роль ассистента автора. Родственница, которая 
сопровождала пациентку, сама вызвалась выполнять это поручение, и беседа с ней 
привела к заключению, что она будет идеальным человеком для выполнения любого 
плана лечения, разработанного автором.
Три дня автор усилено раздумывал над тем, что делать с этой пациенткой, у 
которой, очевидно, поврежден мозг в результате кровоизлияния, с остаточными 
явлениями пареза, с выраженными симптомами афазии и алексии, с таламическим 
синдромом, по поводу которого ей была сделана операция без заметных признаков 
улучшения, которая уже в течение 11 месяцев находится в состоянии отчаяния и 
беспомощности. Автор был почти согласен с плохим прогнозом на будущее у этой 
женщины, который дали ведущие неврологические клиники страны. Все это привело 
автора к заключению, что нужно исследовать экспериментально возможность помочь 
пациентке, объединив гипноз, психотерапевтические методы, использовав хорошо 
разработанную ее собственную модель крушения надежд и принципы работы Денгли, 
который экспериментально доказал, что утрата способности к обучению зависит от 
объема корковых поражений, а не от их локализации.
Основной смысл этого решения заключался в том, что у пациентки создалась хорошо 
разработанная модель крушения надежд и отчаяния, которые, если правильно их 
использовать, могут стать движущей силой для формирования очень выраженной 
эмоциональной реакции, что приведет к коррекции симптомов.
Этот план был комплексным и сложным; иногда он менялся не только со дня на день,
 но даже в течение одного дня, так что, если не считать некоторых моментов, 
пациентка никогда не знала, чего ждать от автора, и даже то, что было сделано, 
часто для нее, казалось, не имело смысла. В результате у пациентки всегда 
поддерживалось состояние ожидания, поиска, борьбы, состояние разрушенных надежд,
 эмоциональное состояние, в котором гнев, замешательство, отвращение, 
нетерпение и горячее желание взять все в свои руки и делать все упорядоченным, 
разумным образом стали преобладающими чувствами. (Во время написания этой 
статьи пациентка очень интересовалась тем, что будет включено в эту работу, и 
несколько раз говорила: "Ох, и ненавидела же я вас; вы приводили меня в ярость, 
и чем злее я была, тем больше старалась").
Так как в решении этой клинической проблемы все обычные средства оказались 
неэффективными, то лечение носило характер клинического эксперимента. Однако, 
поскольку состояние пациентки было критическим, то не было возможности 
оценивать действительную пользу каждой в отдельности из многочисленных, 
изобретенных автором процедур. Можно было согласиться с компетентными 
специалистами известных в стране клиник в их оценке будущего прогноза 
заболевания у пациентки, как очень плохого, фактически безнадежного, о чем 
говорили и реальные результаты проводимого лечения.
К счастью, сиделка пациентки была очень разумным человеком, очень 
заинтересованным в этой ситуации, очень контактной, с удивительно хорошо 
поставленной речью, свободно владеющая современным языком. Этим и 
воспользовался автор в качестве своего терапевтического подхода, не знакомя с 
его целями и деталями саму пациентку.
На первом сеансе автор сказал пациентке, что она должна собрать всю свою волю, 
все свои физические и душевные силы, чтобы слушать внимательно каждый вопрос, 
который задает ей автор и приложить все усилия, чтобы на него ответить, каким 
бы странным он ни был. Пациентка в знак согласия кивнула головой, и ее спросили 
полное имя мужа. Прежде, чем она закончила свои первые попытки произнести его 
вслух, сиделка очень быстро назвала его имя, возраст, место рождения, что и 
записал автор с серьезным выражением лица так, как будто это сказала сама 
пациентка. Так же четко и медленно автор спросил у пациентки ее полное имя, 
включая и девичью фамилию. И снова сиделка, пока пациентка боролась со своими 
губами и языком, назвала имя, возраст, адрес и т. д. Продолжая в том же духе, 
автор серьезно задавал пациентке вопросы и записывал ответы на них, делая вид, 
что это ответы самой пациентки, некоторые из которых были намеренно 
приблизительными и даже ошибочньми. Постепенно удивление пациентки сменилось 
гневом и яростью, особенно тоща, когда стали даваться ошибочные ответы и даже 
неправильные сведения.
В конце часового периода автор заметил небрежно пациентке: "Вы сердиты, как 
мокрая курица, не так ли?", на что сиделка ответила очень воодушевленно, что 
ничего подобного с Энн не произошло. Автор продолжал: "А вы действительно не 
хотите сюда приходить больше, не правда ли?" И снова сиделка торжественно 
заверила автора в обратном в то время, как пациентка в ярости дрожащими губами 
пробормотала: "Я об-беща-обещала", -- и вышла из комнаты. Было заметно, что ее